Так что Николаю Павловичу я был рад, пусть сопровождает.
И вот в назначенное время мы сошли на берег (натерпелся же я страху!) и сели в первый попавшийся экипаж, случайно оказавшийся в порту. Хороший экипаж, поместительный. Я сижу рядом с Николаем Павловичем, вольготно, без стеснения, напротив нас мсье Пьер с дядькой Климом. Тоже поместились, хотя дядька Клим человек корпулентный, пудов на пять, на пять с половиной потянет.
И лошади хорошие, я уже стал немножко разбираться в лошадях. Как не разбираться, если куда ни глянь — лошади. Автомобили же пока даже не роскошь, а диковинка. Как слоны. У нас в Царском Селе живет слон, натуральный. Забавный, да, но опять же — держать слона для семейной утехи мне кажется излишеством. Я потихоньку склоняю Рара передать его в зоопарк, и вообще — сделать Петербургский Зоопарк лучшим зоопарком мира!
Он воспринимает это как детскую прихоть, но сказал, что подумает.
Пусть думает. Забот у Государя и в самом деле много. Не до зоопарков. Но если я доживу пусть не до короны, а хотя бы до совершеннолетия, то непременно сделаю столичный зоопарк если не лучшим в мире, то одним из. А так да, детская прихоть. Там, в двадцать первом веке, я никогда не был в зоопарке. Как-то не пришлось. Не до зоопарков было.
И вот едем мы неспешно, улицы неширокие, но, по счастью, встречных колясок нет. И тут я решил блеснуть.
— Господа, господа! Я не вижу счётчика!
— Какого счётчика, ваша императорское высочество? — спросил капитан Саблин.
— Определяющего таксу за проезд. В Ревеле, читал я, все извозчики обязаны иметь в своих экипажах счётчики, и взимать плату за проезд согласно показаниям оных, — процитировал я брошюрку «Достопримечательности Ревеля», издание одна тысяча девятьсот одиннадцатого года, которую держал в руке. — И вот я его не вижу, счётчика. Смотрю, и не вижу.
— Это бывает, Ваше императорское высочество, — ответил Саблин. — Закон об установке счётчиков приняли, но не все извозчики смогли их установить. Пока. Нехватка счётчиков. Своих не производим, завозим из Германии.
— Не вытанцовывается, — сказал я любимую присказку Рара. — Посмотрите: коляска отличная, лошади отменные, а счётчик извозчик себе не достал? Не верю.
— И что же из этого следует, Ваше императорское высочество? — мы были на людях, и мсье Пьер сменил mon Prince на титул подлиннее.
— Из этого следует, что нас везёт не настоящий извозчик, — ответил я. — И дальше самое интересное. Либо это лихой человек, задача которого завезти нас в укромное место, где его сообщники нас ограбят, или даже убъют. Или похитят — меня, например. Либо, напротив, это человек хороший, и приставлен к нам вместе с экипажем для вящей безопасности. И в первом, и во втором случае под извозчицким фартуком у него револьвер. И как выходить из этой ситуации, прямо не знаю. Я безоружен, и ни разу не ихэтуань. Ихэтуани, те да, те, судя по книжкам, мастера рукопашных боёв, даже дети.
— Я, Ваше императорское высочество, состою при генерал-губернаторе Эстляндской губернии, его превосходительстве Измаиле Владимировиче Коростовцеве, — сказал, не оборачиваясь, извозчик. — Господин Коростовцев выделил и экипаж, и меня, в ваше полное распоряжение. И да, вы правы, револьвер у меня есть. Времена сейчас спокойные, не то, что прежде, но с револьвером они спокойнее вдвойне. А счётчика в коляске нет, это вы верно подметили, Ваше императорское высочество. Нужно будет учесть на будущее.
— Вы, Ваше императорское высочество, прямо Шерлок Холмс, — польстил мне капитан Саблин.
Но я не возгордился. Ничего особенного. Я с самого начала не верил, что меня отпустят в Ревель инкогнито. Непременно организуют охрану. И признаки этого начались с самого начала. С извозчика в порту, на территорию которого обыкновенного городского извозчика просто не пустят. Всякие говорящие мелочи: счётчика нет, а Саблин о цене не рядится. И полицейские едят нас глазами, и разве что честь не отдают. И выметенные улицы, и отсутствие пьяных, и много чего ещё — хотя, может, для Ревеля это норма? Мама, когда рассказывала о поездке в Таллин, тоже удивлялась: пьяных не видно, и на улицах чисто, а уж она никак не особа императорской крови, ради нее город бы не прихорашивали.
— Ну, если я под надежной охраной, то вы… как вас называть, простите?
— Зовите запросто Игнатом, для конспирации, — ответил извозчик, и я решил, что у Игната за спиной минимум гимназия.
— Тогда, Игнат, вези нас обычным маршрутом любопытного путешественника. Но чтобы ногами ходить мало.
И он повёз. Точно тем путем, который рекомендовался в брошюрке. То ли он её читал, то ли писал, поди, разберись.
Я смотрел налево, смотрел направо, смотрел вверх. Сказка? Скорее да, чем нет. Но сказка, нуждающаяся в хорошем ремонте. Покрасить, поштукатурить, побелить… Чувствуется небрежение. С другой стороны, это в советское время была мода на старину: Кижи, Суздаль, в Таллине туристы ходили по Старому Городу, а новостроек сторонились. Сейчас же люди смотрят в будущее, что им старина. Людям нужны широкие проспекты, огромные кинотеатры, универсальные магазины. Заводы нужны, фабрики — и они этим занимаются. А ремонт, что ремонт. Не убежит ремонт, но сначала следует электричество всюду пустить! Водопровод! Канализацию!
И пускают. По мере сил.
Народ в целом живой. В смысле — не угрюмый, скорее, активный. Занятый делом. Изредка встречал гимназистов в белых ферязях. Да, белая ферязь потихоньку входит в моду. Особенно у детей потомственных дворян. Но и другие не остают.
Настроение потихоньку поднялось. На ратушной площади я попросил остановить экипаж, и тут же, в коляске, набросал эскизы ратуши, аптеки, в общем — городской пейзаж. Разместил и горожан, одетых в средневековое платье, ну, как бы средневековое.
А потом я устал.
Рисование — это не в теннис играть, не на байдарке от «Штандарта» к острову ходить. Но тоже затратное дело.
Возвращаться на «Штандарт» не хотелось. Мне бы отдохнуть немного, и продолжить прогулку, потому что когда это я ещё попаду в Ревель, если вообще когда-нибудь попаду?
Мы поехали в отель. Выбрал опять я, по брошюрке, «Золотой лев». В нём когда-то останавливался прадедушка, Александр Николаевич. Что годилось для него, сгодится и для меня, тем более, я там не ночевать буду, а так… дух перевести.
Встретили нас вежливо, но не более. Не ждали. В смысле — не ждали визита Наследника. Предложили для отдыха кабинет, то есть отдельный покой для принятия пищи и отдыха — это я всё цитирую брошюрку.
Прошли в кабинет. Все, за исключением кучера Игната, ему это не по чину.
Ничего особенного — или я просто обвыкся с роскошью.
— Вы, господа, заказывайте, заказывайте, на меня не смотрите, — сказал я. Действительно, что на меня смотреть: я себе заказал тёртую репу пополам с тёртым яблоком. Не сам заказал, мальчики не должны этого делать, а через мсье Пьера.
А пока кушанья готовили (спутники мои предпочли еду поплотнее), я взялся за газеты, что доставил лакей. Кстати, поначалу я стыдился этого слова, оно казалось мне унизительным, нехорошим. А потом ничего, привык. Горничная же нормальное слово? Шофёр? Фотограф? Санитар? Вот и лакей — нормальная профессия для этого времени, и нормальное слово. Потом да, потом лакеи в России вывелись, как вывелись сестры милосердия, дворники, гурьевская каша, газета «Новое время» и духи «Коти». Много чего вывелось. Или заменилось тем же, да не тем. Сестра милосердия, например, и медицинская сестра — даже не кузины. Знаю, опыт есть.
Начал я с «Нового времени». И на первой же странице сенсация! Капитан Колчак встречается с капитаном Седовым! Это почти как встреча Стэнли с Ливингсоном. Нет, это гораздо значительнее! Ура!
Что встреча состоялась, я знал ещё вчера, радист «Штандарта» держал связь с Адмиралтейством. Важно было, как поднесёт это пресса.
Пока подносит как нужно. Спасательная экспедиция, четыре дня назад встретившая «отряд связи» капитана Захарова, посланный Седовым, взяла всех на борт, и направилась к месту зимовки «Святителя Фоки» (хозяин «Нового Времени» благоразумно умолчал о переименовании шхуны). И застала экипаж в полном здравии, а шхуну в целости и сохранности! Разве не триумф? Триумф!
