— Могу я спросить, почему вы решили спасать экспедицию капитана Седова?

— Можете. Прошлым летом Papa читал нам о том, что смелый капитан Седов решил покорить Северный полюс. Это меня заинтересовало, я стал воображать себя… нет, не капитаном, конечно, а погонщиком собак. Каюром.

А потом я болел. Тяжело. И в бреду видел…    Видел, конечно, бред. Будто экспедиция погибает. И решил, что если выздоровею… когда выздоровею, — поправился я, — то пошлю корабль на помощь. Чтобы вывезти всех назад, не дать погибнуть.

— Но почему вы, ваше императорское высочество, решили, что экспедиция в опасности? Зимовка — дело в таких случаях обыкновенное. Перезимуют, а потом продолжат поход к Полюсу.

— Я внимательно изучил материалы, Александр Васильевич. Газеты прежде всего. И я утвердился во мнении, что с экспедицией дело неладное. Во-первых, со шхуны, которую зафрахтовал Седов, списался весь экипаж, и Седову пришлось спешно набирать новый. А экипажи ни с того, ни с сего не списываются, значит, они что-то знали, что-то видели. Далее, во время стоянки у поселения Ольгинское с корабля списалось пятеро из новой команды — значит, дело и в самом деле нехорошее. Они вернулись на рейсовом пароходе, и рассказали, что на шхуне нехватки всего —    угля, теплой одежды, утвари, и очень плохо с продуктами: мало, гнилые и негодные.

Я рассмотрел заявку Седова в Главное Гидрографическое управление. Точнее не я, я бы ничего не понял. Смотрели опытные люди, взрослые. По моей просьбе. Они сказали, что эта заявка — заявка смертника. Вероятность того, что Седов сумеет достичь полюса ничтожна, и потому управление данную экспедицию сочло невозможной.

Седов пошёл к Полюсу на свой страх и риск. Но он ведь не один пошёл, с ним люди.

И потому я решил, что необходима спасательная экспедиция, именно сейчас, в навигацию этого года.

— А если с экспедицией Седова всё в порядке?

— Это было бы лучшим исходом, Александр Васильевич, лучшим исходом. Спасательную экспедицию я представляю так: фрахтуется хороший, крепкий, надежный корабль с мощной паровой машиной, лучше всего — ледокольный пароход. С началом навигации вы идете к Новой земле, где, вероятнее всего, и зимует Седов. На месте вы определяете, в каком состоянии находится экспедиция капитана Седова. Если сочтёте, что в удовлетворительном, что она может продолжать свою деятельность, то желаете им удачи. Можете поделиться продовольствием, углем, и чем там ещё делятся, потому берите с запасом. И возвращаетесь. Но если состояние экспедиции бедственное, то вы осуществляете эвакуацию: берете на борт людей, собак — это обязательно, — материалы, в общем, всё ценное, и тоже возвращаетесь. Люди дороже полюса. И вот тут… — я замолчал в нерешительности, больше показной. — У меня возникли сомнения… из-за моих снов, и вообще… в душевной состоятельности капитана Седова. Если такие сомнения будут и у вас, то эвакуацию Седова придётся осуществить против его воли.

— Но… — начал было возражать Колчак, однако я продолжил:

— Для этого с вами поедет доктор, специалист по душевным болезням. Решение о здоровье Седова принимать будет он, а не вы. Это первое. И вам будут даны полномочия на осуществление принудительной эвакуации Седова, это второе. Но, разумеется, если вы решите, что Седов в здравом рассудке, то заключение доктора вас ни к чему не обяжет. В общем, будете действовать по обстоятельствам. Я бы и сам… Но я слишком, слишком юн. Знаете, у Жюля Верна есть книжка «Пятнадцатилетний капитан», возможно, я её буду читать с мсье Пьером, моим наставником. Но вот «Восьмилетний капитан» — это слишком даже для Жюля Верна. Поэтому я сижу здесь, а не стою на капитанском мостике, вглядываясь в белую тьму.

Я ещё немножко поважничал, а потом передал Колчака мсье Пьеру для обсуждения денежных вопросов.

Денег в фонде изрядно, место, где находится вмерзший в лёд «Фока» мне известно. Я ведь оформлял книгу «Попытка подвига», где была описана злосчастная экспедиция. И запомнил координаты первой зимовки, семьдесят шестой градус северной широты, шестидесятый градус восточной долготы. Почему запомнил? В семьдесят шестом родилась мама, в шестидесятом — отец.

Координаты я скажу Колчаку, но позже. Перед выходом в море.

Зачем я это делаю? Зачем вообще мне затея со спасением Седова и его команды? Из человеколюбия? Отчасти да, но только отчасти. Благотворительность — не тот путь, который меня привлекает. Почему мудрецы призывали совершать благодеяния в тайне? Не ради скромности, нет. Чтобы избежать всеобщей ненависти, вот почему. Вот, к примеру, у крестьянина Чернозёмской губернии молнией убило единственную лошадь, и его семья, восемь душ, попала в крайне бедственное положение. Я купил лошадь, даже две, купил инвентарь, и отдал крестьянину — давай, трудись, становись на ноги. Хорошо? Но в Чернозёмской губернии тысячи и тысячи безлошадных крестьян, и каждый злится — почему не ему дали лошадей, а другому? Несправедливо! У этого царёныша денег на тысячу лошадей хватит, на миллион лошадей, а он… И на одного благодарного мужика — тысяча недовольных. Или десять тысяч.

Да вот хоть и затея со спасательной экспедицией: в газете «Пролетарская Правда» появилась заметка о гнусном лицемерии царской семьи: « украв у народа несметные богатства, они делают вид, что заботятся о простых людях, собираются послать спасательную экспедицию на помощь полярному путешественнику, который, быть может, вовсе и не терялся. Что это, как не подкуп, в надежде завоевать популярность? Дешёвый, заметим, подкуп: обладая многими миллионами, они собирают с народа по копеечке! Позор!»

Заметка подписана незамысловато, И., и думаю, я знаю, кто этот И с точкой.

Откуда у меня «Пролетарская Правда»? Мсье Пьер принёс, он купил её в киоске на вокзале. В отличие от злосчастной «Искры», «Пролетарская Правда» издаётся легально, потому продажа её не возбраняется. Нет, мсье Пьер не агитирует меня за большевиков, просто он собирает газетные отзывы о нашем предприятии, о спасательной экспедиции. И заметок, подобных «правдинской», почти нет, в основном пишут возвышенно и патетично о Великом князе и Великих княжнах, занимающихся благородным делом — спасением Героя.

Но этот И. прав, всегда был умён. Он раскусил суть, только немного ошибся — это не Papa, это я стремлюсь завоевать популярность, произвести впечатление. На родителей, на сестёр, на общество. И на Колчака. Из истории, пусть той куцей, что давалась в школе, я знал, что Николай Второй в революцию оказался одинок. Буквально в единый миг все отвернулись от него. Точнее сказать, предали. Нет, в самом деле: в Ставке, окруженной войсками, конвоем, ему, Государю и Верховному Главнокомандующему во время войны его же генералы говорят — отрекись! И он отрекся без единого выстрела. Вспомнил бы пра Николая Павловича, тот во время бунта на Сенатской площади организовал сопротивление и разбил мятежников. А Павел Петрович предпочёл смерть отречению, потому как считал, что императорам отрекаться негоже.

И потом, уже в Гражданскую, все белые военачальники тянули одеяло на себя, о монархии не особо-то и помышляя. Какая монархия, когда вся императорская фамилия дала себя перебить как куры, когда в курятник забралась лиса?

Я не дам себя убить без сопротивления, лежать, пока сестёр докалывают штыками и ждать своей очереди. Не дам. Ни себя, ни сестер, ни родителей. Никого.

Для начала я внушу Колчаку, что я — особенный. Провидец. Через Колчака это узнают и остальные. Не только через Колчака, но к Колчаку у офицеров доверия больше, чем, к примеру, к салонным говорунам. Возможностей прослыть провидцем у меня немного, одна из них — координаты «Святителя Фоки».

Дело за малым — уговорить Рокфеллера. То есть Колчака. Но, думаю, мсье Пьер его убедит, когда ознакомит с ресурсами фонда. Сто семь тысяч рублей — сумма немалая для экспедиции спасения длинною в одну навигацию. И это сейчас сто семь тысяч, деньги продолжают поступать, так что нехваток у спасателей быть не должно. Будет чем поделиться, если встретят Брусилова и Русанова, а не только Седова. И, насколько я помню, Колчак искренне предан делу изучения Севера, и всегда старался помочь сподвижникам (эк как я стараюсь перенять фразеологию тринадцатого года!). Да и благоволение Наследника дорогого стоит. Не сейчас, так в будущем. Во времена, когда для продвижения по службе нужны не только профессиональные качества, но и покровительство сильных мира сего, глупо не использовать такой козырь. Papa тоже даст знать, что благосклонно отнесется к тому, кто возглавит экспедицию, он, Papa, интересуется одиссеей Седова — дал ему аудиенцию, и денег тоже.