— Не беспокойтесь, — успокоил Мезина Косяков, — кто надо, ищет.

— А что будет, если не найдут? — опять вмешался в разговор Ермоленко.

— Во-первых, найдут, — уверенно ответил ему Косяков. — Не может быть такого, чтобы не нашли. Территорию за ночь не покидал ни один автомобиль, а на руках вынести через КПП труп бабки — та еще задачка. К тому же никто из охранников не заметил ничего странного. Значит, она все еще на территории. А раз так, найдем — труп не монетка, за плинтус не закатится.

— Ну, это еще бабка надвое сказала, — возразил главный врач. — Труп стокилограммовой свиньи сюда доставить тоже нужно было суметь, однако, как видите, злоумышленникам это… — внезапно тренькнул телефон, и Мезин отвлекся на чтение сообщения. Писал его секретарь: «Владимир Анатольевич, вас ожидают в приемной какие-то люди из органов».

«Ну, вот и началось, — подумал Мезин, убирая телефон во внутренний карман пиджака. — Неужели наши органы работают так скоро?»

— … удалось, — хором завершили фразу начальника Косяков и Ермоленко.

Все трое тяжело вздохнули. Оторвать взгляд от хряка не мог никто — настолько странным или даже абсурдным было это зрелище. Каждый из врачей думал о своем, но в целом вектор их размышлений был одинаковым. Проблема заключалась в том, что свинья в наличии имелась, а вот тело пациентки Семеновой, умершей сутки назад, пропало бесследно. А это уголовная статья, на минуточку. Причем на скамью подсудимых могли загреметь все присутствующие, поскольку являлись начальниками сего заведения. Нет, разумеется, они будут тянуть время, сколько смогут. Пара суток у них точно есть. Разумеется, за это время они перероют весь стационар. Но что прикажете делать после? И потом, двое суток у них будет лишь при идеальном раскладе. А ну как родня покойницы Семеновой сегодня нагрянет да потребует немедленно выдать тело любимой бабули для погребения? Вчера, к слову, эти родственнички уже вынесли мозг всем, включая главного врача. Требовали очистить помещение морга на время их прощания с любимой бабушкой. Женщины были столь настойчивы, что Мезину ничего не оставалось, как пойти им навстречу.

И, кстати, это странное происшествие можно было бы попытаться списать на них, да только и сам Ермоленко, и его подчиненные клянутся в том, что после визита родни бабки Семеновой ее труп все еще был в морге. Над телом покойницы проводили какие-то обряды, жгли свечи, водили хороводы, даже ворона циркового откуда-то приволокли ­– эту вакханалию наблюдал один из санитаров, куривший за моргом и случайно подглядевший за странным действом в заиндевевшее окно секционной. Тогда он не придал этому никакого значения — мало ли кто да как с ума в стране сходит. Его дело маленькое: велели на час уйти из морга, он и ушел. Тем более дело было к вечеру, и его уже давно поджидал у себя Михалыч. Так вот, несмотря на странные манипуляции с телом покойницы, родственницы ее труп не похищали. После их ухода покойница все еще находилась в морге. Да и представить себе, что две субтильные дамы не первой молодости смогут упереть труп на себе, было довольно сложно.

— У кого какие мысли? — наконец нарушил молчание главный врач. Он словно очнулся от транса. Сообщение о загадочных людях из «органов» заставило его подобраться внутренне и начать мозговой штурм. — И хватит уже пялиться на бедное животное, накройте его чем-нибудь.

— Думаю, не стоило трогать хряка, — отозвался Косяков, наблюдая, как патологоанатом выполняет указание главврача. — Вы правы, если мы бабку не найдем, придется вызывать полицию. А те, в свою очередь, начнут проводить следственные мероприятия. Привлекут криминалистов, начнут снимать отпечатки пальцев, будут искать следы ног на снегу, просматривать камеры видеонаблюдения и так далее. В общем, мы им сейчас медвежью услугу оказали.

— А что с теми, кто обнаружил пропажу? — поинтересовался главврач, опуская тот факт, что полиция уже прибыла и ждет его в приемной.

— Один в шоке, — отозвался Ермоленко, закончив укрывать свинью. — Санитар, дежуривший этой ночью, богом клянется, что не причастен к ситуации. Уверяет, что свинью эту видит впервые. Он был настолько шокирован, увидев ее тут, что даже словил галлюцинацию.

— Чего? — не понял Косяков.

— Говорит, что свинья с ними разговаривала и хрюкнула перед тем, как упокоиться окончательно.

— Вы его в баночку пописать заставили, надеюсь?

— Разумеется, Владимир Анатольевич.

— Не сопротивлялся?

— Нет. Сам признался, что с вечера заложил за воротник грамм сто пятьдесят с местным слесарем, а к наркотикам вообще никогда не прикасался. Никогда в этом году, в смысле.

— Деятель, блин. А чего слесарь тут по ночам ошивается? — не понял главврач.

— Так, иногда ночует, Владимир Анатольевич, — ответил всеведущий Косяков. — Семьи нет, а алкоголизм есть, вот и остается, бывает, у себя в подвале.

— Еще один деятель. Чёрт-те что у вас тут творится! — выругался Мезин. — Вы, Кирилл Иванович, потрудились бы навести порядок в кадрах! А то развели тут деятельность, понимаешь.

У Мезина это слово — «деятель» — и все производные от оного всегда ассоциировались с чем-то плохим. Страну в его понимании развалили «деятели-коммунисты», в минздраве сидят «деятели-чиновники», а если кто накосячит в его вотчине, то автоматически превращается просто в «деятеля», без уточнения. Этим словом Мезин маскировал какое-то другое слово, скорее всего, непечатное и уж точно не подобающее его статусу.

— Слушаюсь.

— Так, с этим деятелем понятно все, белку словил, вот и мерещится всякое. А что со вторым?

— Второй — наш ординатор первого года. Горин его фамилия. Раздолбай, каких свет не видывал, — тут же отрапортовал Косяков. — Если кто и мог такую шутку выкинуть, так это точно он.

— Ясно. Помню я этого… — тут Мезин запнулся. Назвать молодого ординатора «деятелем» у Мезина пока язык не поворачивался. Лично перед ним этот Горин провиниться не успел еще, а напраслину на человека гнать главврач не спешил, — … этого ординатора. Вы его, насколько я понял, на карандаш взяли.

— С чего вы так решили? — изобразил искреннее удивление Косяков.

— А вы этого ординатора, Кирилл Иванович, каждое дежурство дрючите. Кстати, вчера, если не ошибаюсь, тоже он дежурил.

— Да. Пациентку Семенову именно Горин откачивал. Он и наш заведующий реанимацией Зубков.

— А что он в паллиавтике-то делал?

— Его попросил подежурить заведующий отделением Соловьев.

— А сам Соловьев где был?

— Дома, полагаю. У него текучки много, а кадров в отделении мало. Не выдерживают люди психологической нагрузки. Евгений Степанович частенько сверхурочно работает, так что иногда отлучается домой, когда есть кому за него подежурить.

— Бардак, — констатировал Мезин. — Думаю, на ковер надо вызывать всех. И Горина этого, и Соловьева, и Зубкова. Причем поговорить с ними желательно до приезда полиции. Вызвать и допросить с пристрастием, может, кто и расколется.

— Я уже всем сообщения разослал. На звонки ни Соловьев, ни Зубков не отвечают.

— Странно, — Мезин посмотрел на наручные часы. — Время уже рабочее. Где их черти носят?

— Допросить, кстати, не лишним будет, — согласился с мнением главврача Косяков, но тут же добавил. — Но если это их рук дело, то я ума не приложу, как им это удалось провернуть. А самое главное — зачем? Я еще до вашего приезда просмотрел все видеозаписи в ускоренном режиме: никто за сутки не входил и не выходил из морга. Труп Семеновой еще вчера был тут.

— Да-да! — подтвердил Ермоленко. — Я лично его принимал! Как вместо покойницы в холодильник могла свинья попасть, ума не приложу.

— Какой-то чертовщиной попахивает… — завершил Косяков.

Тут главного врача настиг приступ немотивированной ярости. Обычно сдержанный во всем и довольно деликатный в общении с подчиненными, он вдруг разразился громогласным криком на своего зама. И суть его претензий заключалась в том, что Косяков, по его мнению, совершенно не справляется со своими обязанностями и распустил штат больницы до натурального разгильдяйства и халатности.