— Меня? — выпучил глаза я.

— Ну не завтра, — развел руками Мезин, — мне и самому поработать хочется еще. Но не за горами тот день, когда я со всеми почестями выйду на заслуженный отдых. И вот тогда мое место займешь ты, Григорий. И станешь самым молодым главным врачом в Москве за всю историю нашего доблестного здравоохранения.

Я слушал его пламенную речь с открытым ртом. Главврач же протянул ко мне руку и ласково поднял ей мой подбородок.

— Ну, все, все, дружок, перестань удивляться каждому моему слову. Сказал, сделаю главным, стало быть, сделаю! Не сомневайся. А сейчас иди, дружок. Получи свою минуту славы!

Главврач сунул мне в руки какую-то газету и буквально вытолкнул меня из своего кабинета. Ошарашенный и потерянный, я стоял посреди его приемной и смотрел на газетную статью, где красовалась моя древняя фотография (еще в универе с девками с курса фоткались), а над ней заголовок: «Награда нашла героя!».

— Все не налюбуешься… — мечтательно глядя на меня, проворковала аппетитная секретарша Мезина, Зинаида Федоровна, а по-нашему, по-ординаторски — Зинка-резинка. — Была бы я помоложе, — призналась она, закидывая ногу на ногу и демонстрируя тем самым соблазнительные чулки, — тоже бы любовалась сутками напролет. Такой-то красавчик! А храбрец какой!

— В смысле? — не понял я ее намека.

— Я говорю, если вдруг у тебя вечерок сегодня свободный, может, заглянешь ко мне после работы? У меня муж в командировке… И адресок ты знаешь… — Зинка томно вздохнула и медленно провела розовым язычком по своим пухлым алым губкам. Ее пошлый взгляд поверх очков рисовал невообразимые перспективы.

Я икнул, подозрительно вглядываясь в глаза секретарши — не читает ли она текст с листа. Не могла же она этот бред прямо из головы своей нести? Раньше к этой крале ни на какой кобыле не подъехать было, а сейчас вдруг такие недвусмысленные намеки.

— Я, пожалуй, пойду, Зинаида.

Девушка медленно встала, сделала два шага в мою сторону и прижала меня к двери своей пышной грудью, еле умещавшейся в белой сорочке строгого покроя, на которой так удачно были расстегнуты две верхние пуговки. Я даже успел разглядеть край кружевного лифа, а после и запах разгоряченной женщины ощутить. Приятный такой микс из дорогих духов и природных феромонов, которыми сейчас просто сочилась эта эффектная блондинка. В груди что-то оборвалось, а в штанах моментально стало тесно. Зинаида, явно осознавая, какой эффект на меня производит, и, судя по всему, ничуть не сомневаясь в вечернем продолжении этого диалога, потянулась через меня к дверной ручке, «случайно» задев горячей ладонью мое набухшее естество. Наши тела соприкоснулись, и я ощутил, как упруга и соблазнительна ее грудь.

— Позвони мне, Гришенька! — пошло подмигнув, горячо прошептала мне на ухо Зинаида и дернула ручку двери. Я тут же вывалился в коридор. — Я буду ждать! — уже одними губами добавила она, подмигнула и закрыла дверь.

Я стоял ни жив, ни мертв. Так явно ко мне еще никто и никогда не подкатывал. И уж тем более никто такого уровня, как наша Зинаида. И, признаться, при любом ином стечении обстоятельств я был бы такому повороту событий безмерно рад, однако в текущей реальности все мои чувства просто вопили об опасности. Ну не могло быть в реальности того, что сейчас со мной творилось. Эти менты, эта награда, секс-символ нашей больницы… Как такое вообще возможно? Нужно было срочно приводить мысли в порядок и что-то решать.

Однако прийти в себя сегодня мне, видимо, было не суждено. Только я отвернулся от двери приемной, как меня оглушила волна аплодисментов. Как оказалось, у кабинета главного врача собрались чуть ли не все его замы, а с ними и добрая половина медицинского персонала ГКБ. Овации не прекращались с минуту. Более того, в какой-то момент начались выкрики и возгласы из разряда: «Горин — ты лучший!», «Горина в заведующие!», «А я с ним водку пил!». Аплодировали все, не жалея рук, причем старательнее всех хлопали моя Жаба и ее незабвенная троица врачей.

Я стоял перед всей этой ликующей толпой моих внезапных обожателей и никак не мог понять: куда улыбаться, где камеры? Наверняка же все это какой-то развод и подстава, как в шоу «Вас снимает скрытая камера!». Вот-вот, с минуты на минуту из-за угла выбежит восторженный Валдис Пельш и вручит мне букет цветов.

Единственное, что мне бросилось в глаза, — это недоуменное лицо моего новоиспеченного личного врага Косякова. Тот только подошел к толпе и никак не мог понять, в чем, собственно, дело, почему у кабинета главного врача такое столпотворение и кто тому виновник. Увидев меня, купающегося в лучах славы и обожания, он остановился, как вкопанный. Наши взгляды пересеклись, и я прочел в глазах Косяка то же недоумение, которое испытывал сейчас сам. Еще час назад я был единственным подозреваемым по делу о двойном убийстве и свидетелем (а возможно, и организатором) похищения из больницы трупа пациентки Семеновой, а сейчас чуть ли не вся больница купает меня в овациях и любви. Выглядело все это, мягко говоря, ненормально.

На шум оваций из кабинета выплыл и Мезин. Главврач приобнял меня и присоединился к несмолкающим аплодисментам. Такого унижения Косяков уже не вынес.

— Вы чего ему все хлопаете? — завопил он, дав нехилого петуха в голосе. — Вы чего, с ума все посходили, что ли?

— Полноте, Кирилл Иванович, — добродушно подмигнул своему первому заму Мезин, — доктор Горин заслужил это. Неужто вы не слышали о его подвиге?

— О каком подвиге? — глаза Косякова налились кровью, от ярости его уже трясло. — Это же Горин! Это же главный раздолбай среди ординаторов! Он же вам свинью… Он же некрофил! Горин, сволочь, после…

Тут уже я пришел в себя. Да, я был смущен и сбит с толку не меньше самого Косякова, но и о нашей с ним недавней стычке я не забыл. На этот раз мне даже не нужно было прикладывать физических усилий — я просто посмотрел на раскрасневшегося зама максимально уничижительным взглядом, и тот вдруг смолк на полуслове. Он буквально замер с раскрытым ртом. Было видно, как он пытается продолжить говорить, но слова из него выходить никак не хотели. Схватившись за рот, а затем и за горло, Косяков отступил на шаг назад, затем еще на один. Уперся в стену. На фоне восторженных криков и незатухающих оваций его демарш против меня никто толком и не заметил, как не заметили собравшиеся у кабинета главного врача люди и момента, когда Косяков онемел. Обратили внимание на бедного задыхающегося замглавврача лишь тогда, когда тот окончательно побагровел и рухнул на пол без чувств.

Что я там Косякову обещал? Язык вырвать и заставить его сожрать? Я, конечно, не эксперт в неотложных состояниях, но, кажется, именно это сейчас и произошло. Во всяком случае, те, кто кинулся оказывать Косякову первую помощь, тоже подумали о таком варианте. В коридоре тут же воцарилась невообразимая суматоха, забегали туда-сюда медсестры, врачи начали расталкивать толпу и разгонять зевак, чтобы не мешались. Главная инициативная группа в составе Мезина, Жабы и Борща принялась оказывать Косякову первую помощь.

— Рот ему разожми…

— У него апноэ!

— Ну, ясен-красен, он же подавился чем-то!

— Амбушка есть?

— Какая амбушка⁈ Интубацию делать надо!

— Да он рот закрыл, хрен откроешь!

— Тризм?

— Дилетанты,– рычала Жаба, — на болевую дави! Пустите, я сама!

Остальные расходиться не спешили — всем было интересно, что случилось и чем все закончится. Недолюбливали Косякова в коллективе, это факт. Не только меня он раздражал, не только до меня докапывался. Признаться, у меня сейчас сложилось впечатление, что толпа не расходится лишь по одной причине — все хотели лично убедиться в том, что замглавврача Косяков благополучно отъехал в лучший мир и уже не вернется. Никто не хотел довольствоваться одними лишь слухами, тем более что им выпал редкий шанс стать источником этих самых слухов, то есть представилась возможность в красках описать, как все было на самом деле, тем, кому не посчастливилось лично присутствовать при смерти Косяка.