«по-над берегом после заката…» по-над берегом после заката мимо облака поля и хаты теплым хлебом разломится гром пыль запахнет дождем чтоб в губах у осла и вола голубая звезда зацвела «полнолунья текло молоко…» полнолунья текло молоко и кувшин опрокинутый лета иссякал но дышала легко милость света обещала она после смерти погоду вдруг очнешься от сна средь степи на подводе будешь ехать сквозь день что склонился к закату полнолуния сень обретя как когда-то Пастораль вот бы кончить дела нам до снега выгорают на солнце поля ослик тянет телегу к Райке сын вдруг заехал на днях рад-раденек говорил что в больших городах столько девок и денег что на сердце испуг только все это лажа лучше станем с тобою мой друг атрибутом пейзажа Поезд Деньги в дороге профукав, сутки в окно просвистав, что-то на станции Крюков понял состав. У половецкого брода въехав на мост, бросил на воду тень его хвост. Стали видны в отдаленье пляж, ивняки и пролив, раннего солнца раденье. Господи, как Ты красив! Господи, что это значит, чем обернется для нас лета степного удача, длинной дороги рассказ? Чумацкий Шлях[9] Днем так ярки небесные степи, столько в них синевы, бирюзы. Никогда не заметишь ты в небе, как чумацкие едут возы. Век живу, их нигде не встречая. Я для них – перекатная голь. Только ночью от края до края за возами просыпана соль. Пейзаж после битвы Карл глядит на закат. Днепр сверкнул, как секира. Ты вернулся в прадедовский сад на могилы Олега и Дира, под тропу журавлей, и ковыль шелестит ту же мантру, а за морем запомнила пыль легкий шаг Александра. Звал на помощь и лапу, как лис, грыз в капкане Мазепа, но сильнее, чем доблесть, каприз кочевого полтавского неба. Карл спускается в лодку, бросая солдат, зашептав: «Времена миновали», и по серой воде прочь уносит закат, будто чашу Грааля. А Мазепа тебе говорит: степь схоронит, выйдет месяц в поводыри, ждут нас кони! Радость пришло войско сожгло деревню где братья не знаю я сижу в узкой прохладной яме воду в ведра наливаю из крана а струя журчит пузырится и оранжевый и зеленый мне подмигивают блики я забыл 99 имен Бога помню только одно Радость «какому войску…» какому войску машешь акация вслед Сняли старую дверь старая дверь краски чешуйки ляг на нее среди листвы облака «летним вечером с крана в саду…» летним вечером с крана в саду никак ты не падаешь капля Язон мы несли на плечах по Ливийской пустыне то что сделалось прах то что было богиня нынче осень чиста ветра черные клочья рощ обводят уста очертанием ночи когда луч на волне кровью брызнет в экстазе жизнь мерещится мне силуэтом на вазе Жара Дощатые сомкнуты ставни, и жмурится глиняный дом. В июле становится главным прохлада, а счастье – потом. Замри же! Но муха дурная настойчиво лезет в глаза и, сладкие сны отгоняя, жужжит золотая оса. «Над колючею кручей трубя…» Над колючею кручей трубя, ветер вытряхнул рощу сегодня. Над холодной водой сентября хочешь, выйдем на сходни? В голубой темноте скоро будет звезда, берег тает. Слышишь, сходни толкает вода, будто рыбы настырная стая. «Сойдешь с автобуса не там, где было надо…» Сойдешь с автобуса не там, где было надо, и под курганами бредешь, как сотню лет назад. И в небе, где появятся Плеяды, тускнеет красной полосой закат. И дышит влагой тёмная земля. Но я дойду, не заблужусь во мраке, пока лесозащитной тополя меня ведут – труда и братства знаки. вернутьсяЧумацкий Шлях (укр.) – Млечный Путь. |
