— Именно! — радостно подтвердил я. — Семь штук! Один за другим! Надо было только перерыв в три-пять секунд делать. Но они как раз на смену магазинов и уходили!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, никто штатно старые магазины на пулеметах использовать не собирался. И даже новые, двадцатипатронные. Наоборот, для лёгких пулемётов наладили выпуск 'сдвоенных», на сорок патронов. Пока ограниченной серией.

Но разъёмы у магазинов были одинаковыми, а выпустить магазин целиком — было куда эффектнее…'

Петрозаводск, филиал Холдинга Воронцовых, 5 (18 мая) 1912 года, пятница

— И всё же я не понимаю, Юрий Анатольевич! Три года назад я поддержал вашу идею по производству на нашем заводе «нудельмановских» патронов. И даже выделил один из цехов в аренду. Оно и понятно, завод у нас снарядоделательный, так что и патроны здесь — в тему! А теперь вы, как та лисичка из сказки, просите расширить вам территорию цеха вдвое, да еще и склад вам отдельный выделить. Но зачем⁈ — Яхонтов, директор Онежского завода последние слова почти простонал.

— Видите ли, Иван Степанович, хочу конвейерное производство запустить! — кротко ответил я.

— Но зачем⁈ — повторил он свой вопрос всё тем же стонущим тоном. — У вас этот цех и так треть времени на склад работал! Это ж убытки какие? Или вам медь с порохом девать некуда? Так мне отдайте, я лишние снаряды произведу!

— Я уверен, что скоро будет большая война. Не знаю, на чьей стороне будет Россия, но уверен, что воевать придется серьёзно. И поэтому думаю я не о прибыли. Вернее, прибыль у меня в этом вопросе далеко не на первом месте.

Яхонтов вскочил, пробежался по своему кабинету, потом сел снова замер, что-то обдумывая.

— О вашем чутье ходят легенды, Юрий Анатольевич! Так что будет вам расширение. Но тогда и у меня будет встречная просьба. Помогите и мне начать готовить свой завод к этой войне.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…При этих словах Яхонтова в задумчивости помолчал уже я. Нет, мне хотелось, чтобы его завод, как и остальные заводы России, был лучше подготовлен к войне. А слова 'снарядный голод» слышал даже я, не очень интересовавшийся ни Первой Мировой, ни историей вообще.

Но ресурсы всегда ограничены. А задача по подготовке страны к войне — слишком огромна, чтобы наш Холдинг потянул её в одиночку.

Тем не менее, компромисс мы нашли. Он выдал нам ещё несколько площадок под цеха, я нашел возможность модернизировать его завод не за свой счёт. Ну как «не за свой»? Договорились мы просто — мы даём ему дополнительную медь, латунь, мельхиор, свинец и порох с наших предприятий, он находит возможность произвести из них дополнительные снаряды, и мы вместе ищем возможность сбыта. Выручку он использует для модернизации завода и оплаты труда рабочих над дополнительными снарядами.

Ну, и ещё — банк «НОРД» обещал финансировать кассовые разрывы. Совершенно ясно было, что «живые» деньги всё равно выкладывать придётся. Хотя бы на взятки, чтобы помочь организовать сбыт дополнительных снарядов. Ну, и в кассовых разрывах приличная сумма «омертвится». Опять же, металлы эти доставались отнюдь не бесплатно.

Так что снова предстояли затраты. Я ж только кряхтел. Денег не хватало просто отчаянно! Но… Я знал, где их взять!'

Льеж, Бельгия, штаб-квартира Торгового дома Холдинга «НОРД», 1 июня 1912 года, суббота

— И чем вы собираетесь угощать меня сегодня, мистер Воронцов?

С Джоном Мозесом Браунингом мы говорили на английском. Вообще-то, с момента переноса в прошлое я подтянул многие языки. В первую очередь, разумеется, русский. И не смейтесь! Язык меняется со временем. Так что мне пришлось немало потрудиться, чтобы говорить, не вызывая удивления у собеседников, и грамотно писать. Во-вторых, я сильно налегал на немецкий. Это основной язык для современных химиков, да и инженеры старались его знать. Но и американский английский я тоже освоил почти на уровне носителя.

Я же не кто попало, а — Американец, вот и привлекал к себе оттуда инженеров и учёных. Знаменитый Роберт Вуд вообще трижды приезжал преподавать в нашем Университете и работать в его лабораториях. Правда, этого непоседу раз за разом уносило. То на Родину, то в Британию, то по миру путешествовать. Но меня грело то, что он раз за разом возвращался.

— Не волнуйтесь, в Российской Империи много напитков, так что новый напиток найдётся на каждую встречу! Даже учитывая ваши убеждения! — улыбнулся я.

Да уж, с этим чуть было не вышел конфуз. Первый раз Браунинг заявился ко мне почти пять лет назад. Вскоре после того, как мы выбросили на рынок вариант с перезарядкой за счет прямого использования энергии пороховых газов. Разумеется, он раздобыл и внимательно исследовал эту машинку. Почему «разумеется»? Ну, хотя бы потому, что сконструированный им пулемёт Кольт образца 1895 года был первым, работающим на этом принципе. Так что мотивы, по которым он нашу «машинку» изучил, вполне понятны.

А вот почему он потом рванул на корабле в Оулу — для меня так и остаётся загадкой. Что мешало сначала списаться и договориться о встрече? Короче, на границе его «приняли». Иностранец с чемоданом оружия. Кто он? Разумеется, террорист! При задержании он начал бурно возмущаться, так что ему ещё чуть бока не намяли[3]! К нашему общему счастью, он начал кричать: «I’m visiting Vorontsoff!»[4]

Оулу к тому моменту уже стало одними из «ворот» для экспорта-импорта нашего Холдинга. И наша продукция составляла там почти девяносто процентов всех проходящих через него грузов. Поэтому к «подозрительному иностранцу» на всякий случай позвали кого-то из офицеров, знающих английский. А тот уже, услышав, как именно зовут гостя, стал очень вежливым и повёз его в местный филиал Холдинга. На следующее утро мы уже принимали знаменитого оружейника в «Беломорском шпиле».

И вот тут чуть было не произошёл новый конфуз. Мы с Натали хотели встретить его в «АмБаре», рассуждая, что американцу будет приятно увидеть уголок родины на другой стороне Земного шара. И только уже усевшись за столик, я открыл «памятную записку», подготовленную безопасниками на знаменитого оружейника. И выматерился.

Буквально в первом абзаце сообщалось, что наш гость — мормон. И соблюдает все ограничения мормонов — не употребляет спиртного, не пьёт кофе и чая, отрицает и другие стимулирующие вещества. А в «АмБаре» по раннему утреннему времени был широкий выбор спиртного, кофе и чая. А помимо этого — только содовая вода! Упс-с-с! А ведь он должен был подойти с минуты на минуту!

В итоге получился анекдот: подходящий Браунинг и сопровождающий его глава филиала в городе Оулу полюбовались видом «русского Эдисона», внезапно вскочившего из-за столика и бросившегося улепетывать от них, как чёрт от ладана!

Разумеется, вернувшись, я объяснил, что сбегал к нам в квартиру за небольшим ящиком с бутылками ржаного кваса, лежавшем в холодильнике. И то, почему пришлось это сделать.

Сам я особой реакции на это не заметил, наш гость был достаточно сух и официален в общении, но Натали сказала, что он был тронут такой заботой. А ещё, что ему польстило, что про него в Беломорске знают даже мелочи, вроде предпочтений в напитках. Я предпочёл ей поверить, потому что женщины в таких делах чувствительнее нас, мужиков. А моя любимая жена — в особенности!

В итоге у нас установилось довольно плотное сотрудничество. И в следующий свой визит, он предупредил нас телеграммой. А я, создавая традицию, угостил его «Тархуном». Да, я сам подсказал одному из партнеров идею любимого напитка из моего детства. И теперь это стал «русский» бренд, пока ещё не добравшийся до Европы.

— Это тоже новинка! Настойка на рябине с яблоком и мёдом. Пить лучше охлаждённым, так что мы его на льду держали. Отведайте!

Некоторое время мы наслаждались. Июнь в этом году начинался достаточно жаркими днями, так что слегка кисловатый и горьковатый ледяной напиток был именно тем, что надо!