— И сильвинит на Урале, и газ с нефтью в Архангельской губернии, и угольные месторождения Инты и Воркуты… Всё так! Но к чему вы ведёте, Евгений Александрович? — улыбаясь, остановил его я. И ведь это я не упомянул еще молибден и вольфрам в окрестностях Эльбруса.

На самом деле, этот же вопрос не давал покоя и мне! И ладно бы, не искали, потому что и найденное девать некуда! Но ведь нет же! Половину меди Россия импортировала, пока я не начал ее добывать. И половину стали. И даже угля завозили две трети! Поначалу это у меня совсем в уме не помещалось. Ведь угольные месторождения были известны. И Экибастуз, и Кузнецк, и сахалинские угли… Да даже Сучанский угольный рудник открыли без меня. Но почему-то, несмотря на дичайший дефицит угля в стране, разрабатывали их слабо. Вот как это понять⁈ Буквально же, сидели на богатствах, но — не осваивали! Им что, деньги были не нужны, что ли⁈

Интересно, что ответят Ферсману старшие товарищи? Однако те не спешили отвечать, а попросили для начала ещё чайку.

— Видите ли, коллега! — не торопясь начал Вернадский, продолжая беседу минут десять-пятнадцать спустя. — Не всё в этом вопросе так однозначно, как вам кажется! Да-с! Во-первых, это — мировая традиция. Геологов и горных инженеров пока что всюду готовят немного. Во всех странах! Не говоря уж про минерологов, геохимиков или петрографов. Эти разделы знаний пока ещё числятся академическими или вовсе не признаны. И потому занимаются ими немногие.

Он встал, прошёлся по гостиной и уже на ходу продолжил:

— Во-вторых, очень трудно разорвать порочный замкнутый круг. Иностранцам стараются не давать очень уж разворачиваться в России. И тут я не могу не согласиться с власть предержащими. Если недоглядеть, можем превратиться в колонию, как Индия. Или в полуколонию, как Афганистан с Китаем. Не скажу, что их участь кажется мне завидной. Поэтому иностранцам изыскания не особо интересны, надёжнее войти в уже открытое русскими и прибрать к своим рукам. Как Ротшильды почти проделали с Бакинской нефтью! — привел он понятный пример.

— Или как англичане успешно проделали с Ленскими золотыми приисками[4]! — поддержал Обручев.

— Именно! А нашим соотечественникам не хватает денег. Займы им дают под очень высокий процент и крайне ненадолго! Ха такие сроки крайне трудно освоить месторождение и окупить его. Кстати, уже приведённые Ленские прииски — прекрасный тому пример! Ведь, казалось бы, золото крайне нужно стране. Технологии применяли самые передовые — телефоны, гидроэлектростанции, паровые машины, электричество! Однако раз за разом собственники разорялись! И даже то, что сейчас англичане занялись там не только добычей, но и снабжением, и транспортом, вряд ли их выручит!

— Вы правы! — заметил я. — Пару недель рабочие там пытались бунтовать. Очень уж их прижимали.

— И что?

— Подавлять бунты у нас научились еще в 1905 году. Поэтому, как сообщают с мест, вместо расстрела рабочих разогнали слезоточивыми газами. Дело ограничилось парой пострадавших. Теперь будут собирать комиссию и расследовать. Но не думаю, что накажут владельцев. Скорее, арестуют пару заводил среди рабочих да уволят управляющего с помощниками.

Обручев только крякнул. Остальные тоже промолчали. А я про себя с лёгкой ехидцей подумал, что придётся теперь господину Ульянову обойтись без привычного мне псевдонима. Но гости ждали продолжения.

— Поэтому наши промышленники развивают дело только на свои средства. А это получается весьма неспешно. К тому же, многое из открытого лежит в такой Тмутаракани, что оттуда вывезти дорого и долго. И чтобы его покупали, нужен практически даровой труд множества людей. Но там и населения нет, и кормить его часто нечем… Отсюда и чахлость многих даже уже давно открытых месторождений.

— Но почему же у вас-то получается? — с какой-то детской обидой поинтересовался Ферсман.

— Потому что я, во-первых, свой. А во-вторых, деньги у меня — иностранные. «Длинные и дешевые». То есть дают мне их надолго, и процент берут небольшой. Вы спросите, с чего такая удача? Тут всё просто! Началось с того, что я на какое-то время стал иностранцам нужнее, чем они мне! И вовсю этим пользовался! Ну, а дальше работала репутация.

Тут я добродушно посмеялся. Гости присоединились.

— Главное же в том, что у меня есть долгосрочная и многоплановая стратегия. Я месторождения осваиваю комплексно, заранее продумывая все нужды проекта. Да и проект у меня обычно не один, их десятки, причём они взаимно усиливают друг друга.

— Поэтому у вас и получается менять мир, Юрий Анатольевич! — вдруг сказал Вернадский. — Силой своих замыслов вы направляете энергию людей! А уж они меняют окружающий мир! И делают это с неотвратимостью геологических сил, но гораздо быстрее!

«О как! — улыбнулся я про себя. — Похоже, идеи ноосферы бродили у него ещё в эти времена!»

Примечания и сноски к главе 11:

[1] Итало-турецкая или Ливийская война, началась 29 сентября 1911 года, продолжалась до 18.10.1912 года. В результате этой войны Италия захватила области Османской империи Триполитанию и Киренаику (территория современной Ливии), а также грекоязычный архипелаг Додеканес (включая остров Родос).

[2] С 1908 года Ленские прииски принадлежат финансовому обществу «Lena Goldfields Co., Ltd» («Лена Голдфилдс»), в руководстве которого преобладали англичане, а в акционерном капитале преобладал английский капитал. В нашей истории методы управления привели 4 (17) апреля 1912 года к восстанию рабочих приисков. Печально известный последующий «Ленский расстрел» породил псевдоним «Ленин». В альтернативной истории такого не случилось.

Беломорск , квартира Воронцовых, 30 апреля (13 мая) 1912 года, воскресенье

— Что там ещё⁈

— Наталья Дмитриевна просит вас сию минуту пройти в гостиную! — нейтрально проговорила Софья Карловна. Да уж, заматерела наша Софочка за полтора десятка лет. И меня больше не боится ни капельки. Госпожа Гребеневич теперь сама, кого захочет, сожрать способна. Впрочем, жену мою она по-прежнему уважает. Ну а заодно, так уж и быть, и меня.

Скажете, преувеличиваю? Ну, есть немного. Или даже много. Только вот вряд ли кто лучше неё осознаёт, насколько наш бизнес зависим от аппарата Холдинга. И от управленческих способностей моей дражайшей супруги. Это во-первых. А во-вторых, ну да, раздражён я сейчас. Как в том анекдоте про парикмахершу — «опять ничего не получается!»

У меня снова ничего не выходило. Нет, сначала-то всё выглядело просто. Расскажу про идею пенициллина своим медикам, засажу их за исследования. И через несколько лет получу пенициллин! Ага, дудки!

Выяснилось, что упоминания об использовании плесени в лечебных целях встречаются в еще в трудах Авиценны и Парацельса. И какой-то французский военный врач заметил, что арабские конюхи собирают плесень с сырых седел и лечат ею раны лошадей. Малый оказался дотошный, тщательно обследовал плесень, опробовал ее на морских свинках и выявил ее разрушающее действие на палочку брюшного тифа. Правда, научное сообщество результатов не признало. Так что и к моим идеям учёные отнеслись с некоторым скепсисом.

А во-вторых, видов плесени очень много. И я вообще был не в курсе, из какой именно выделили пенициллин. Как не знал и методов выделения. Так что, хотя эксперименты настойчиво велись нами еще со времён Русско-Японской войны, результатов пока не просматривалось. Прорыв мог случиться завтра, а мог и через десяток лет. Или через два. Или вообще только к сороковым, как и в нашей истории, если метод выделения лекарственной формы не «дозреет» раньше!

Поэтому ещё лет пять назад я решил параллельно вернуться к «чистой» химии. В конце концов, первый в истории антибактериальный препарат я уже синтезировал, причём ещё в первый год после своего «попадания» в прошлое. Сульфаниламид, он же — белый стрептоцид, неплохо показал себя! Во время войны с японцами раненым давали его принимать вовнутрь в виде таблеток и наблюдался положительный эффект!