— Толик, хочешь подставить меня перед начальством?

— Он не подписывает ничего, пока ты не скажешь, что готов заменить меня! — взрывается «наставник» и переходит на визг: — И хватит называть меня «Толиком»!

— Тогда и ты называй меня моим настоящим именем: Вьютванфхардосвом. Тогда буду называть тебя твоим настоящим.

— Ты всё врёшь! По документам ты — Виктор! — взвизгивает Трошкин.

— Один раз, только один раз наврали в документах, — кручинюсь почти натурально, — и пошло-поехало. Короче, отвали, Толик. Пока не закончу поручение начальства, я для тебя недоступен. Иди, решай проблемы с хранилищем для своего сверхценного оборудования.

И он уходит, что-то злобно бормоча под нос. Улавливаю глумливые смешки со стороны курилки, цеховой народ веселится от устроенного нами концерта.

Часа не особо напряжённой работы мне хватает, чтобы добраться до её конца — кабинета замначальника. Захожу, не особо напрягаясь. Уборщицы, электрики, сантехники разрешениями на вход в нужные помещения не заморачиваются. Вот и я тоже.

— Тебе чего, Колчин? — настораживается, однако.

— Ничего, Пётр Михайлович, — бросаю через плечо. — Заканчиваю с вашим поручением. Не обращайте на меня внимания.

Всё-таки обращает. Говорит по телефону, что перезвонит и ждёт, когда уйду, перебирая какие-то бумажки.

— Закончил? — нетерпение всё-таки прорывается в голосе.

Понимаю. Предприятие режимное, любое дело может оказаться секретным.

— Да. Только аккуратнее в течение дня. Краска сразу не сохнет. Размажете — переделывать не буду.

Слова «смотрите у меня» удаётся не выговорить. Возникает ощущение, что меня выталкивает из кабинета одним только взглядом взбешённого по непонятной причине начальства. Странные они тут какие-то. Или я чего-то не понимаю.

Перед обедом Трошкин всё-таки заполучает меня в свои недовольные руки. И начинает с чрезвычайно мрачного вида.

Стоим перед его индивидуальным верстаком, вернее, железным столом. Но надо сказать, не вижу причин для недовольства. Дефектоскоп прекрасно помещается в верхний выдвижной ящик под столешницей. Ящик этот — с отдельным замочком. Ряд ящиков в тумбе закрывается стальной дверцей, тоже под замком.

Расстраивает Трошкина то, что приходится выгребать весь инструмент и всяческую мелочь из верхнего ящика и утрамбовывать в тумбовые.

— Ты сложи в мешок и засунь туда, — даю ценный совет. — Вернёшься из отпуска, просто опорожнишь его, и все дела. Не надо будет по отдельности всякую хрень собирать.

Вознаграждает меня взглядом в стиле «без сопливых разберёмся», затем делает всё по моему рецепту. Насмешливое хихиканье сдерживаю. Нервная система Трошкина и так расшатана. Точно в отпуск ему надо.

Пока суд да дело, к собственно обучению приступаем только после обеда. Как раз и «наставник» добреет. Это ещё Джером Клапка Джером заметил, что ничего так не умиротворяет человека, как сытный обед. Даже раздражительная по характеру личность после вкусной еды, хотя бы временно, приходит в состояние благодушия.

— Вот здесь регулировки, но ты туда не лезь!

— Не полезу. Но ты всё равно показывай, что и как.

— Ты не запомнишь! — по имени обращаться побаивается. Очень ему не нравится прозвище «Толик».

— Не твоя проблема, — не запомню, ага! Мой искин давно искрит от недостатка инфы. — Если что забуду — напомнишь, — продолжаю я. — Тебе ещё дня три меня учить.

— Какие «три дня»⁈ — вот и слетает с него послеобеденное благодушие.

Быстро я управился!

— Тебе что Пётр Михайлович сказал? — резонно напоминаю слова начальства. — Если ты можешь за несколько минут обучить постороннего человека своему делу, то за что он тебе большую зарплату платит?

— Прямо уж большую, — но, как ни странно, успокаивается.

— Так что даже если я смогу освоить всё за пять минут, ты должен заниматься мной несколько дней. Иначе твою работу будут считать плёвой.

Доходит, слава небу, до него доходит. А то что ему потом делать? Рассказывать всем, что я — гениальный ученик? Это выше его сил.

— Ладно, смотри. Вот здесь регулируется глубина сигнала. Трогать не надо, потому что уже настроено, я ведь уже начал проверять этот периметр. А к другому шву ты просто не успеешь подойти. Больше, чем несколько сантиметров в день, проходить не получится.

Затем показывает, как выглядит сигнал при отсутствии дефекта. И на словах поясняет, каков скачок при его обнаружении.

— Покажи наглядно, Егор, — намеренно перехожу на имя, не стоит выводить наставника, какого-никакого, из себя.

Вижу, что его немного отпускает, но требует пояснений.

— Найди что-нибудь с дефектом и покажи наглядно, как он выглядит. Врага надо знать в лицо.

Вроде доходит до него стратегия, выражаемая словами «спешить не надо, спешить не будем». На этом мы сходимся: мне надо надёжно освоить специфику работы, ему — показать, что обучение неофита — дело непростое.

И поиском калибровочных образцов мы занимаемся весь оставшийся день. Перед уходом из цеха забираю прибор в свои надёжные руки, отношу к верстаку Трошкина и бережно укладываю. Медленно, под придирчивым взором наставника, задвигаю ящик. Так, чтобы от рывков и ударов прибор не стукался о стенки. Хотя под ним для надёжности ветошь.

А затем начинается долгий квест. Идём в цех, где можно разжиться свежими дюралевыми обрезками. Выбираем кучу, кривые осторожно выпрямляем на прессе, обрезаем острые углы. И катим на поклон к сварщику со странной для него просьбой:

— Друг, организуй нам пару швов с дефектами. Желательно разными.

Удивиться он удивился, но настоящий мастер трудностей не боится. Хотя не так это просто. Грубую ошибку, например, в решении задачи допустить несложно, но такую, чтобы в глаза не бросалась, придётся обдумывать. Обмозговывал и мастер поставленную обратную задачу. Ведь его святая обязанность — варить без дефектов.

— Вот здесь глядите, на стыках. В обычном шве дефектов делать не буду, руку собью.

И требует угощения пивом после смены, что Трошкин тут же спихивает на меня. Понятное дело.

— Не сегодня, — ставлю условие. — Мы уже проверить не успеем…

— Успеем, — спорит Трошкин.

— Это ты успеешь, Егор, а моя смена через четверть часа заканчивается, — обращаюсь к сварщику: — Завтра проверим, если всё нормально, то после смены жду тебя в кафе. Пиво с сушёной рыбой или кальмарами тебе обеспечено.

О месте договариваемся.

3 июня, среда, время 18:30.

Г. Королёв, пивбар, ближайший к РКК.

— Вить, давай ещё, а? Один баллончик?

— Нет. Хватит тебе, Валентин. Сегодня не пятница, тебе завтра на работу. Сложную и ответственную, между прочим.

Так устроен наш человек или вообще все мужчины. Если не остановят, сами не затормозят.

Это я сварщику проставляюсь. За то, что он нам лихо и быстро организовал швы с дефектами. Странно, что сам Трошкин не сообразил такими образцами обзавестись. Пусть у него опыт, но ведь всякое может случиться. Откуда он может знать, что аппарат вдруг перестал ловить мышей, то есть изъяны в швах?

— Ой, ладно тебе! Скажи, что зажилил! Ну, скажи!

— Хорошо. Зажилил. Если тебе так удобнее, — мне не жалко ни нескольких сотен рублей, ни слов для хорошего человека. — Я тебе что обещал? Угостить, так? А не накачать тебя пивом так, чтобы из ушей лилось.

— Жмот ты, Витя! — заявляет, покачивая неустойчивой головой, Валентин.

По идее, его надо и по отчеству величать, но представился по имени, так и пошло.

— Скажи, Валентин, а как работается тебе в корпорации? — перевожу разговор на интересную мне тему.

— Нашей ракетно-космический? Да так… ни шатко ни валко. И платят всего восемьдесят тысяч. Чистыми, правда.

— А что, восемьдесят штук — уже маленькая зарплата?

— Для нашего городишки? Ну-у-у, так себе. Выше среднего, — мужчина морщится от правды, которая мешает ему прибедниться. — А для Москвы как, нормально столько в месяц иметь?