Дорога из узкой тропинки, которая была еще в прошлом году, превратилась в настоящую проезжую часть, на которой спокойно могли разминуться несколько всадников, а то и запряженная телега со всадником. Еще по весне мужики получили задание расширить её и когда ходили между деревнями, то постепенно подрубали и подрезали соседние деревья и кусты. Тут даже было в некоторых местах подсыпано песком с мелкими камнями. Вот до водоотводных канав дело пока еще не дошло, рук не хватало, но и они в планах были, хотелось сделать хорошую дорогу от Боротно до боярской Илемно.

Телега слегка накренившись на правый бок, упрямо отказывалась куда-либо ехать, мол «Вам нужно, вы и везите. Нагрузили тут, что бедная лошадь еле тянет, а с меня мол что нужно?» Примерно такие слова она грустно проскрипела и откинула заднее правое колесо в ближайший куст. Мужикам это почему-то не понравилось. Они рассчитывали затемно довезти дерево до заказчика и, после доброй баньки и сытного ужина, растянуться в бараке на доброй кровати, а тут такое.

Не в первый раз подводит телега. Уже одно колесо по позапрошлому переходу приказало долго жить, теперь вот второе.

— Надо бы отдать ее Пахому в Березе. — пробурчал бородатый мужик с удивительно длинной шеей, за которую получил прозвище Гусь. Но, кстати, никак по этому поводу не комплексовал.

Это наверное от возраста зависит, по молодости за такое можно и в драку полезть, чуть постарше уже просто обидеться, еще через пяток лет пропустишь мимо ушей, а дальше уже и сам посмеешься, если кто-то попытается всерьез задеть тебя такой шуткой.

— Да тут новую надобно делать, чего уже с этой возиться? — ответил легко молодой паренек, сын соседа Белуна, Зоран. Шустрый, непоседливый, за что его и звали больше Зайцем, чем по имени.

— И чего мы это трухлятину тащим в такую даль? — вторил ему ровесник Зайца, Незван.

— А вот тебя не спросили, как далече тащить! — рыкнул Гусь. — Для дела такое нужно. Да не трухлятина это, по прошлому году повалило, не раньше. Помнишь буря лютая была?

Пусть парни и знали, что сухая древесина лучше для строительства подходит, да и для других работ тоже, но целый день искать, собирать, а потом еще день везти, странно для них. Рядом такой же лес, почему бы его не пользовать? Срубить, а подсушить и на месте можно.

Так то оно так, и со следующего года уже и валить деревья начинать будут, но все еще нужно стараться собирать ветровал. Те же деревья, нужно еще подготовить. Дело в том, что можно заставить ствол сильнее напитаться смолой. Конечно этот процесс должен занимать не один год, а побольше, но начинать нужно уже сейчас, и так приходилось возить бревна уже издалека. А делалось это так. Нужно у сосны снять кору почти по кругу, оставив лишь небольшую полоску, которая будет защищать эту часть ствола и питать дерево дальше. Внизу оно чуть подсохнет, но зато выше станет сильнее напитываться смолой, потом на следующий год таким же образом еще выше ошкурить и так далее, до куда получится достать. И через несколько лет такое дерево окажется сильно полезнее свежесрубленного для производства дегтя.

Это паренек из Боротно рассказал, как делать надо. Так вот и сделали по весне, зачистив большой участок, который староста деревни Никифор указал. На следующий год оттуда уже тоже начнут возить постепенно, а через несколько лет, когда все вывезут, поле на том месте вспашут. И возле Боротно тоже много деревьев так обработали, но там уже рубить стали, расчищать место под поля, они же в этом году так и не засеяли зерна, вот по следующему должно получиться.

— Ты разгружай давай, чего расселся? — прикрикнул Гусь, растягиваясь на душистой зеленой травке.

Когда Гусь первый раз пришел к Пахому, то и деревни еще толком не было, две избы всего нормальные были, да еще одна наполовину разобранная, а в последней вообще сено было свалено, потому что хранить его было негде. А потом как завертелось, казалось бы, почти каждую неделю привозил он ветровал, но каждый раз что-то новое. Вот кирпичи показали, какие делать научились, к печи привели, на следующий раз уже целых две печи, в которых горели сотни новых, потом увидел первую русскую печь, на которой и полежать можно и еду сготовить, а вот и первая изба новая вокруг печи выросла, да какая большая, просторная. Потом он приболел, сил хватало только у себя дома чем-то заниматься, а через пол месяца уже и по бараку прошелся, где теперь можно было переночевать и там тоже эта печь чудная стояла. А как хорошо в баньке было по следующем приезду! Не описать. Молодец боярин у них, вон как дело умеет поставить!

***

Ладно у Пахома все выходит, боярин. Хороший оброк нынче привезет, как обещал — склонившись в поклоне отчитался Михайла.

Он только вернулся из очередной поездки. Совсем не ошибкой будет сказать, что в Боротно, как назвал деревеньку боярин, управляющий бывал чаще, чем в любой другой. Хотя есть еще Береза, которую проезжаешь каждый раз по пути, но там он не всегда останавливался. А в еще 2 оставшиеся деревушки если заезжал раз в пару месяцев, то и хорошо.

Всего у Якова Прокшинича было их пять, теперь пять. Самая крупная, на четыре десятка дворов Илемно, где и располагался боярский терем, следующей была Береза с десятком и еще парочка с пятком. Вот теперь и Боротно появилось, в которой тоже пока было пять дворов и еще пара ставилась. Но это только на первый взгляд. Если задуматься, то в ней работала добрая половина людей из самых мелких деревень наездами, и даже одна семья перебралась, а с Березы вообще аж три. Даже в Илемно уже ходили разговоры, что туда можно поехать. Платят исправно, кормят хорошо, крыша над головой тоже есть. Если бы это была чужая деревня, то Боярину давно было бы пора приструнить мальчишку, но земля то его, а значит и прибыль его и чем больше там сделают, тем лучше в том числе и ему.

— Крепость Тимофей ставить издумал. — тихо сказал Михайла, присаживаясь за стол, после приглашающего жеста хозяина.

— Какую крепость! Они там совсем с ума сошли? — подскочил Яков Прокшинич. — Деньги мои тратить! И так работников увели. Это теперь еще?

На самом деле в денежном плане боярин не пострадал нисколько, наоборот прибытку больше получаться стало. Те, кто ушел на заработки или вовсе переехал, на своем месте толком добра в казну не приносили, иначе с чего бы им срываться, когда все и так хорошо. Своих людей Яков Прокшинич не обижал, сверх меры почти никогда не требовал, а если и требовал, то в исключительных случаях. Да и в целом, всего десятина, далеко не у каждого оброк был таким малым. Есть бояре, которые и две и три десятины требовали, или вовсе почти все забирали, оставляя столько, чтобы с голоду не померли. В этом плане на его земле жили хорошо.

— Сначала большую хотел, по четыре сотни саженей в каждую сторону, а потом Пахом убедил маленькую, в сотню саженей. — продолжал свой отчет Михайла. — Но делать пока не стали. Денег у них и правда нет больше, все тебе отдали, боярин. Пяток гривен только лишний получился, торговец тот товар хотел лежалый подсунуть, Прокоп брать не хотел, добро я там был, избу новую смотрел, где мыло варят, твоим именем пригрозил, и они сразу серебром расплатились. Как знал купец, что отказаться могут, иначе откуда с собой столько?

— На пяток гривен крепость не поставишь… — Почесал подбородок боярин, задумываясь о возможных выгодах такого строительства.

С одной стороны глупости все это. Даже деревянную крепость поставить, денег много уйдет и не один год занять может, если добро ставить. Про каменную и мечтать не стоит, то и князь столько денег не даст и людей тоже на порядок больше требуется. Но если будет крепостица, то и защита дополнительная со стороны Пскова. Вот только по чину ли ему свои крепости ставить? Добра то всего пяток деревень, да люда на ней чуть больше двух сотен, размазанных по земле мелкими кучками. Дружина опять же небольшая, пара десятков всего. Если и тратить деньги, то лучше ее увеличить, тогда и слово боярина весу иметь больше будет.