— Тоже верно. Ладно, давай лучше о деле, — Степаныч сменил тон на более серьезный, давая понять, что сейчас начнется тот разговор, из-за которого мы с ним в этот раз и повстречались. — Я, собственно, для чего сюда приехал-то. Конечно, «официально» я здесь присутствую, как тренер. Но, сам понимаешь, у меня есть еще и другая работа.

— Понимаю, — кивнул я. — И чем же ты здесь будешь заниматься?

— Дело в том, Боец, — начал рассказывать Степаныч, — что перемены в стране слишком уж сильно ударили многим по голове. Как только железный занавес рухнул, ребята с большими и очень большими деньгами смекнули, что в случае чего можно рвать когти за границу. И началось: чуть ли не каждый второй бандит полгода живет в России, полгода в Америке.

— То, что здесь русских бандитов до хрена, я уже заметил, — усмехнулся я.

— Вот-вот, — поддакнул Степаныч. — А откуда они берутся, по-твоему? Но здесь, понимаешь ли, существует один небольшой нюанс. Если на родине ты набедокуришь, то могут начаться долгие разбирательства: а кто, а что, а зачем, а почему он, а может быть, и вовсе не он, а может, он хороший парень, просто так получилось… А вот когда ты приезжаешь в другую страну, то ты, помимо всех своих прочих статусов, становишься еще и полноправным представителем своего государства.

— Тебя послушать, так у нас одни дипломаты по заграницам разъезжают, — усмехнулся я.

— Дипломаты или нет, — философски заметил Степаныч, — а только в восприятии коренных жителей любой страны каждый иностранец — лицо своего государства. Поэтому если кто-то приедет, например, сюда и начнет косячить здесь, никто не будет разбираться — кто он, зачем, почему и так далее. Может, его на родине вообще никто знать не хочет. Это не имеет никакого значения, для местных он все равно «русский» и все.

— Ну и что из этого следует? — переспросил я. — Пока что я ничего не понимаю, если честно.

— Сейчас поймешь, — кивнул Степаныч, — подожди. Так вот. В общем, такие безответственные товарищи, пафосно говоря, бросают тень на всю страну. Подмачивают ее репутацию, так сказать. А кроме них, встречаются еще и другие несознательные граждане. Это те, кто в России всяких глупостей наделают, а потом думают, что если они тут же сдернут в Соединенные Штаты, то здесь их никто не то что не найдет — даже заморачиваться на их счет не будет. По их представлению, Штаты — это такой огромный муравейник, в который нырнул — и все, пропал для всех, кто тебя знает, никто и никогда тебя больше не увидит. Не страна, а Бермудский треугольник какой-то.

— По-моему, я уже имел «удовольствие» лично познакомиться с некоторыми из них, — заметил я.

— А то, — согласился Степаныч. — Они своих земляков за версту нюхом чуют. Даже если ты по-русски не будешь говорить, все равно вычислят, что свой. А раз свой, думают они дальше, то в чужой стране уверенности у него будет меньше — значит, можно беспредельничать. Ну, в общем, в последнее время весь криминальный и околокриминальный сброд из России резко рванул сюда. Тут уже местные выучили словосочетание «русская мафия» и запомнили, что лучше уж сталкиваться с родной американской, чем с ней.

— А ты, значит, будешь всех их отлавливать и отправлять обратно, — догадался я. Степаныч помедлил с ответом, задумчиво глядя в окно.

— Ты слишком буквально и упрощенно сформулировал, — наконец отозвался он. — Скорее, за ними надо здесь… ну, присматривать, скажем так. И сейчас я заинтересован в том, чтобы привозить сюда своих людей под видом спортсменов. Спортивная подготовка, как ты сам знаешь, у них у всех в порядке, так что в этом смысле они здесь не облажаются. Достоверную биографию мы им обеспечим. А твоя задача — обеспечить их участие во всяких там турнирах, чемпионатах и прочих соревнованиях, которые ты здесь, я уверен, будешь с успехом организовывать и проводить.

— Погоди, — начал догадываться я, — то есть Андрей…

Степаныч молча кивнул. Теперь понятно, почему этот юный боец такой молчаливый. Оживляется только при упоминании имени Грейси — ну что ж, ничего человеческое, как говорится, не чуждо. Да к тому же он действительно пока что очень молод — наверняка юношеские восторги еще пройти не успели. Такие обычно и на службу идут, чтобы соответствовать своим идеалистическим представлениям о мире и о своем в нем месте.

— В общем, Серега, — подытожил Степаныч, — надо делать дела. И часть этих самых дел здесь у нас с тобой будут совместными.

— А мне-то это зачем нужно? — неосторожно спросил я. Степаныч насмешливо посмотрел на меня, как будто на ребенка, в десятый раз спросившего, зачем родителям ходить на работу, ведь в холодильнике и так есть еда.

— А затем, родной, — доверительно сообщил он, понизив голос, — чтобы к тебе не было лишних вопросов, когда ты вернешься в Россию. Смекаешь?

«Как не смекнуть», — подумал я. «Если с вашей организацией один раз зацепишься, потом уже от вас не отвяжешься. Хотя с другой стороны, от меня ведь ничего особенного и не требуется. Пускать на соревнования по одному парню из конторы? Так, судя по Андрею, они действительно довольно крепкие спортсмены, так что какая мне разница, где они там еще работают. А взамен, получается, безопасность и помощь, а в России — так, можно сказать, и в круглосуточном режиме. Выходит, мне это даже выгодно. Так что почему бы и нет».

— Конечно, — ответил я. — В этом вопросе никаких проблем не будет, можешь быть уверен. Все, что зависит лично от меня, я обеспечу. Главное, чтобы у меня в принципе была такая возможность.

— Возможность будет, — усмехнулся старший товарищ. — Сам подумай — если бы не было возможности, я бы к тебе с этим не обращался.

Что ж, логично. Я все время забываю, что прежде чем о чем-то разговаривать, эти люди всегда основательно готовят почву, а потом еще и перепроверяют каждую деталь по несколько раз.

— Степаныч, давно хотел спросить, — сказал я. — А кто такой Сёма и откуда он взялся?

— Кто такой? Земляк, — ухмыльнулся Степаныч и углубился в еду, давая понять, что дальнейшие разговоры на эту тему поддерживаться не будут.

Судя по такому односложному ответу, «земляк» тоже имел отношение к конторе. Ну или, по крайней мере, чего-то мне знать не полагалось. Ну и ладно. Своя голова на плечах работает, если что. Гораздо больше меня сейчас терзал мой главный вопрос, который я все никак не решался задать, постоянно оттягивая этот момент. Но вечно тянуть было невозможно. Я постарался мысленно подготовить себя к любому повороту, а точнее сказать, к самому негативному. И все-таки спросил:

— А как там Алина?

— Алина? — переспросил Степаныч. — Так, а чего Алина. Ты вроде бы все и сам знаешь. Она подала заявление да уехала.

— Уехала? — переспросил я. — Но куда? Почему?

— А я откуда знаю, почему? — развел руками Степаныч. — Всю работу, которую была должна, она выполнила. Все условия для увольнения — тоже. Претензий к ней никаких нет. А все остальное — не нашего ума дело, дальше ее личная жизнь. Хотя она кому-то вроде бы говорила, что хочет поехать к матери в село, начать новую жизнь, типа с нуля или как там говорится…

— Может, она нашла себе кого-то? — выпалил я.

Степаныч в ответ только пожал плечами:

— Я, по крайней мере, никого не видел. Никто ее не встречал, не провожал, часами ни с кем, как тогда с тобой, по телефону не щебетала. Не знаю.

— Понял, — расстроенно выдохнул я.

Сказать по правде, я очень надеялся, что уж если Степаныч и пожалует в Америку, то Алина-то точно приедет вместе с ним. Конечно, головой я уже понимал, что все кончено. В конце концов, что бы ни случилось — если бы Алина хотела, она точно нашла бы способ дать о себе знать. Да, двадцатый век — это вам не двадцать первый, мессенджеров здесь пока еще нет, зато есть телефон, телеграф, обычные бумажные письма, наконец. Да через того же Степаныча можно было передать что угодно!

Одно утешает — судя по словам Степаныча, у нее, скорее всего, никого не появилось, и причины ее пропажи с моего горизонта все-таки другие. Хотя что здесь утешительного? Даже если у нее теперь вообще до конца жизни ни одного мужика больше не будет — ко мне-то она тоже больше не придет. Так что какая разница.