— Возможно. — Мои руки распутали одеяло, расправили его, когда я держал его распахнутым над полом, и бросили его так, что оно почти идеально накрыло ее тело, когда приземлилось на нее. — Ты переоцениваешь мое желание разговаривать с тобой.

— Кто из нас заговорил первым?

— Насколько я помню, это был я… после того, как поймал тебя на том, что ты рыскаешь по моей комнате.

— Ты не застал меня за рысканьем. Ты застал меня лежащей на твоей кровати.

— И все же ты отрицаешь свое влечение ко мне. Что именно, Рыцарь? Я тебя привлекаю, или ты шпионила?

Скорее всего, и то, и другое.

— Что это с тобой такое — абсурдные сценарии "или-или"?

Я отложил книгу в сторону и повернулся так, что мои ноги коснулись пола, а предплечья уперлись в колени, когда я наклонился вперед и вперил в нее тяжелый взгляд.

— Уклоняясь от моих вопросов, ты не заслужишь моего уважения, а через семь дней, когда мы начнем наш выпускной год в школе, ты захочешь этого уважения.

Она встретила мои действия, раздвинув ноги и наклонившись вперед, так что всего несколько дюймов разделяли наши лица, когда мы сидели друг напротив друга на диванах, которые мы с мамой когда-то вместе выбирали.

— Я уважаю тебя.

— Правда?

— Как ты это называешь? — Она жестом показала между нами. — У тебя есть привычка обсуждать психологию литературы с людьми, которых ты не уважаешь?

Туше.

Боль в спине должна была послужить напоминанием о необходимости возвести более высокие стены. Вместо этого она разрушила их до основания. Опасность позволить ей увидеть меня в уязвимом состоянии не отпугнула меня, и что-то в ее глазах умоляло меня поверить, что она не враг.

Видела ли она мое одиночество? Сопереживает ли она ему? Не может быть, чтобы мне было весело торчать в этой комнате весь день.

Я открыл рот, чтобы заговорить, но она прервала меня.

— Это нормально — не ненавидеть меня. И не любить меня тоже можно. — Она опустила глаза на одеяло, которое лежало у нее на коленях, а затем вернула его мне.

Было ли неправильно давать ей одеяло? Да, я был засранцем, но мама воспитала джентльмена.

Я проследил за ее взглядом.

— Ненависть требует эмоций, а я…

— ….не обладаешь ими, где бы ни находился. Да, я поняла. Есть разница между одиночеством и уединением.

Ее слова напомнили мне о выборе. У меня их было два. Я мог быть одинок, мог жить в одиночестве по собственному желанию, а мог искать выход, который она мне дала. Лекарство. И я сделал свой выбор на следующий вечер, когда вернулся в библиотеку, и мы вместе читали "Бесконечную шутку" и спорили о психологических последствиях отсутствия родителей.

Ничего страшного, говорил я себе, пока мы шли обратно в наш зал. Это просто отдушина. Просто развлечение.

Мне было интересно, что она говорила себе.

Доверие похоже на зеркало. Если оно разбито, вы можете,

конечно, его склеить, но трещины… трещины все равно останутся.

Леди Гага

РЕНАТА ВИТАЛИ

Я могла бы еще тысячу раз спросить себя, что я здесь делаю, и все равно не получила бы ответа. Читать книгу — все равно что отрывать страницы в своей душе. На восемьдесят тысяч слов ты становишься кем-то другим. Ты обнажаешь себя перед словами и чувствуешь то, что чувствует персонаж. Когда ты делишься этим опытом с другим человеком, это все равно что разделить с ним одну душу.

Последние три недели я делила одну душу с Дамиано Де Лука. Я не доверяла ему. Черт, я даже едва знала его, но есть люди, которых я знаю всю свою жизнь, и которым я не доверила бы поливать свои растения, не говоря уже о том, чтобы проводить с ними ночь за ночью за чтением.

И все же, как по часам, когда часы рядом с моей кроватью пробили час ночи, я стянула с себя простыни и побрела по коридору. Дамиан сидел на диване с книгой в руках и идентичным экземпляром для меня. Я посмотрела на книгу в мягкой обложке в его протянутой руке. "Атлант расправил плечи". Айн Рэнд.

Я присела, но не притронулась к книге в мягкой обложке.

— Нет.

Это была импульсивная реакция. Потребность ощутить свою силу после того, как я почувствовала себя такой беспомощной, решив появиться здесь. Лучшее объяснение, которое я могла придумать, — это то, что отец научил меня возводить вокруг себя стены. Это касалось и моего сердца, которое, казалось, было слишком заинтересовано в Дамиане для моего же блага. От влечения можно было отмахнуться. Но эта потребность искать в нем компанию? Непоколебимая.

Никому не верь, напомнила я своему сердцу, а затем умоляла его прислушаться.

Дамиан положил мягкую обложку рядом с собой.

— Нет?

— Нет.

— Почему нет?

Я ошеломленно смотрела на него.

— Эта книга в третьем лице.

Он выглядел не впечатленным.

— Ты прекрасно читаешь "Братьев Карамазовых".

Я пожала плечами и изо всех сил постаралась выглядеть так, будто не вытягиваю оправдания из воздуха.

— Это был Достоевский. Он в другой лиге.

— Это Айн Рэнд.

— Я могу уйти, если ты намерен прочитать "Атлант расправил плечи".

Дамиан пристально смотрел на меня. Я хотела сдаться, потому что да, мне было чертовски одиноко в комнате весь день. Я не могла позволить себе еще один час одиночества. Это свело бы меня с ума. Когда Дамиан встал, я чуть было не пошла на попятную, но закрыла рот, когда поняла, что он направляется к одной из полок.

Он достал книгу в мягкой обложке и подошел к дивану. Хунот Диас. «Краткая и удивительная жизнь Оскара Уао». Это только усугубило ситуацию. Это означало, что он хотел видеть меня здесь так же сильно, как я хотела быть здесь.

— Есть только один экземпляр. Я почитаю. — Дамиан открыл книгу.

На кончике моего языка вертелась мысль спросить его, зачем он это делает. Вместо этого я глотала слова, пока он читал. У Дамиана был голос, как у Закари Уэббера, а когда он читал с легким техасским акцентом, я поклялась, что он погубил меня в аудиокнигах. Никто не мог с ним сравниться.

Растянувшись на диване в столь поздний час, я легко заснула под голос Дамиана. Мои глаза закрывались. Когда я снова открыла их, он нес меня по коридору, его движения были спокойными и легкими.

Я зевнула, зрение затуманилось от сна. Темнота не помогла. Когда я переместилась, Дамиан крепче прижал меня к себе. Тогда я снова закрыла глаза и положила голову ему на грудь. Он должен был ненавидеть меня. Я не доверяла ему. Я украла у него телефон. Я была Витали, а он — Де Лукой.

Но это не было похоже на ненависть.

Лучшая возможность узнать, можешь ли ты

доверять человеку — довериться ему.

Эрнест Хемингуэй

РЕНАТА ВИТАЛИ

В большинстве школ есть злая девочка. В школе Девилс-Ридж их три. Лора Уиллис. Мария Дельгадо. Адалазия Риччи. Я засекла их сразу, как только вышла в коридор, а мое новое расписание сжалось в кулаке, уже заученное наизусть.

Они вышагивают по коридору, как в сцене из "Дрянных девчонок". Шаг. Покачивание бедрами. Шаг. Взмах волосами. Шаг. Подмигивание. Шаг. К счастью для меня, они не дали мне ничего, кроме суженных глаз и тонко завуалированной зависти. Я вторглась на их территорию, но все равно умудрялась привлекать внимание, несмотря на беспорядок в одежде.

Мое имя защищало меня от издевательств, и, возможно, именно это вызывало наибольшую неприязнь. Я была привилегированной Витали, принцессой мафии, которой они хотели стать. Все было так гламурно, как и предполагалось в названии, и да, у меня были деньги, образование и статус.

Если бы это было фишкой, я могла бы понять их враждебность. Но меня устраивали благополучные семьи с родителями, которых меньше волновали территориальные споры, а больше — табели успеваемости, которые я приносила домой каждую четверть.