Ужас давно пережитого возвращается ко мне, накатывает волной. Я ведь уже проходила через такое. Моментально вспоминаю, как мне было мерзко и противно.

Но тут что-то происходит.

Неожиданно рука Вагана замирает. Он так и не расстегивает ширинку.

Я поднимаю взгляд и вижу, что он уставился на дверь.

Оборачиваюсь и вижу в дверном проеме Барсега.

Мой дорогой, любимый человек непохож на себя. Ворот его рубашки разорван, пуговица выдернута с мясом, горло распухло, впрочем как и его губы, и почему-то оплыл глаз. Вид у него такой, будто покусали пчелы.

Но главное — то, как он стоит, опираясь на косяк. Видно, что каждая секунда в горизонтальном положении дается ему с трудом. Он вот-вот свалится!

— Отошел… — шипит со свистом Барсег.

Тут я замечаю, как он поднимает руку, в которой блестит серебристый ствол оружия.

— Где ты его выдрал, я все обыскал, — с досадой рычит Ваган.

— Не все-е… — хрипит Барсег и целится. — Не трогай ее…

— И что ты сделаешь? — хмыкает Ваган. — Выстрелишь в родного брата? Ну давай, вот он я…

С этими словами он пихает меня в сторону.

Я падаю на задницу, пячусь назад и замираю, наблюдая за противостоянием этих двоих.

Барсег не отвечает Вагану, но я вижу, сколько в нем ярости. Он наверняка только на ней и держится. На бешеной животной злости.

Тем не менее он не стреляет, лишь продолжает целиться и хрипит:

— Пошел отсюда на хер…

Ваган бесится.

— С тех пор как она появилась в твоей жизни, ты как помешался, выше других ее поставил, выше меня… Но что же ты не стреляешь? А я скажу тебе, почему. Кровь сильнее, так? Ни хрена ты мне не сделаешь. Как ты после этого будешь жить?

Барсег краснеет еще сильнее, но больше не двигается. Замирает, держа брата на мушке. И я, и Ваган отчетливо понимаем — долго он не продержится.

Самое удивительное — мне кристально ясно, почему Барсег не стреляет.

Ваган прав, он — его плоть и кровь. Действительно, как жить, после того как выстрелил в родного человека? Того, с кем рос, кого оберегал.

Пусть Барсег пытался посадить брата, но это не то же самое, что всадить пулю в родного человека. У меня ведь тоже есть сестра, Аня. Соверши она жуткое преступление, наверное я бы тоже отправила ее за решетку. Но выстрелить… Я ее так люблю, что скорее закрыла бы собой.

Вот главное отличие двух братьев — Вагану любить не дано, зато Барсег прекрасно умеет это делать.

— П-последний шанс, — Барсег еле шевелит языком.

— Ни хрена ты мне не сделаешь, кишка тонка, — повторяет Ваган с самодовольной ухмылкой. — Зато сделаю я… Давно было пора избавиться от этой суки, она нас рассорила!

С этими словами он наводит на меня ствол пистолета.

Я зажмуриваюсь, тихо пищу от ужаса:

— А-а-а…

Сухой звук выстрела буквально оглушает.

Мне страшно открыть глаза. Страшно что-либо почувствовать, ведь, по всему, Ваган должен был в меня попасть, он стоял совсем рядом.

Я готовлюсь ощутить страшную боль от пулевого ранения и… Не чувствую ее.

Слышу лишь какие-то булькающие звуки. Разжимаю глаза и вижу, как мужское тело валится на пол.

Ваган лежит с простреленным горлом, из раны хлещет темная, почти черная кровь. Его глаза вытаращены, они неживые.

— Барсег, ты убил его… — шепчу одними губами.

Поворачиваюсь к нему и наблюдаю за тем, как он сначала кивает мне, словно пытается сказать что-то типа: «Пожалуйста, милая, все для тебя». Но у него явно не хватает сил, чтобы произнести хоть слово, а потом он тоже валится на пол. Видно, его время закончилось.

Снежана

Я забываю, как дышать, когда вижу Барсега лежащим на полу.

— Нет…Не-е-ет! — громко кричу.

Как будто от силы моего крика что-то зависит.

Как будто он сейчас возьмет и очнется… Только потому, что мне так отчаянно это нужно.

Я подскакиваю с места, бросаюсь к нему, опускаюсь на пол.

— Милый, очнись! — прошу его, стирая со своих щек слезы.

Но глаза Барсега закрыты, лицо, кажется, еще больше опухло. Аллерген продолжает свое черное дело.

А еще Барсег хрипит. Страшно так! Натужно…

Звук кажется мне диким.

Очевидно, что он еле дышит, и я понятия не имею, как ему помочь. Я даже искусственное дыхание делать не умею. Ни разу в жизни не приходилось, только видела, как это делали в фильмах.

Я резко поднимаюсь, оглядываюсь по сторонам, вспоминая, где может быть мой телефон. Он был в сумочке, которую я, кажется, уронила в кабинете Барсега, когда увидела там Вагана. Да, он там!

Несусь туда со всех ног, спотыкаюсь о ковер и чуть не распластываюсь на ровном месте.

Чертовы шпильки! Зачем вообще я их надела? Дура, надеялась сразить Барсега красотой, а попала в такой переплет.

Сумочка находится быстро, лежит рядом с плащом, который Ваган с меня содрал.

Я хватаю ее, вытаскиваю телефон.

Звоню сразу в скорую. Вот только служба, которая всегда должна быть доступна, не отвечает. Очень быстро понимаю, что телефон вообще не работает.

— Да чтоб ты провалился! — кричу в бессильной злобе.

Сломался, что ли? От падения?

Неожиданно вижу на столе телефон Барсега, хватаю его.

Слава богу, не запаролен! Хоть где-то мне везет. Снова набираю номер скорой, и снова с тем же нулевым успехом. Ну не может же так быть, что оба телефона сломались одновременно.

В памяти взрывается воспоминание, что где-то должен быть стационарный телефон.

Я подхватываю с пола плащ, закутываюсь в него и бегу вниз, на автомате сжимая телефон Барсега в руках.

Судорожно ищу базу телефона внизу, но и здесь неудача. Нет ее!

Мне так жутко и страшно, что хочется кричать.

Снова поднимаюсь на второй этаж. Мне просто необходимо знать, как там Барсег, дышит ли еще? Сделать для него хоть что-то…

Когда я подбегаю к нему, он уже и не хрипит почти. Сипло, натужно дышит, кажется через раз.

Надо что-то срочно делать! Но бросить его страшно, что если умрет, пока я буду бегать за помощью? И кто мне тут поможет? Кто откроет дверь девице в плаще на полуголое тело и шпильках.

Я здесь никого не знаю…

А потом я вдруг вспоминаю, что, когда ехала сюда на такси, мельком видела, как к соседям через дом подъезжала скорая. Это воспоминание словно подводная лодка выныривает из ужасных образов, блуждающих в моей голове.

Скорая! Как я раньше не вспомнила!

Кстати, наверняка она была из платной клиники — больно крутая машина, государственные такими не бывают.

Может быть, она еще там? Боже, сделай так, чтобы она была там.

— Потерпи, милый! — я провожу холодными пальцами по волосам Барсега.

А потом срываюсь с места, бегу на улицу, к соседям, что есть сил.

Вижу во дворе скорую и чуть не плачу от облегчения.

Подлетаю к ней как раз в тот момент, когда врачи выходят из дома.

Складываю руки в молитвенном жесте и прошу:

— У человека анафилактический шок! Ему срочно нужна помощь, пожалуйста, спасите!

Дальше все как в тумане.

Я бегу обратно в дом, врачи с чемоданом — следом за мной.

Барсегу делают укол, потом искусственное дыхание.

Медики косятся на труп Вагана, пытаются куда-то дозвониться, но так же безуспешно, как еще недавно я. Потом снова продолжают вдыхать воздух в легкие моего любимого человека.

Я наблюдаю за тем, как его реанимируют и тихо плачу.

Молюсь про себя, прошу бога сохранить ему жизнь, ведь больше ни на что надежды нет.

И бог слышит!

Врачи обнадеживают фразой:

— Дышит сам, мы отвезем его в больницу. По пути вызовем полицию.

— Я поеду с вами! — тут же прошу.

***

Снежана

Это была жуткая ночь, полная диких событий.

Барсега забрали в больницу, а меня… Меня почти сразу забрали в полицию, где я не один час объясняла следователям, что же случилось этой ночью в особняке.