Нет, вашу мать!

Я целый час стою как последний истукан возле ее квартиры. Она там, я это точно знаю. Пусть не ответила мне ни разу, сколько бы я ни стучал, ни звал ее. Но я ведь слышал, как она ходила в прихожей. Вот только ей плевать, что я засунул гордость в задницу и приехал.

Ей все равно, что я промучился всю ночь.

Ей до лампочки, что я, как последний дурак, все утро ждал ее на работе.

Ей без разницы, что я десять раз ей позвонил.

Как же сильно она меня бесит!

Снежана

У меня получается выдохнуть, только когда вижу в окно, как Барсег выходит из подъезда, шагает к своему джипу.

«Не возвращайся!» — мысленно кричу, плотнее запахиваясь в безразмерный халат.

Наконец он ушел. Я думала, этого уже никогда не случится. Он торчал как приклеенный на лестничной клетке. А от его громкого стука у меня до сих пор гудит в ушах. Чуть дверь нам не расколошматил своими пудовыми кулачищами.

Ублюдок! Он что думал, я к нему выйду, скажу: «Заходи, милый, давай выпьем чаю, заодно можешь еще раз зажать меня у стенки…» Так он думал? Да сто процентов!

Он что считает, ему все можно? Раз богатый, значит все должны перед ним стелиться, в том числе и я?

Еще бы, главный инвестор, считай спаситель фирмы. Все с ним носятся как с писаной торбой. А он изъявляет свою волю, которой все должны подчиняться…

Вот только не буду я делать, как он хочет. Не буду, и все тут!

Да, я понимаю, его, скорей всего, взбесил мой вчерашний побег. Но неужели он и вправду думал, что это нормально? Взять, засунуть в меня свое хозяйство, когда я практически умоляла его этого не делать. Потом поинтересоваться, зачем я зашила что-то там. А потом как ни в чем не бывало предложить — давай закажем что-то вкусное, посидим, поговорим. Как будто только что не обозвал меня шлюхой, предположив, что я имитировала девственность.

Я с ним посиди-поговори. За одним столом!

Не в этой жизни…

Меня чуть не вырвало от его предложения. Но еще меньше мне хотелось что-то с ним обсуждать после того, что он сделал. Слушать дикие обвинения в свой адрес, терпеть новые домогательства, которые, несомненно, последовали бы, останься я там. А даже начни я оправдываться, пытаясь снова доказывать ему свою правду, — не поверил бы.

Барсегу ведь правда не нужна, я это выяснила пять лет назад. Ему нужно, чтобы я покаялась в несуществующих грехах, пала ниц, а он решал бы мою судьбу.

Любовницей ли своей меня сделать или просто на хуй послать.

Сука…

Пять лет прошло, а мне до сих пор бесконечно обидно, что он тогда мне не поверил, заклеймил гулящей тварью и до сих пор такой считает. Предпочел обелить брата в своих глазах, а меня сровнять с землей. Это ведь намного проще, чем разбираться с тем, что случилось на самом деле, разве нет? Тогда и с братом бодаться не придется, и вроде как есть моральное право сделать меня своей подстилкой.

Кстати, он ведь уже пытался взять меня силой!

Я ничего не забыла…

Отлично помню, как на следующее утро после неудавшейся помолвки он рычал мне в ухо, что лучше бы я сосала ему, а не кому-то там. И что если я не исчезну из города, то он сделает меня своей шлюхой.

Помню, как крепко он держал меня тогда, что я даже вырваться не могла. Помню жуткое чувство бессилия, которое зародило в душе такую панику, что страшно представить. Я потом множество раз просыпалась ночью от кошмаров, душимая этой самой паникой.

И вот спустя пять лет я сама же явилась к нему в номер! Какой идиоткой надо быть, чтобы так сделать?

Расслабилась за это время, в памяти слегка потускнели воспоминания о том, кто такие Багиряны и на что они способны. Да и подумать толком времени себе не дала. Разрешила эмоциям бежать впереди разума, полетела к Барсегу в гостиницу разбираться.

Надеялась на какую-то там справедливость, хотела убедить его оставить меня в покое, позволить работать…

Я ведь и правда надеялась что-то там ему доказать! Какая же я наивная!

А потом он начал меня оскорблять, сама не поняла, как полезла к нему драться…

Но чего я сильно не ожидала, так это того, что он начнет меня после всего целовать. Он выглядел так, будто хотел придушить, но при этом лез ко мне своими губищами.

Я сильно не ожидала.

Стояла там в полном шоке и, стыдно вспомнить… Получала огромное удовольствие от этих самых поцелуев. Нормально это?

Я не знаю, что на меня нашло тогда, не знаю, как это случилось.

Вот я даю ему пощечину, потом — оп! — и он целует меня. Безумство какое-то.

Может быть, я так отреагировала потому, что меня уже очень давно никто не целовал? Вот тело и взбунтовалось, польстилось на ласку, даже такую грубую. А дальше я и понять не смогла, как он так быстро приставил меня к стенке, стал раздевать. В тот момент во мне проснулось что-то древнее, что-то настолько сильное, что описать это невозможно.

Я одновременно не хотела и дико хотела всего того, что Барсег со мной делал.

И все-таки я просила его остановиться, просила не переходить черту…

Я ведь не планировала с ним спать!

Я умоляла: «Не надо! Не надо!»

Но когда ему были важны мои просьбы? Сделал, что хотел, и посчитал, что так и надо. А потом давай Снежана с тобой разговоры разговаривать…

Аня считает, из-за всего, что вчера случилось, мне нужно идти в полицию. Ведь я ему четко сказала нет.

Однако я прекрасно понимаю, что могла сопротивляться яростнее.

Да, он держал меня своими огромными ручищами, но… Но я ведь даже не пыталась сопротивляться! Скованная реакцией тела на близость, я даже толком не старалась его отпихнуть.

Что кому я докажу в полиции? Ведь в номер я пошла к нему добровольно, сама позволила себя целовать. Ничего я никому не докажу.

Да и зачем мне такое пятно на репутации? Кто захочет взять на работу переводчицу, которую изнасиловал собственный начальник? Кому вообще это будет надо? Только от стыда умирать. От стыда и желания прибить Барсега Багиряна!

В голове у меня такой кавардак, что хоть полжизни расставляй все по полочкам, толку не будет.

Одно знаю точно — видеть больше Барсега не хочу!

Я вздрагиваю, услышав звук отпираемой двери. Несусь в прихожую.

Сама не знаю, чего боюсь, ведь Барсег давно уехал.

На пороге появляется Аня.

— Ты что такая испуганная? — интересуется она. — Я пораньше отпросилась, подумала, вдруг тебе понадоблюсь. Кстати, а что там за корзина с фруктами у двери? Здоровая такая. Ты заказала? Сейчас заберу…

— Пусть гниет! — кричу, сжав кулаки. — Не смей тащить ее домой! Не вздумай даже! Не трожь, не трожь!

Я буквально захлебываюсь своими криками, злостью, слезами, которые моментально проступают на глазах. Давлюсь комом в горле и вздохнуть нормально не могу.

— Ты что? — у сестры вытягивается лицо. — Снежочек, успокойся!

Она бросается ко мне, обнимает, гладит по голове и шепчет:

— Все хорошо, все будет хорошо…

Я чувствую ее поддержку, любовь, и только тогда делается хоть чуточку легче.

Я за Аню и в огонь и в воду, а она за меня. И никакие Барсеги Багиряны мне в жизни не нужны…

Снежана

Я просидела дома целую неделю.

За это время подуспокоилась, рационализировала ситуацию. Решила, что произошедшее со мной — не конец света.

Я не хранила свою девственность ради кого-то, просто не хотела ни с кем встречаться, доверяться, снова страдать… В общем, сделала для себя вывод, что отношения — не мое. Смысл заводить новые, если итог будет все равно один.

А значит, потеря невинности — не ахти какое горе.

Пусть и досталась она тому, кому я хотела бы подарить ее в последнюю очередь.

Причем случившееся даже принесло плюсы. Начальник переводческого отдела лично написал мне, пожелал скорейшего выздоровления. Спросил, когда я изволю вернуться на работу, сказал, что у него для меня новый выгодный проект. Из чего я сделала вывод, что я уже не в опальном положении.