И все.

Для всех остальных мы кажемся парой. Но это лишь видимость, которую я создал, чтобы ее защитить.

Больно-то как, кто бы знал.

Это безумно больно быть только лишь другом для любимой женщины.

А еще мне дико стыдно за всю ту дичь, что я с ней творил после того, как приехал в Москву. Как я ее сломать хотел, из компании выпнуть, начальника на нее натравил. Потом в гостинице ее зажал, как продажную девку, а ведь она девочка была! Невинная девочка, которая так из-за меня пострадала.

Стыдно за свою глупость, а также… За свои неуемные желания к ней.

Потому что ну как я к ней после всего прикоснусь? Она столько выстрадала из-за меня, столько пережила… и тут я со стоящим членом. Удовлетвори меня, милая, а то на стенку полезу.

В голове все сидят слова отца: «Будет лучше, если ты ее отпустишь. Дай ей начать жизнь заново…»

Но как? Если она уйдет, моя жизнь закончится.

Да, вот такой я чертов эгоист. Не хочу, не могу, не буду ее отпускать… И ведь понимаю — надо.

Я Снежану попросту не заслужил.

Достаю ключи, отпираю дверь.

Иду на запах чего-то печеного, что доносится из кухни.

Нахожу Снежану тут.

Моя милая драгоценная девочка крутится возле плиты с прихватками, вынимает из духовки противень с круглым румяным печеньем.

С улыбкой поворачивается ко мне.

— А я тут экспериментирую, — сообщает Снежана. — Дети ведь любят сладкое, да, Барсег? Хочу научиться печь настоящее печенье, чтобы баловать малыша. Ведь это полезнее покупного, так? Я же только хорошие продукты туда положу.

— Я очень любил печенье в детстве, — продолжаю как завороженный наблюдать за ней.

Снежана достает белое керамическое блюдо, при помощи лопатки выкладывает на него печенье, параллельно щебечет:

— Как думаешь, кто родится? Мальчик или девочка? Я что-то даже не могу определить, кого больше хочу. Лишь бы здоровенький…

Я опираюсь плечом о дверной косяк, пожираю Снежану взглядом.

Господи, до чего же она волшебная! Носит моего ребенка, ждет его появления. Это после всего! Уже даже любит малыша, строит планы, как будет его баловать.

Я таю.

Смотрю на нее и таю.

В ней есть все, что я хочу видеть в женщине.

Точнее, я только ее в роли своей женщины видеть хочу.

— Барсег, ты садись, — предлагает она. — Выпьешь со мной чаю? Попробуешь печенье? А то вдруг ерунда.

С этими словами она водружает блюдо на стол, спешит поставить чайник.

Не двигаюсь с места, смотрю на нее как зомбированный.

Она достает кружки, ставит их на стол.

Подмечает, что я не двигаюсь с места. Ей явно становится неловко, она уже гораздо менее решительно пододвигает блюдо с печеньем в мою сторону, смотрит настороженно.

Аккуратно спрашивает:

— Так будешь или нет?

— Можно я тебя съем? — спрашиваю неожиданно для самого себя.

Подхожу к ней ближе, вдыхаю аромат ее волос. Она сладким пахнет, ванилью или чем-то подобным. Родным, любимым.

Громко сглатываю, признаюсь:

— Ты такая вкусная, я такой по тебе голодный…

Она смотрит на меня ошарашенным взглядом.

В то же время не отстраняется. Замирает на месте, будто… чего-то ждет?

А потом вдруг отвечает:

— Ешь…

Я поначалу даже не верю своим ушам.

Это сейчас провокация или мне вправду можно?

Ешь ее, видите ли.

Снежана действительно дает мне добро на прикосновения?

Если так, то она определенно надо мной издевается. Я тут который день умираю от желания, а она так просто — ешь… Как будто только и ждала моего вопроса. Будто тоже хочет всего, о чем я так сильно мечтал. А чего молчала?!

Когда я обнимаю ее за талию, у меня от переизбытка чувств трясутся руки.

Я наклоняюсь к ней, нежно прикасаюсь к щеке, жду, как она себя поведет.

А Снежана обводит мою шею руками, мурлычет тихо:

— Ты тоже вкусный.

Она вдруг целует меня в уголок губ. Несмело, по-девичьи скромно.

Но как же это сносит крышу! Как поджаривает все мои предохранители.

— Моя девочка! — рычу ей в губы.

Подхватываю под попку, усаживаю прямо на стол и впиваюсь в ее нежные губы голодным поцелуем. Задираю ее платье и трусь об ее промежность восставшим естеством, все еще упакованным в брюки. Ткань ее трусиков очень тонкая, я чувствую мягкую плоть за ними.

Я резко двигаю Снежану вперед на столе, устраивая удобнее.

Позади нее что-то опрокидывается. Очень скоро выставленные ею кружки для чая сваливаются, к шутам, на кухонную плитку, бьются ожидаемо громко. Но даже этот оглушающий звук далеко не сразу привлекает наше внимание.

— О-о… — стонет Снежана.

Я мельком смотрю на белые осколки. Подхватываю Снежану за талию, заставляю обвить меня ногами и руками, да так и выношу из кухни, придерживая за попку. Еще, не дай бог, поранится, я не могу этого допустить.

Мне дико приятно оттого, что она позволяет так себя держать, обнимает меня, льнет. Я урчать готов, как довольный лев, который наконец получил желанную добычу в безраздельное пользование.

Несу Снежану прямиком в свою спальню.

Я так сильно мечтал вот так на руках притащить ее сюда хоть когда-то, что мне аж не верится, что это вправду происходит.

Я кладу ее на кровать.

Буравлю пожирающим взглядом, а сам раздеваюсь с космической скоростью, буквально сдираю с себя одежду.

Последними стягиваю с себя трусы, отшвыриваю в сторону.

Абсолютно голый надвигаюсь на свою женщину.

Снежана полулежит на спине, гипнотизирует меня взглядом.

Ее домашнее платье — не преграда.

Я целую ее колени, аккуратно развожу ноги, поднимаюсь выше, ласкаю губами внутреннюю часть бедер. Потом задираю мягкую черную ткань аж до талии, стаскиваю со Снежаны трусики, кидаю их на край кровати.

— Безумно тебя хочу, — говорю, глядя прямо в глаза.

Снежана не отводит взгляда.

Она проводит ладонями по моей обнаженной груди, тихо стонет, когда я ложусь сверху.

Я снова завладеваю ее губами, целую крепко, с нажимом. Одновременно приставляю член к нежным половым губам, пихаю его внутрь моей обожаемой девочки.

Какой же это невыразимый кайф — быть с ней, в ней, чувствовать ее ответное желание.

Снежана влажная, абсолютно ко мне готовая. Она стонет мне в рот, позволяя протиснуться в себя на полную длину.

Я настолько перевозбужден, что сдерживаться в принципе не в состоянии. Все, чего хочу, это безжалостно таранить ее собой. До фейерверков перед глазами, до оргазменных судорог, до полного изнеможения.

Радует одно — в нашем положении о контрацепции думать уже не нужно.

Я резко, с нажимом раз за разом в нее вхожу. Заглушаю ее крики поцелуями, чувствую ноготки на своих плечах и завожусь еще больше.

А когда она выгибается мне навстречу, стонет в оргазменной судороге, мгновенно кончаю. Да так, как до этого и не снилось.

Ярчайший секс в моей жизни.

Потому что с ней, потому что по обоюдному согласию, одному на двоих желанию.

Но даже после финиша я не отпускаю Снежану.

Ложусь на бок, крепко прижимаю ее к себе и шепчу на ухо всякие нежности.

Я не в силах от нее оторваться, да и нужды в этом никакой.

— Драгоценная моя, самая красивая, самая нежная…

Снова ее целую, вбираю в себя ее сладкие губы.

Не представляю, что бы я делал, если бы она меня сегодня отвергла.

Знаю только одно — каждый день так хочу. Хочу каждый день своей жизни прожить с моей любимой женщиной.

Барсег

Насколько может быть быстротечна жизнь, когда ты счастлив?

Вроде бы мы со Снежаной только вчера сидели на кухне после жарких занятий любовью, пили чай, ели печенье, которое успело остыть, пока мы кувыркались.

Вкусно было аж до одури, а как знаково! Я и моя девочка лакомимся ее блюдом после того, как занимались крышесносным сексом. Что на этом свете может быть круче?

Потом щелчок пальцев — и прошло семь дней.