Конечно, ей вполне могут всё рассказать и солдаты. Но общаются ли они? И остался ли у них вообще смысл здесь оставаться?

В общем, я решаю пока что ничего не говорить о нас с дочкой. И без этого моё поведение легко объяснимо. Я — мать.

Поэтому хватаю женщину за плечо и прижимаю к стене. Она выглядит болезненной, у меня легко получается удерживать её на месте.

— Значит так, нравится тебе это или нет, но я буду жить здесь. Меня зовут Варвара, мою дочь — Пелагея. Я не собираюсь ставить себя выше тебя, не собираюсь командовать, но если ещё раз услышу подобное высказывание в мою сторону или в сторону моей дочери — я сделаю всё, чтобы тебе жизнь мёдом не казалась. Это понятно?

— Так, значит… — она недобро сужает глаза и стискивает зубы так, что по лицу начинают гулять желваки.

— Так… Я не буду жаловаться Алану, но если до него дойдут слухи… Как думаешь, кого он оставит в замке? Тебе лучше не скалиться, а проявить ко мне уважение.

— К такой шлюхе, как ты? Понесла вон уже одну… Хочешь родить бастардов генералу? Думаешь, тогда будешь что-то для него значить? Ты никогда не станешь ему женой!

— Уважение, — я встряхиваю её и произношу с нажимом, — как к слуге твоего господина, такой же, как ты сама. Ты сказала, что ты ничем не отличаешься от меня. Так что и я буду уважительно к тебе относиться. И печи помогу растопить и в комнате уберусь.

Ей вдруг становится смешно:

— Убираться будешь? А если он это увидит… Тебя, измазанную в зале… Пошлёт ведь!

— Какой замок, такая и наложница!

Дочь уже приближается к нам. Она громко считает шаги и сосредоточенно загибает пальчики. Тут всё нужно срочно убирать — мой ребёнок не должен дышать пылью. И как только можно было всё настолько сильно запустить? В голове не укладывается…

— Где он только тебя откопал такую. Ясно теперь, какие он распоряжения императора выполнял… — ворчит женщина.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, всё ещё не отпуская её.

— А тебе, что обязательно знать?

— Я назвалась.

— Гилмор, — она вскидывает жалящий взгляд. — Долго ещё собираешься меня держать?

— Я хочу убедиться, что ты меня поняла. К моей дочери ты не подходишь. Никто не подходит. Никто не вмешивается в мои с ней разговоры. Никто не объясняет ей значения слов. И, конечно, не навязывает своё паршивое мнение по поводу того, что ей пора знать, а что нет. И вообще, своё мнение по любому поводу советую запихнуть подальше. А в остальном… — я отпускаю её и натягиваю на лицо улыбку, когда Пелагеша подходит и озвучивает количество шагов. — Очень приятно познакомиться. Я уверена, что мы поладим. Пелагея, это Гилмор, она здесь отвечает за порядок. Правильно?

Женщина выглядит ошалелой, но быстро отходит и кивает:

— Ага…

— Здравствуйте, — улыбается дочка. — А почему здесь так грязно?

Вопрос звучит так наивно и искренне, что Гилмор даже не злится. По крайней мере, не морщится и не скрежещет зубами в ответ.

Она продолжает вести нас вперёд, мы поднимаемся на второй этаж, и проходим по довольно узкому коридору, где сквозь слой пыли на нас глядят портреты чопорных мужчин и женщин.

— Да а что, по-твоему, я тут должна была намывать пустые комнаты каждый день? — она отвечает на вопрос, будто бы в качестве ворчания, но беззлобно. — Уже никто не был уверен, что генерал вернётся. Место это проклятое. Что его дёрнули боги сюда вернуться?

— Но это же его дом… — удивляется Пелагея.

Я слушаю с интересом, но не вмешиваюсь. Мне едва ли так же просто будут отвечать.

— Вырос он тут… Но много замков ему принадлежат. Да и теперь… разве император не должен его наградить какими-нибудь благодатными южными землями? Зачем сюда-то возвращаться? Граница рядом и лес тёмный — из него вечно всякие твари вылазят. Ты, Пелагея, вообще не выходи из замка одна. Опасно тут.

— Волки, да? — тут же понимает дочка, о чём речь.

— В том числе… — Гилмор оборачивается и бросает на меня взгляд. — Тут осталось людей — горсть, и то половину прошлой ночью волколаки унесли. Старый маг-лекарь ещё был у нас, хороший мужик был… Он смог их отогнать, но ночь не пережил. Да тут вещи и пострашнее делаются…

Она собирается продолжать, и по тону я понимаю, что речь пойдёт не о ромашках и подсолнухах, поэтому прерываю её.

Мне безусловно очень интересно и важно знать, какие опасности хранят замок и ближайшие угодья. И Гилмор есть, что об этом рассказать.

Но нужно ли слушать это всё моей дочери?

Не хочу, чтобы ей снились кошмары.

Нужно будет узнать всё самой, тогда уже решить, что делать и нужно ли посвящать в это малышку.

— Пришли…

Женщина отворяет дверь рядом с окном. Мы проходим в комнату, где вся мебель спрятана за чехлами. Сюда как будто бы никто не заходил даже при генерале. От окна сквозняки, но хотя бы много света и виден фронт работы. Сбоку ещё две двери. Одна — гардеробная, совмещённая с ванной, другая с ещё одним спальным местом, возможно, для прислуги.

— Скорее всего, генерал имел в виду эту комнату. Больше ничего приличного и нет.

Гилмор разводит руками.

Мне интересно, кому эта комната принадлежала раньше. А ещё — почему замок-то проклят. Что случилось здесь в прошлом?

Но от вопросов воздерживаюсь. Всё равно не смогу проверить информацию, зато абсолютно точно подорву авторитет. Она поймёт, что мастера Вардена я совсем не знаю. Что никакая ему не любовница. Пока что.

— Спасибо большое, что провела нас. Тебе помочь с дровами?

Гилмор зыркает на меня злобно и качает головой.

— Чтобы с меня три шкуры спустили?

— Ну… не хочешь — как хочешь. Тогда мне нужны тряпки и ведро с водой. Что так смотришь? Ты здесь и за два дня одна не управишься, а нам нужно где-то спать.

Женщина сверлит меня недоверчивым взглядом и в итоге всё-таки приносит всё, что нужно для уборки. Последнее ведро с водой ставит с таким грохотом, что половина воды выливается. И что так психовать?

Работы тут на всех хватит.

Так как печи пока ещё не растоплены и в комнате холодно, дочке я даю задание ходить-туда сюда, всё рассматривать, но ничего не трогать. Движения не дадут ей замёрзнуть, а не трогать, чтобы лишний раз не дышать пылью.

— Мама, а всё же… — спрашивает она, когда я избавляюсь от паутины над кроватью. — Что такое наложница?

Я перевожу взгляд на своё солнышко, сдуваю со лба прядь волос и отвечаю с улыбкой:

— Наложница это… особая девушка.

— Да? — Пелагея хлопает своими чудесными длинными ресничками. — Почему она такая особенная?

Я пожимаю плечом и делаю вид, что очень увлечена вытиранием пятна на полу. Но, конечно, в очередной раз уйти от ответа у меня не получится.

— У неё особый статус. Её уважают. И ей достаётся… ну знаешь… лучшее ложе. Оттого и наложница.

Пелагеша хмурится, пытаясь это понять, я хватаюсь за собственную тусклую идею.

Надо её развить и слегка подкрасить.

— Ну… как я поняла, дорогая, в этом мире большая проблема с кроватями. Кровать — это же ложе, знаешь?

— Да, — она кивает. — Я где-то слышала.

— Ну вот… Так как наложниц уважают, им достаются лучшие ложа. Кровати красивые. Так-то здесь очень мало кроватей. Так что нам повезло.

Я прикусываю кончик языка и замираю, надеясь на положительный исход.

Дочка рассматривает нашу будущую кровать очень внимательно. Затем качает головой и выдаёт многозначительно…

— Да… понятно, почему та тётя такая злая, мамочка. Это у неё просто кровати хорошей нету. Она же не наложница.

Я смеюсь, не сдерживаюсь, подрываюсь к моей девочке и обнимаю её крепко-крепко. У меня самой колотится сердце. Конечно, мне страшно. И будь моя воля, я бы вот так прижала её к себе и не отпускала никогда. Но нельзя показывать, что что-то не так. И сидеть сложа руки — тоже нельзя.

Дочурка, моя прелесть, моя послушная девочка — она выполняет всё, о чём я её прошу и даже не капризничает. Даже раньше дома так дела обстояли не всегда. Всё-таки часто болеет моя крошка и обстановка бывает очень нервной.