— Да, Мистер Триллион, всё прошло потрясающе! — взволнованно кричит в трубку Мелани, разглядывая свои ногти, чтобы убедиться, что они идеальны. Иногда она называет своего парня «Мистер Триллион», объясняя, что это самое большое число, которое она смогла придумать. Мне это было непонятно, но она попросила не волноваться, потому как главное, что он понимает.

Да без разницы. Мелани — это просто… Мелани.

Затем она говорит тише, только для него.

— Да, я думала о тебе… Ты нужен мне больше. Я попрошу Улисса ехать быстрее. Нет, если он за рулём, это не опасно. Я соскучилась.

Она краснеет, как будто её парень только что прошептал, что планирует с ней сделать что-то непристойное. Она, как маленькая девочка, прикусывает нижнюю губу, прикрывает трубку ладонью и что-то шепчет, потом смеётся и отключает мобильный.

— Мелани, ты похожа на жеманную девственницу, — чересчур резко говорю я.

Её глаза блестят, как будто парень только что занимался с ней любовью по телефону.

— И что такого? Он заставляет меня стесняться, когда подробно описывает, что собирается со мной сделать.

— Подруга, у тебя на ногтях его имя, а на больших пальцах — сердечки. Такие мужчины, как твой, любят сложные задачи. Осторожнее, иначе он решит, что тебя завоёвывать уже не надо, ты и так его, и бросит тебя.

— Я его, и он мой. Мы любим друг друга, и собираемся пожениться, глупенькая.

Ни хрена себе, теперь из нашей троицы я одна осталась не замужем. Даже у нашего самого близкого друга Кайла теперь есть девушка.

Зашибись. Тьфу ты. Да пошло оно всё лесом.

Остаток пути домой мы молчим. Мелани переписывается, может, со своим парнем, а, может, с Брук. Мелани всегда держит её в курсе событий.

— Расскажи мне, как вы познакомились? — требует она, оторвавшись от своего телефона. Век бы не видеть и не слышать о Маккенне.

— Очень давно. В старших классах, ещё до того, как я сменила школу и встретила тебя.

— Но до вчерашнего дня ты не считала нужным рассказать о нём. Он разбил твоё чёртово сердце и поёт об этом по радио!

Я смотрю в окно, воздвигая вокруг себя толстые стены.

— Что случилось?

— Глупая девчонка увлеклась плохим парнем, подарила ему девственность, в итоге сердце её разбито. Конец истории. Меня сейчас волнует не он. Сейчас я беспокоюсь о том, что скажу своей матери. Наверное, просто скажу, что нашла другую работу, и поговорю со Сьюзен, чтобы та мне позволила следующие несколько недель поработать дистанционно. Я расскажу маме правду, когда всё закончится.

Придётся соврать, но кому какое дело. Я лгала и раньше. Как в те времена, когда я с бешено колотящимся сердцем тайком выбиралась посреди ночи, чтобы встретиться с Маккенной.

— Давай поговорим об этом парне, хорошо?

— Нет, не будем.

— Тогда давай поговорим о другом — я не могу поверить, что ты согласилась сниматься в чёртовом фильме!

— Это ненастоящее кино, — фыркаю я. — Это похоже на фильм с Кэти Перри и Джастином Бибером.

— Это кино, Пандора. И его показывали в кинотеатрах. И мне понравились и Кэти, и Джастин! Помнишь, ты всё время спрашивала, как Брук могла взять и уехать из города ради парня, которого любит? Теперь ты уезжаешь из города ради того, кого ненавидишь! Это для тебя кармический урок. Перестань осуждать влюблённых за то, что они делают. Ты делаешь ещё худшее дерьмо ради того, кого даже не любишь, — говорит она самодовольно ухмыляясь.

— Думай, что хочешь. Но я получила чек на крупную сумму, а что получила ты? У тебя даже фотографии с ними нет.

— У меня есть Грейсон, вот! Он — это всё, чего я хочу. И я наконец-то узнала имя твоего говнюка бывшего. Кенна — самый горячий из трёх наших парней, и ты, подруга, это знаешь. Расскажи мне, что произошло. Мы ведь подруги. С кем тебе вообще разговаривать обо всём этом? Ты просто заболеешь, если всё будешь держать в себе. Тебе нужно излить душу.

— Я и изливаю, только в виде помидоров, — улыбаюсь я, когда вспоминаю случившееся, и на какое-то мгновение чувствую себя счастливой, увидев, что Мелани смеётся.

— А этот эпизод будет в фильме? Пожалуйста, скажи «да»! — умоляет она, хватает мою рубашку и трясёт меня.

— Надеюсь, — со смехом допускаю я, рывком освобождая свою рубашку. — Надеюсь, чёрт возьми, что смогу сделать это ещё раз в Мэдисон-сквер, как раз перед тем, как его поцелую. Так ему и надо.

— Правильно. Тогда он снимет свою рубашку. Боже!

Я бью её в плечо.

— Мел! Он носит парики и хватается за свой член, когда танцует. Он отвратителен.

— Дорогая, клянусь, половина людей, которые наблюдали за тем, как он там зажигает, уже забеременели! — смеётся она, но я смотрю в окно и свирепею. Стоит мне вспомнить каково это — смотреть в эти необыкновенные, жутковатые серебристые глаза, как гнев снова набирает обороты.

Это было очень неприятно.

Тревожно, грязно, непросто и определённо неприятно.

Вспоминаю, как он втирал помидор мне в волосы, и в желудке начинает бурлить, как будто там всё кипит от токсичной неприязни.

— Пандора, вы оба выглядели уж слишком кровожадно. Может, тебе сначала стоит поговорить со своим психотерапевтом? Чтобы она дала тебе несколько советов, как сохранять хладнокровие?

Моя гордость уязвлена.

— Мне не нужны советы. С меня хватит. Она давала мне советы шесть лет.

— Отлично. Просто возвращайся сюда целой и невредимой, чтобы успеть снять мерки для твоего платья подружки невесты. Пан, это моя свадьба, так что смирись, сучка.

Вздыхая, выхожу из машины, а она смеётся и шлёпает меня по заднице. Мел всегда оживлена. Всегда в приподнятом настроении. Она не такая, как я. И я рада за неё. Правда. Но мне также стыдно, что я злюсь из-за того, что она так счастлива. Иногда мне кажется, что я терпеть не могу счастливых людей.

Просто потому, что ни хрена их не понимаю.

Я направляюсь в квартиру, стараясь не шуметь. На случай, если вы ещё не догадались об этом по одному моему имени, спешу сообщить, что моя мать не хотела меня рожать и никогда не позволяла мне об этом забыть. Слова «чтобы ты не совершила ту же ошибку, что и я» засели у меня в голове с тех пор, как у меня начались первые месячные, и я никогда до конца не забывала, что ошибка — это я.

Наверное, мне следовало бы жить одной. Но нас с мамой спасла Магнолия, моя двоюродная сестра. Она потеряла свою маму, мамину сестру, из-за лейкемии и переехала к нам жить совсем маленькой через несколько лет после смерти моего отца. Она вытащила и мою маму, и меня из глубокой печали. Если бы не её проницательный взгляд по утрам, я бы подсела на наркотики. Или на алкоголь. Или на то и другое. Не знаю, почему меня тянет к наркотикам или выпивке, или и к тому, и к другому, но когда умер мой отец, а Маккенна меня бросил, и моя мама давала мне пощёчины каждый раз, когда я плакала, и велела взять себя в руки, быть сильной… Просто в то время я не чувствовала, что жизнь может мне хоть что-то предложить. Пока к нам не пришла маленькая Магнолия. Моя мама сосредоточила свои усилия на ней, и я тоже.

Я крадусь в ванную, которую мы делим, включаю душ и сбрасываю с себя одежду. Вода льётся мне на голову, а я представляю его глаза, сверкающие серебром и злостью, и мой желудок сжимается, потому что я думала, что мне будет лучше после того, как причиню ему боль. Когда мы напали на него во время концерта, сначала я почувствовала небольшой прилив удовольствия, но потом увидела его, и понимаю, что чувствую себя нехорошо.

После душа не могу заснуть, поэтому сажусь на диван в гостиной, слушая тихий стук дождя и свист ветра снаружи. На цыпочках пробираюсь в комнату Магнолии и смотрю, как она, такая невинная, свернулась в клубок на кровати, а её тёмные волосы веером рассыпались по подушке. Ей, как и Мелани, очень нравится розовая прядь в моих волосах.

— Панпан, почитай для меня, — попросила она всего две ночи назад.

Она вытащила историю о принцессе, и я, откашлявшись, начала читать. И пока я не отложила книгу, Магнолия оставалась тихой и сосредоточенной.