И тогда у тебя не будет права отказать матушке Земле и ее детям в помощи…

— Черт! — выругалась я и отпустила дверную ручку.

Развернулась к зверю в клетке.

Профессор был рад смене моего настроения, в то время как я все еще сомневалась в правильности своего решения.

Неведомый зверь, не в силах более бороться со слабостью, вызванной кровотечением, с грохотом рухнул на стальной пол, по которому медленно растекалась густая кровь. В ней как в зеркале отражались потолочные лампы и в их свете застывший от ужаса профессор.

— Девонька моя, — произнес тот на удивление спокойно, — у нас катастрофически мало времени. Необходимо остановить кровотечение, иначе мы потеряем его!

— Конечно, профессор, — согласилась я и опустила взгляд на свои дрожащие руки.

Во время обучения, конечно, мне приходилось оперировать на кошечках и собачках, но все это происходило под руководством профессиональной команды ветеринаров, и животные не находились в критическом состоянии. А этот полуживой уже… Я на мгновение зажмурилась, сжимая кулаки. Попыталась обуздать струящийся по венам страх. Потом распахнула глаза и произнесла, наполняя каждое слово уверенностью, которой мне сейчас ой как сильно не доставало:

— Я готова. Что прикажете делать?

Профессор кинул бумаги, которые держал в руках, на стол и, подойдя к стальному шкафу у стены, открыл его. С одной полки он взял шприц, с другой, забитой десятками склянок, — бутылек. Потом развернулся ко мне и спросил:

— Для начала скажи, насколько опасен этот зверь? Мне необходимо ввести снотворное.

Я сглотнула застрявший в горле колючим комом страх, который не желал сдавать позиции и лишал меня возможности ясно мыслить и анализировать, и перевела взгляд на зверя. Сконцентрировалась. Покрытая бурой шерстью грудь едва вздымалась, глаза были полузакрыты. Зверь находился на грани смерти, и его сознание норовило ускользнуть в черноту небытия. В таком состоянии он теоретически был не опасен.

Я неуверенно кивнула профессору. Тот подошел к стальной клетке, набором цифрового кода отворил ее, сделал шаг внутрь и замер. Зверь приподнял морду и, тихо рыча, раскрыл пасть, демонстрируя неестественно большие для медведя, смертельно острые клыки.

— Ты уверена? — шепотом спросил профессор, застывший каменной статуей.

Я вновь посмотрела на неведомого зверя, в самую глубь его темно-серых глаз. Тело пробило тысячью шелковых электрических разрядов, а потом я всей кожей ощутила его страх, отчаяние и острую пульсирующую боль в животе. Мысленно пробравшись через густые дебри этих эмоций, я нырнула в сознание зверя глубже и… услышала зов о помощи.

Страх тут же сдуло как перышко шквальным ветром. И вместо него по венам заструился чистейший адреналин.

— Уверена, — ответила твердо. Подошла к клетке, протянула раскрытую ладонь. — Я сама введу снотворное, вас зверь к себе не подпустит.

Господин Змеев растерянно уставился на меня.

— Давайте, давайте, — уверила его я, — все будет в порядке.

— Девонька моя, но как же…

— Шприц! — подобно зверю прорычала я.

И, опустив шприц в мою ладонь, профессор бесшумно выскользнул из клетки.

***

Бервест, Пятый квартал, Приют для животных имени профессора Змеева

Торн

Сколько раз мама твердила мне, что пора уже прекращать отгонять диких фиаров от защитных стен города. Она утверждала, что диких становится все больше и больше и что однажды я не рассчитаю силу и убью их или, что еще хуже, они убьют меня. Я обычно молча улыбался, а мама печально качала головой.

И вот настала ночь, когда мама оказалась права. Самое смешное, я был не один, со мной увязалась Рив. Что с ней и где она, я не имею теперь ни малейшего представления.

После того как мы отогнали нескольких диких фиаров-волков от стены, эти ублюдки вернулись с целой стаей. Шансов выйти сухими из воды у нас с Рив не было. Я приказал ей бежать, а сам остался. Схватка оказалась тяжелой даже для меня. Пришлось убить нескольких из стаи, чтобы выжить самому. А потом появился вооруженный отряд военных, и эти уроды перебили тех, кто не успел убежать. Я успел. За рекой нашел безлюдную хибарку, а в ней обнаружилась и аптечка. Обернувшись человеком, на скорую руку подлатал свою рану, однако меня все же обнаружили. Пришлось оборачиваться зверем и снова бежать.

Только вот при обороте что-то пошло не так, не знаю, может, сказалась усталость, может, полная луна, всегда странно влияющая на меня, но я не смог обратиться в одну форму. Две мои звериные формы — медведь и волк — слились воедино, порождая какую-то новую ипостась. Рана вновь открылась, пока я бежал через лес в попытке уйти от преследователей, и в итоге угодил в капкан. Эта чертова охотничья ловушка, заключившая мою лапу в тиски, стала причиной того, что я попал таки к военным. Какая-то незнакомая женщина не позволила им убить меня и привезла в город.

Кто бы мог подумать, что однажды я окажусь в клетке для диких зверей в неизвестной мне лаборатории и буду истекать кровью. Смеется тот, кто смеется последним. Ха-ха-ха…

Девчонка с разноцветными глазами и запахом леса уверенно вошла в клетку.

— Не волнуйся, мы тебе поможем, все будет хорошо, — тихо произнесла она, опускаясь на колени рядом со мной.

Я и не почувствовал, как она ввела в меня иглу, настолько ловко и быстро это у нее получилось. Однако я уловил химический запах снотворного препарата, а потом ощутил и его воздействие. Дурман окутал сознание, притупляя все чувства. Девушка времени не теряла, сообразив, что снотворное не действует на меня в полную силу и что в сон я точно не впаду, сразу принялась останавливать кровотечение.

Режущая боль обжигала живот и изломанной молнией пронзала все мое тело каждый раз, когда девчонка надавливала на рану. Я словно горел в адском пламени — беспощадном и жадном. В огне, который пытался сжечь меня заживо.

Агония океанскими волнами наплывала и снова отступала. Время от времени я нырял в черноту бездны, в которой мне было хорошо, легко и спокойно. Там не было боли, не было эмоций, не было света, только успокаивающая тишина, мягким шелком окутывающая меня. А потом вновь выныривал из нее, оказываясь в суровой реальности, в которой молоденькая незнакомка, смахивая выступившие на лбу капли пота, давила на мою рану и шептала как мантру слова:

— Живи, живи, живи…

И снова наступала умиротворяющая бездна, а за ней — адская боль. Девушка с широко распахнутыми глазами, наполненными слезами, ее милое личико, измазанное моей кровью, ее тихий голос, переходящий на сиплый хрип: «Живи, живи, живи».

И запах — сухие пряные листья, свежесть росы и тепло солнца…

Такого солнца, которое прохладным утром, когда трава еще мокрая, а птицы только-только начинают просыпаться, окутывает бархатным теплом. Такое солнце, в ослепляющих лучах которого все сверкает вокруг и обычно приходится жмуриться.

Я держался за тонкий лесной запах как за спасительную нить. Вслушивался в тяжелое прерывистое дыхание девушки, в ее охрипший голос, беспрерывно повторяющий: «Живи, живи, живи».

Потом к маленьким девичьим ладоням присоединились более крупные, в свете ламп сверкнули очки мужика, на сером халате которого рдела моя кровь. Эти двое перематывали меня бинтами, а когда закончили, девчонка облегченно вздохнула.

— Жить будет, — сказала она и устало улыбнулась.

— Отличная работа, — похвалил ее очкастый и вышел из клетки, оставляя меня наедине с незнакомкой.

Ладонь девушки легла на мою голову. Тонкие пальцы приятно скользили по шерсти.

— А ты молодец, — обратилась она ко мне, ласково поглаживая мою макушку. — Настоящий борец. Кровотечение мы остановили, нить, которой тебя кто-то зашивал, вытащили.

Девушка разговаривала со мной как с обычным человеком. Это удивляло и порождало странные мысли. Может, она немного сумасшедшая, а может, догадывается о моей человеческой составляющей и знает, что я услышу и пойму ее.