Столица Бервест

Идан

Мой голод по ней был уже практически невыносим.

На руках бугрились вены, по которым бежала раскаленная кровь. Я опустил рукава белой рубашки, скрывая вены. Не хотелось пугать нового водителя.

Мы мчались по центральной магистрали. За окном пролетали зеркальные высотки элитного района. Здания купались в слепящих лучах летнего солнца, отбрасывая яркие блики на медленно просыпающийся город.

Усталость давила на виски. Несколько бессонных ночей сказывались на моем организме, зверь тоже устал и больше не давал мне сил. В такие моменты я вылетал из реальности: в ушах гремел пульс, мозг отключался, и сознание зверя брало верх. Вместе с ним, подобно морским чудовищам, поднимающимся из толщи воды, на поверхность вылезали мои чувства. Голод по теплой животной плоти, в которую я вонзаю свои клыки, и голод по моей девушке, сладостно стонущей и выгибающейся подо мной.

Спустя какое-то время флайт остановился.

— Прилетели, сэр, — пробасил водитель. Он ослабил галстук, повязанный вокруг крепкой шеи, и провел ладонью по лысине. — У вас полчаса, а потом по расписанию собрание инвесторов в Игле.

— Понял, — ответил я и выпрыгнул из флайта на тротуар.

Дверь высотки открыл мне знакомый швейцар. Я отсалютовал ему и вошел в прохладный холл. Охранники вежливо поприветствовали меня, но я уловил это лишь краем глаза, потому что ускорил шаг. Миновал фойе с лифтами, открыл дверь и взлетел по лестнице.

Неделя — вроде не длинный срок, но он показался мне вечностью. И сейчас с каждым преодоленным этажом мое сердце стучало быстрее. Я знал, что вот-вот увижу ее.

Слух уловил чьи-то легкие шаги сверху. Я потянул носом и среди густой смеси запахов различил тонкий аромат диких роз — парфюм моей малышки. Зверь внутри меня прорычал, одаривая порцией сил, и я прибавил скорости, преодолевая разом несколько ступеней.

Еще одна лестница, еще одна площадка, и я увидел ее миниатюрную фигурку. Рванул наверх и сгреб малышку в охапку. Мимолетно взглянул на нее, узнавая родные черты лица, и прильнул к нежным девичьим губам.

Она, кажется, вздрогнула от удивления, но я больше не мог ни ждать, ни сдерживать своего зверя, который скулил от желания заполучить больше, поэтому сильнее прижал ее к себе.

Я целовал настойчиво, жадно. Ее губы были слаще спелой вишни, и я не мог насытиться ими. Ладони гуляли по ее телу, сминая одежду. Голова кружилась от ее запаха, как после нескольких бокалов дорогого виски.

Сегодня она пахла по-другому. Помимо роз ощущалась целая симфония ароматов. Я словно оказался посреди дикого леса: терпкость сладкого багульника, свежесть первого снега, тепло солнца, ласкающего кожу…

Я упивался этими живыми запахами и целовал, целовал, целовал. Пока не заметил нечто странное — Маргарита как-то очень осторожно и сдержанно отвечала мне, а ее губы мелко дрожали.

Я прервал поцелуй, и зверь угрожающе зарычал.

— Что такое, малышка? — спросил я и взглянул на нее.

Дурман, окутавший мое сознание, стал медленно редеть. Я увидел широко распахнутые глаза Маргариты. В них плескались страх, удивление и злость, граничащая с нарастающей яростью. Ко всему прочему, цвет ее глаз был совсем незнакомым: один глаз был голубым, как весеннее небо, другой — серым, как дождевые облака. Над дрожащими губами обнаружилась родинка, и волосы, убранные в пучок на макушке, оказались совсем не рыжие, а золотистого оттенка. Мои руки лежали у нее на талии, и только сейчас я ощутил, что эта самая талия была тонкой, а фигурка у девушки более худой в сравнении с аппетитными формами моей малышки. Да и одежда на ней была слишком простой: белая футболка, джинсовые шорты и кроссовки для бега.

Я осознал, что передо мной незнакомая девушка с лицом Маргариты. Тут же отпустив ее, сделал шаг назад.

Незнакомка тяжело дышала, на ее щеках полыхал алый румянец. Несколько мгновений мы удивленно рассматривали друг друга, а потом она залепила мне пощечину. Я с легкостью мог уйти от движения ее руки или перехватить ее тонкое запястье, на котором заметил маленькую татуировку с какой-то датой, но не стал делать этого. Как-никак я только что сорвал поцелуй с ее губ.

— Прошу прощения, — начал я. Поднял выроненный во время поцелуя рюкзак и протянул ей. — Ты очень похожа на мою девушку, я и перепутал. Как я могу загладить свою вину?

— Я — ее сестра-близнец. А извинения свои можешь засунуть, знаешь куда? — злобно прошипела она и снова замахнулась рукой, но, заметив, как зарделась ее ладонь, передумала и опустила руку. — Придурок! — выпалила сестра Маргариты.

Выхватила у меня рюкзак и побежала вниз по лестнице.

Я присвистнул ей вслед, почесал затылок и стал подниматься наверх. До квартиры оставалась пара этажей. Только вот теперь я уже не спешил. Прокручивал в голове случайный поцелуй.

Я все еще чувствовал вкус ее губ. Помнил ее головокружительный запах. Это будоражило нутро, а зверь внутри меня жалобно завывал, как будто у него отняли самый лакомый кусочек добычи.

Дверь квартиры оказалась незапертой, и я бесшумно прокрался внутрь. Маргарита привычно сидела на маленьком, обтянутом белым бархатом стуле перед туалетным столиком и наносила макияж. Она увидела меня в отражении в зеркале и улыбнулась.

— Привет, как дорога? — спросила она и принялась наносить сочно-красную помаду на губы.

— Да нормально, — ответил я. Подошел к Маргарите, наклонился и обнял, вдыхая сладкий парфюм с ароматом диких роз и пытаясь затмить этими розами послевкусие, оставленное в моей памяти ее сестрой. Волосы Маргариты пышными волнами ниспадали на плечи, обнаженные шелковой сорочкой. Я заправил за ее ухо рыжий локон, выбившийся из укладки, и прошептал: — Я скучал по тебе, малышка.

Моя ладонь юркнула в вырез черного шелка, и я нежно погладил женскую грудь, которую еще не успели заточить в бюстгальтер.

— Я тоже скучала, — сказала Маргарита, закрыла помаду колпачком и остановила мои руки, ласкающие ее. После этого посмотрела на мое отражение в зеркале и добавила: — У меня прослушивание на новую роль вот-вот начнется, так что давай отложим секс на вечер, ладно? Мне еще надо успеть повторить текст.

Бархатистый голос Маргариты обычно был наполнен неподдельной нежностью, когда она разговаривала со мной, но сейчас он звучал совсем по-другому: сквозь шелковую интонацию просачивались необоснованные нотки злости и раздражения. Может, кто-то другой и не заметил бы их, но не я с моим тонким звериным слухом.

— Без проблем, — я скупо улыбнулся в ответ, убирая руки и выпрямляясь во весь рост. Размял шею и внимательно посмотрел на Маргариту.

Зверь настороженно порыкивал, словно чуял что-то неладное. Я потянул носом, скопом вбирая сотни запахов и акцентируя внимание на каждом из них по отдельности: сыр, оставленный на кухонном столе; невынесенный мусор, который начал пованивать. И одновременно с этим свежесть постельного белья, нагретого утренним солнцем, льющимся через окно спальни. Из дальней комнаты тянулся запах кошки (что показалось странным, ведь Маргарита не любит домашних животных) и еще, кажется, крысы?..

Однако самыми яркими оказались ароматы, витающие в спальне, где мы находились: запах роз, исходящий от Маргариты, и аромат леса, осадком осевший на моих ладонях и впитавшийся в одежду, когда я прижимал к себе хрупкое тело сестры моей девушки.

Никаких других посторонних, не принадлежащих этому месту запахов не обнаружилось.

— Я встретил твою сестру на лестничной площадке, — проронил я. Маргарита хмыкнула и, поднеся какую-то маленькую щеточку, начала расчесывать ею пышные черные ресницы. Я подошел к журнальному столику, на котором стояли на серебряном подносе кувшин с водой и бокалы. Наполнил один и тут же опустошил. — Ты не говорила, что она приедет.

Она пожала плечами, не отрываясь от своих ресниц: