— То и скажу, — буркнул маленький архимандрит. — Тут и думать не над чем.

— Может и есть. Допускаю, что этот соглядатай сам пожелал заявить о себе. Для чего? Поразмышляем после. А ты продолжай, мастер Георгий.

— Да… Тарконские доспехи сами по себе ничего не значат: мог быть просто ряженым. Его следы и действия (по словам «неусыпающих» Ратибора) свидетельствуют, что поле боя он покинул только после того, как братия нашли раненого княжича Ягдара. Значит, дождался и уверился, что всё идет по-задуманому. Может иметь отношение к нападавшим, но может представлять и еще какую-то силу.

— Круг заинтересованных расширяется, мастер Георгий? — прищурясь, уточнил Димитрий.

— Не утверждаю, просто указываю на таковую вероятность. Еще не верю, что княжичу-князю тогда просто повезло уцелеть. Его довольно убедительно оставили в живых. И эта рана на левом виске — уж очень она занятна. Очень.

Ворон наклонил голову:

— Согласен. Я сразу усомнился в княжьем рассказе о том, что его оцарапала дикая кошка во зверинце. Потом удостоверился, что воспоминание было навеянным. Из дошедших до нас преданий следует, что некоторые народы до Падения Звезды обладали многими тайными знаниями о мозге и разуме. Да умели их применять. Отец Варнава в первые же дни заподозрил, что кому-то явно захотелось возродить нечто подобное. И отец Паисий тогда обратил его внимание, что остатки предыдущего шрама более похожи не на след от когтей, а на разрез.

— Стало быть, еще в Гурове кто-то мог добраться до его мозга? — спросил Димитрий.

— В верхней памяти князя об этом ничего нет, только ложные воспоминания о посещении зверинца. В том же, что много ниже, трудно отличить обрывки действительно бывшего от грез и видений. Как произведенных самим разумом, так и навеянных.

Димитрий угукнул, грузно повернулся:

— Мастер Георгий, от себя что-либо добавишь ли?

— Подтверждаю, что первую рану очень желали скрыть под второй. Либо сделали вид, что скрывали.

— И не боялись ненароком убить князя при том?

— Я, как мечник, — далеко не из лучших. Однако даже у меня получится нанести точный удар в избранное место. Да еще и выверенный, именно с тою силою, что мне потребна. Об истинных мастерах же и речи нет. Хочу заметить, что самого проникновения в мозг также могло не быть, а его просто изобразили старательно.

— Это еще для чего? — не удержался маленький архимандрит.

— Да хотя бы для того, чтобы мы над этим головы ломали. Не над чем-то другим, более важным. С десятником Залатою тоже не всё ясно: то ли он и в самом деле случайно выжил, то ли его для чего-то такоже оставили в живых.

В руках людей на входе холодно и смертно блеснули акинаки.

— Ну что, отцы, — проговорил один из незваных гостей. — Короткие молитвы вполне можно успеть прочитать. Уж не серчайте на нас.

— Да чего ж нам серчать-то? — отозвались из-за стола в углу. — Молитесь.

Седые волосы и бороды полетели в стороны, а тяжелый дубовый стол — в нападавших.

— Не они это! Подмена! Западня!

— Назад, братцы!

— Какое «назад», дурни трусливые! Они ж неоружные, бей их! Потом и до настоящих доберемся!

Клинки рассекали и разили пустоту. Черные смазанные тени заметались по келии. Короткие стоны или булькающие всхлипы завершались лязгом выбитых из рук мечей и ножей о каменные плиты пола, глухим стуком падающих тел.

Двое самых благоразумных у входа быстро опамятовались, бросились прочь. Что-то промелькнуло перед их глазами, опережая. Они захрипели в лад, повалились наземь, не успев ни разглядеть, ни осознать хоть что-либо.

Одна из черных расплывчатых теней остановилась. Обрела знакомые черты брата Иова и вскинула руку. Остальные тени немедленно прекратили свой порхающий танец.

Инок огляделся по келии. Оправляя облачение, спросил:

— Все целы?

— Все.

По лежащей за порогом двери громыхнули сапоги, в проеме появилась голова:

— Брат Иов, я… Ох, да у тебя кровь на лице!

— Она не моя, — инок провел тыльной стороной ладони по щеке, стирая. Указал на одного из лежащих:

— В этого его же сотоварищ и угодил. На меня просто брызнуло. Остальные живы, скоро оклемаются. Того, что караулил у задней калитки, не забыли?

— Нет. Я к тебе вот с чем: из ближнего ельника только что знак подали.

Брат Иов кивнул:

— Добро. Значит, и тех, кто там пребывал, дубравцы тоже повязали. Всё, братия, — уносите. Размещать поодиночке. Прочих позже подвезут. Кровь на полу подтереть и замыть со щёлоком.

Белый Ворон с сожалением и отрицательно качнул головой:

— Похоже, этот неудавшийся отравитель князя Кирилла и десятника Залаты побывал в тех же руках, что и мастер Витигост. О хозяевах своих также ничего не ведает. Воспоминания либо стерты, либо упрятаны столь глубоко и умело, что мне не добраться… — он мельком улыбнулся: — Отец Варнава сказывал, что братия едва успели взять его и не попасться на глаза князю. Так прытко тот выскочил вслед за лиходеем.

Отец Власий вскинул голову к потолку, замер на мгновение. Заметно обмякнув телом и лицом, сообщил:

— Завершили, слава Богу! А то я в глубине души испереживался на нет, хоть и верил, что всё будет хорошо.

— Иначе и быть не могло, — отозвался Димитрий. — Добры молодцы брата Иова всегда выше всяких похвал.

Он потянулся к кувшину с квасом. Налив себе и придирчиво понюхав чашку, хмыкнул с одобрением. Сделал несколько обстоятельных глотков, после чего обратился к Ворону:

— Отец Власий еще в самом начале завел любопытный разговор о Видане. Хотелось бы продолжить его, Белый Отче.

— Отчего нет? Я полагаю, вы уже догадываетесь, что дары дочери Ратиборовой могут со временем оказаться не меньше княжьих. А то как бы и не поболе.

— Но тогда выходит, что теперь ее будут видеть так же, как и его самого. Опасно это.

— В разум Виданы им не проникнуть. Ко князю-то непосредственный доступ имели, в чем бы он ни заключался, а к ней — нет. Но вот наблюдать со стороны за их мысленными встречами смогли бы вполне. Посему возможность таковую я пресек немедля, как только она поведала мне о первом же случае. Мною меж ними теперь учинен заслон. В дубраве ей ничто не грозит, да и я отныне стану присматривать неустанно.

— А вот уж и наш батюшка игумен сюда направляется, — прикрыв глаза, сказал отец Власий. — У него такоже всё — слава Богу.

Отец Варнава действительно появился вскоре. Стремительно войдя, с нескрываемым облегчением опустился на свободное доселе кресло во главе стола. Как-то очень по-домашнему выдохнул врастяжку:

— Ф-ф-ф-у-у-у-х-х… Наконец-то и передохнýть можно хоть самую малость. Ну как вы тут без меня?

— Без тебя никак, батюшко ты наш родимый, — немедленно откликнулся отец Власий. — А с тобою — в самый раз. Хе-хе…

— Тронут душевно. Полагаю, кое-что вы уже успели обговорить.

— А то. Нешто забыл, какие мы у тебя хваткие да смышленые!

— Нам еще, други мои добрые, очень многое обсудить предстоит: и письмо князя Вука-Иоанна, и то тайное ночное послание, о котором я уже рассказывал, и убийство в обители, и попытку отравления князя Кирилла, и все обстоятельства поездки в Белую Криницу… И это — только из насущного. Прочего пока и упоминать не стану, все равно за один раз не осилим.

— Подавимся! — успел ввернуть отец Власий.

— Что-то вроде того, — согласился отец Варнава. — Теперь же займемся нашим дивным витязем. Он отчего-то решил, что призваны вы мною сугубо для общего совета по определению его дальнейшей судьбы. Разубеждать не вижу смысла, меня такое объяснение весьма устраивает. Спящим вы его видели мельком, мастер Георгий осмотрел более внимательно. А сейчас все познакомитесь, так сказать, вживую. Приглядитесь.

— Приценитесь! — опять не удержался отец Власий.

— Вполне допустимое толкование, — снова не стал возражать настоятель. — Брат Илия! — позвал он, повысив голос. Когда рослая фигура келейника неслышно возникла в дверях, продолжил: — Распорядись, чтобы князя нашего уже вызволяли из заточения. Пускай сюда следует.