Кириллу вдруг страстно захотелось, чтобы Белый Ворон опять оказался дома, чтобы опять перебросил на грудь две белоснежные косицы из трех, заглянул сквозь глаза в душу — глубоко-глубоко! — и оставил там теплый свет утешения. Давеча у него это просто здорово получилось и еще раз получиться должно. Конечно же, должно!

— Белый Отче! — закричал он, задрав голову к маленькому оконцу наверху. — Это снова я, князь Ягдар из рода Вука! Белый Отче!

Еще завершая свой зов, Кирилл уже понял, почувствовал, что Воронов приют пуст. Постепенно затихшие отголоски эха и живая тишина дубравы только подтвердили это. Крохотная искорка надежды погасла, даже не успев толком разгореться.

Стрельчатая пещерка у основания спиленного дуба-опоры еще по пути сюда показалась ему входом. И сейчас, бессмысленно вглядываясь в черное обгорелое нутро, Кирилл вновь подумал:

«Вот если бы и в самом деле это был вход, врата, ведущие в иной, лучший мир! Сделаешь шаг вперед — и вся твоя боль, все твои потери останутся здесь, за порогом. А ты войдешь туда прежним, неповрежденным. Как же это было бы хорошо…»

Начиная осознавать, что ожидание чуда постепенно тускнеет и скоро совсем исчезнет, Кирилл заставил себя оторваться от мечтательного созерцания обугленных внутренностей дерева:

«Ну ладно. А дальше-то мне куда — возвращаться домой, в обитель? Нет. Нет, только не теперь. Как-нибудь потом. Всё-всё-всё — как-нибудь потом…»

Его блуждающий взгляд остановился на зарослях орешника поодаль. По непредсказуемой прихоти сознания из памяти почему-то всплыл тот орешник, в котором прятался, наблюдая за ночным боем при полной луне, тайный всадник-соглядатай в темном плаще.

«Именно так. Тот самый соглядатай за тем самым ночным боем. Значит, и мне туда. А почему именно туда? Да вот просто потому, что я сейчас так хочу! Хотя бы сейчас всё будет только по моим желаниям! Только по моим!»

Со внезапно нахлынувшим злобным упорством Кирилл принялся протискиваться-продираться сквозь густое плетение ветвей. Это получалось медленно, отнимало много сил, но взамен приносило такое же злобное удовлетворение.

Напоследок он намертво застрял подошвой сапога в развилке побегов у самой земли, задергался с рычанием. Потеряв равновесие, сам сапог и больно подвернув ногу по пути, просто вывалился кулём в травы маленькой полянки в глубине кустов. С ее противоположного края за происходящим весьма заинтересованно наблюдали трое подростков-дубравцев в охристо-зеленых рубахах и таковых же портках.

Кирилл поднялся, кое-как оправил одежду. Особо охорашиваться не было ни малейшего желания. Морщась, осторожно подвигал вывихнутой ступней разутой ноги, подтянул сползшую вязаную ноговицу.

— С прибытием, гость нежданный да незванный! — приветливо сказал один из дубравцев, дождавшись завершения. — Сапожок-то свой там не забудь. Или то будет таковое подношение Бору? Ну что ж, деяние доброе!

Двое прочих дружно засмеялись.

Кирилл полез обратно в куст, яростным рывком высвободил из его цепких лап добычу и обулся полностью.

— А мы тебя знаем, — продолжал подросток. — Ты — князь Ягдар, верно?

— Ежели знаешь, то чего ж переспрашиваешь? Ну я это, я. А сами вы кто такие?

— О «неусыпающих» хоть что-нибудь слыхал ли? То-то. Мы же тут юнаки дозорные, хранители дубравы, во как!

Двое прочих дубравцев переглянулись с довольными ухмылками, приосанились.

— Ага, ага… Слышь, юнак дозорный, отчего это ты один говоришь, а прочие молчат — немые, что ли? И имен своих никто из вас не назвал ответно.

— Сам ты немой! — не удержался другой из дозорных. — «Неусыпающие» особливыми знаками говорят, тебе сей язык неведом. Словами только старшóму дозволяется, да и то в крайнем разе. Имена же дозорных вызнавать всякому стороннему не можно.

— А вот и еще к одному речь вернулась… — буркнул Кирилл. — Мне до ваших обычаев дела нет. Разговоров никаких и ни с кем я заводить не собирался. Так что дальше пойду своею дорогою, а вы — своею.

Дозорные оживились. Обменявшись быстрыми жестами, придвинулись короткой цепочкой на пару-тройку шажков.

— Ведомо ли тебе, княже, что просто так, по прихоти своей разгуливать по дубраве никому не вольно. Никому из чужаков! — чтобы подчеркнуть последнее уточнение, старшой слегка приподнял брови и округлил глаза. — Во как! А коли всё-таки желается беспременно, то за сие положено мыто уплатить.

— Я отчего-то так и подумал, — проговорил Кирилл. — И сколько ж?

Очевидно, сумма налога на беспрепятственное перемещение по дубраве не являлась фиксированной, потому что дозорные торопливо сблизились головами и зашептались.

— Ну? Ну? — поторопил Кирилл принятие решения, которое вскорости и прозвучало из уст всё того же старшого:

— Э-э-э… Пожалуй, по лиске каждому из нас вполне довольно будет. И заради знакомства, и от великодушия нашего. Да, вот так. Что скажешь, княже?

— Кое-что скажу. Первое… — он оттопырил указательный палец и обвел им всех присутствующих. — К вашей печали, мне хорошо известно, что юнаки в дозоры не поставляются. Не ожидали, да? Но отсюда вытекает второе: вопрос по поводу мыта. Это я сейчас, сейчас…

Его ладонь скользнула под полу кафтана к кошелю на поясе, порылась там и появилась наружу уже в виде кукиша, каковым Кирилл повторно обвел опешивших мытарей-неудачников:

— Каждому из вас, как просили. Заради знакомства и от возвратного великодушия моего.

Старшому удалось овладеть собою быстрее прочих:

— Во как! Ну что ж, княже: хоть ты нас и не просил, за нами добрый ответ не замешкается. Расступись, ребята…

Он врастяжку сплюнул перед собою и принялся обстоятельно засучивать рукава охристо-зеленой рубахи.

Кирилл криво ухмыльнулся, перенес основную тяжесть тела на здоровую ногу и подвигал согнутыми руками, прикидывая, не лучше ли было бы скинуть верхнюю одежду. Ничего больше сделать не успел.

— На сем и завершили, — остановил всё это негромкий голос. Все головы слаженно обернулись в его сторону. У края поляны стоял Ратибор. Кирилл так и не понял, каким образом он появился там столь незаметно и неслышно. Самозваный дозор мгновенно обрел вид самый удручающий изо всех возможных. Впрочем, старшой с робкой надеждой приподнял ладонь и набрал воздуху в грудь, явно намереваясь сказать что-то в общее оправдание.

— Бокша… Вячко… Сиян… — не обратив на это никакого внимания, неспешно и раздельно огласил Ратибор. Головы понуро опускались в соответствии со звучащими именами, будто бы представляясь при знакомстве. — Поскольку вы по младости своей еще не пребываете под моею рукою, то и никакого наказания от меня пока что не последует. То уже будут хлопоты отцов ваших, каковых обо всём известите самостоятельно. Оное после непременно проверю, а на будущее же запомню вас особо. Княже, яви милость, следуй за мной.

Кириллу вдруг увиделось, что ветви смежных кустов предупредительно раздвигаются на пути идущего впереди Ратибора, образуя узкий зеленый коридор. Впрочем, в действительности могло просто померещиться — в такой-то несуразный и сумасбродный день, как нынешний. Он старался не отставать, не хромать и не морщиться от боли. Ратибор, конечно же, не мог видеть всего этого спиною, но как только заросли орешника остались позади и они вышли на простор дубравы, обернулся и спросил:

— Ногу повредил, княже?

— Да, вывихнул маленько. А откуда же…

— Разувайся. Полностью.

Его сложенные дощечками ладони ладони расположились по обе стороны босой щиколотки Кирилла, не касаясь ее:

— Больно не будет, не бойся.

— Да я и не боюсь, с чего бы это мне…

— Яви милость, сейчас немного помолчи, княже.

Кирилл почувствовал прилив сильного холода, причем шел он не от Ратиборовых рук. Источник находился внутри самой ступни. Всё окончилось, едва успев начаться.

— Можешь обуваться.

Кирилл потопал ногою — вначале осторожно, а затем смелее и сильнее:

— Ух ты… Здорово…

Оглянулся на кустарник, из которого они только что выбрались. Густая зеленая стена, никаких следов никакого прохода.