— Чёрт! — выругалась она. — Хотела тебе выволочку устроить за то, что клювом щёлкаешь. Такой шанс обломал. Да в эту коробку просто закинула гранату в люк. Делов-то!
— И какие у нас дела дальше?
— Вначале твой доклад.
— Глушилки связи и Дара уничтожены. Во время операции геройски проявил себя один курсант.
— Кто? — удивлённо спросила Галина.
— Горюнов, естественно. Где я тут тебе другого найду?
— Шутничок грёбаный! Рацию мне!
После недолгих переговоров с майором мы узнали, что обстановка у них хоть и очень напряжённая, но контролируемая. Главное, что послали сообщение на большую землю, и вскоре с той стороны придёт подкрепление, проломав наспех возведённый харками барьер.
— Пойдём-ка наших товарищей проведаем, — предложила Якутова, словно мы не на войне, а на вечернем променаде. — Скучают без нас, наверное.
— Уверен, что прапорщик их развлекает в меру своих способностей, — хмыкнул я. — Либо харков мочат, либо марш-бросок очередной осуществляют.
— А с вами только так и надо. Побежали!
По пути встретилась лишь одна небольшая группа гоблинов, но их Галина вычислила ещё на подходе и быстро уничтожила. Наблюдая за ней со стороны, поразился профессионализму, с которым лейтенант это сделала. Мне до её скорости и выучки ещё очень далеко, несмотря на весь свой прошлый земной опыт.
Вокруг деревни было тихо. Только дома горят, да воронки кругом. Ещё мёртвые харки валяются. Навскидку пара сотен наберётся. Жарко ребятам пришлось… Лишь бы все живы были.
При нашем появлении из обломков сарая высунулась голова чумазой Воскресенской.
— Осторожно! — прошептала она. — Из леса снайперы бить могут.
— Нет никого, — успокоила её Якутова. — Я промониторила. Кроме нас в округе одни трупы. Где остальные?
— В найденном бункере. А я тут не через камеры, а глазами слежу. Деревня же по-другому не просматривается.
Вся наша братия действительно оказалась в наблюдательном пункте харков. Слава богу, все живы. Лишь только у Радостиной небольшая рана на голове.
— Пожрать принесли? — первое, что спросил прапор.
— Ага! Грузовик с тушёнкой за околицей стоит, — ехидно ответила Галина. — Ты, Антошка, головой думай, а не желудком.
— Они у меня взаимосвязаны.
— Могу гоблинятинки приготовить. Хочешь? По вкусу неплохо, если не знать, что жрёшь.
— Ты тоже на этот прикол во время учёбы попалась?
— Ага. Что тут у вас творится?
— Ничего особенного. Пошумели, повоевали. Харков не так и много оказалось, но бойцы элитные… Также «элитно» и подохли. Курсанты вели себя для сопляков достойно. Лишь только раззяве Светке бревно после взрыва в башку прилетело.
— Не бревно, а небольшое полено! — возмутилась Радостина. — И не раззява я! Не каждый день в пяти метрах граната взрывается. К тому же, смотрю, Горюнова тоже немного зацепило.
— Поэтому и раззява, что позволила взорваться рядом с собой, — пояснила Якутова. — И Данилу не трожь! Ему пришлось в цейтноте работать.
После этого был пересказ наших геройств. Судя по взглядам курсантов, все они мне отчаянно завидуют. Один уничтожил аж две глушилки! Дети малые… Да я с удовольствием с любым поменялся, лишь бы не шляться одному по лесу. Хотя, если подумать, то мне понравилось. Или это опять печати Смерти шалят с моим сознанием?
После недолгого совещания инструкторы решили, что идти к армейскому лагерю нет никакого смысла. Спасатели заточены под иное ведение боя и помощи им существенной не окажем. Больше будем под ногами путаться. Решили переждать здесь, мечтая о сне и еде. О чём и доложили майору Жуковскому, который с пониманием отнёсся к подобному.
Где-то через полчаса я уже почти задремал, как внезапно ожила гоблинская рация, которую никто так и не удосужился выключить. Кроме меня никто не стал прислушиваться к этой китайско-польской болтовне. А вот я навострил уши.
— А что такое хиськартпшехха? — поинтересовался у инструкторов, как только передача была окончена.
— Непонятное гоблинское слово, — зевая, пояснил Станов. — До чего же поганый язык! Нет, чтобы как у остальных рас: слово и его обозначение. Придумали, твари зелёные, так, чтобы смысл слова менялся от интонации. Это твоя «сиськапшега» может иметь до сорока значений.
— Хиськартпшехха, — поправил я. — Что-то про голову. Она обозначалась как хиськарт. Пшехха — это дробилка, дробить. Не знаю, как будет правильнее.
— Горюнов! — внезапно вскочила лейтенант. — Ты что? Понял всё?
— Ага.
— Не может быть! А ну-ка! Переведи! Быстро!
— Всем племенам и сборищам… Наверное, всё-таки не сборищам, а малым отрядам. По писку срочно отступить в матку…
— Какая, на хрен, писка в матку⁈ — чуть ли не заорала на меня Галина. — Что за порнушка⁈ Внятно переводи!
— Надеюсь, что имеют в виду не орган, а базу. Эти два названия очень похожи между собой, и я не до конца разобрался в интонации. А писк — сигнальный. Что-то вроде сирены в башке. И не надо на меня наезжать. Я впервые пытаюсь понять гоблинский язык.
Короче! Большим и малым отрядам по сигналу отступить через какое-то непонятное время. Что-то около нескольких часов и минут. Их длину у харков я не знаю. Дальше будет работать эта самая головодробилка.
— Ментальная пушка! — ахнула Якутова. — Я поняла! Это ментальная пушка! Кажется, все сильно вляпались, если эту фигню сюда притащили!
— Не притащили, — пояснил я. — Собираются притащить, через какое-то седьмое направление. Оно находится в семи верстах от нас.
— И откуда у тебя такие интересные знания? — нехорошо прищурился Станов, направив пистолет на меня.
— У гоблина из башки взял. У первого, которого серпом зарубил. Остальные, слава богу, ничем не делились. После такого сознание теряю. И что такое ментальная пушка?
— Чудеса с тобой, Горюнов, — сурово произнёс прапор, но ствол наставлять перестал. — Ментальная пушка — это очень дорогое и редкое гоблинское оружие. Никто её никогда из наших не видел, но она есть. Рассчитанное на один выстрел, после которого мозги закипают в прямом и переносном смысле слова. Ни один блок не поможет. Даже сами гоблины попадают под воздействие.
Радиус действия до ста пятидесяти вёрст. Волнения ментального поля после выстрела около земного года. В это время лучше не находиться в нём, если не хочешь навечно оказаться дебилом, пускающим слюни.
— Оружие массового поражения?
