Она заметила мой светлячок и, опомнившись, испуганно утерла глаза. Не сказав ни слова, я, как и собиралась, прошла в кладовую за остатками ужина, затем вытащила из буфета пару чашек и села напротив Рик.

Растерев в руках собранные травы, чтобы они дали сок, я положила их в обе чашки, залила водой из остывшего чайника и подогрела магией. Состряпав это нехитрое снадобье от всех горестей, я пододвинула одну чашку к Рик, а из другой отпила сама.

Она посмотрела с сомнением, но потом все же выпила, морщась, словно я предложила ей перцовки. Но, как оказалось, чай с мелиссой, даже подогретый колдовством, ничем не отличается от обычного, и лицо Рик разгладилось.

Мы продолжили молча сидеть в ночной тишине, такой непривычной для суетной жизни замка. Я принялась за остывший ужин.

– Я так боюсь за него, – вдруг тихо призналась Рик, смотря в свою чашку. По ее щеке скатилась слеза и упала в дымящийся напиток. – Каждый день он там, и я с ужасом думаю, что однажды утром гонец станет рассказывать мне, как храбро он сражался перед смертью… Я просто не вынесу этого.

Она всхлипнула и закрыла лицо руками, добела сжимая пальцы у глаз. Я молчала, сочувственно смотря на ее хрупкую фигуру.

Что тут сказать?

Едва ли я могла разделить ее переживания – в отличие от Томаса, Эдвин никогда не станет рисковать собой. Я точно знала, что в случае крайней опасности он просто сбежит оттуда, прихватив с собой брата: героизм не его стезя. Томас же первый полезет на мечи, защищая своих людей, в этом я не сомневалась. На месте Рик я бы уже давно поседела.

Однако подумав, я все-таки нашла, чем утешить ее.

– Он не один, – сказала я, неловко сжимая собственную чашку. – Когда я впервые встретила Томаса, он готов был сражаться за меня и Эдвина, защищать моего отца, даже когда врагов было вдесятеро больше, а он не мог противопоставить им ничего, кроме меча и сноровки. Уверена, сейчас он ничуть не изменился, но теперь он не просто воин, он король. Ни его люди, ни Эдвин не позволят ему рисковать собой.

Рик кивнула, отпив еще чая и прикрыв покрасневшие веки.

– Я всегда уважала Томаса за его принципы, но теперь… я рада, что с ним рядом есть кто-то вроде твоего мужа, – проговорила она, и подняла на меня ясные голубые глаза. – Прости меня. Я не знала, что о тебе думать. Томас никогда о вас не рассказывал, только мельком, и я испугалась…

Я жестом остановила ее. О ее страхах я могла догадаться и без объяснений.

– Лучше расскажи, как вы с Томасом познакомились. – Я улыбнулась, надеясь, что сумела вложить в эту фразу все свое дружелюбие.

Как ни странно, Рик согласилась на мою игру. Лишь позже я поняла, почему ей оказалось так легко сменить гнев на милость: на самом деле во дворце ей было не менее паршиво, чем мне самой, и поговорить ей, так же как и мне, было не с кем.

Она родилась дочерью небогатого провинциального графа, который приехал на коронацию Томаса и пригласил его в свое поместье, втайне надеясь, что молодой король заметит красоту его дочери. В ее семье жили бедно, она была старшей из дочерей – ровесницей Томаса – и осталась последняя незамужняя, так что отец всерьез намеревался отдать ее за местного кузнеца.

Каково же было их удивление, когда Томас не только согласился приехать погостить, но и всерьез заинтересовался Рик. Сама она не одобряла затею отца и не хотела покидать родные земли, однако искренне полюбила Томаса и отважилась уехать с ним во дворец, хотя никогда не хотела быть королевой. На новом месте Рик пришлось непросто. Только она начала приспосабливаться и Нилс подрос, как Томас уехал, оставив ее один на один с кабинетом министров и решениями, которые она никогда не готовилась принимать. Для придворных она была и оставалась деревенщиной, ее ни во что не ставили даже слуги, не говоря уже о министрах или послах. Ее не слушались и ей не помогали, на ее замечания не реагировали, без Томаса все делалось кое-как, и она не находила в себе сил исправить это.

Рик разрывала тревога за мужа, она едва выдерживала легшую на ее плечи ответственность за замок и королевство, а теперь, когда узнала, насколько плохо обстоят дела, оказалась на грани срыва. Ей так нужна была поддержка, что она согласилась принять ее даже от меня.

Чай сменился подогретым со специями бренди, мы с Рик проговорили почти до утра, неожиданно обретя друг в друге понимание. В тот вечер мы впервые увидели, насколько похоже наше положение: две недокоролевы, одна из которых чуть что готова разрыдаться, а другая – спалить все вокруг. Мы обе привыкли стоять за спинами своих мужей, а теперь, оставшись без них, потерялись, и эта наша недоделанность стала залогом будущей дружбы. Мы решили, что отныне станем помогать друг другу.

На следующий день, надев одно из старых платьев Рик, чтобы выглядеть хоть немного строже, я отправилась с ней в кабинет министров. По отдельности ни я, ни она не могли им указывать, но вместе у нас получилось неплохо: они так опешили от нашего неожиданного союза, что начали суетиться, изображая бурную деятельность. К концу дня пыль слетела с заброшенных бумаг, а гонцы были разосланы по окрестностям. Дела, наконец, тронулись с места, и мы с Рик праздновали маленькую победу.

Шли недели, и наступила осень. Подготовка к осаде, как это ни странно, преобразила мое пребывание во дворце к лучшему: поддерживая друг друга, мы с Рик постепенно завоевали себе место под солнцем и наконец-то могли ходить по собственному дому на правах хозяек.

Отношение придворных ко мне переменилось. Слухи об Эдвине ходили по всей стране, каждый второй солдат рассказывал либо о том, как колдун спас его лично, либо о том, как помогал их взводу. Люди в замке также видели, на что я способна, когда участвовала в укреплении стен.

Магия уже не кажется чем-то опасным, когда встает на твою сторону в трудное время: я уже видела эту перемену в людях после того, как Эдвин спас нас шесть лет назад. Это чувство признательности не будет вечным, и я не обманывалась, ловя на себе благоговейные взгляды тетушек, которые еще месяц назад плевали мне в след. Война закончится, и все их страхи вернутся.

Если я не укрепляла стены, то проводила время в кабинетах, где помогала Рик принимать решения и растолковывала ей смысл докладов. Чувствовала я себя при этом неожиданно опытной и до ужаса важной, хотя последний раз отдавала приказы почти четверть жизни назад.

– …Не смей соглашаться, он же просто ленивый дурень! Ты сказала – он сделал, и думать нечего! А раз это его вина, пусть исправляет, и ни гроша он от тебя не получит сверху…

– Приятно видеть тебя прежней, Одри, – усмехнувшись, сказал проходящий мимо Вильям, министр иностранных дел. Он занимал это место еще со времен, когда мы отправились в Вайтенберг, но после событий на мое совершеннолетие уехал в свое поместье на границах. В замок Вильям вернулся только теперь, когда нам снова грозила осада. – Похоже, даже бродяжничество не выбило из тебя хватку.

– Не бродяжничество, а путешествие в исследовательских целях! – я пригрозила ему пальцем, улыбаясь.

– Как ни назови, а здесь ты на своем месте. Ты рождена управлять людьми, – убежденно сказал он. – Без тебя было туговато, все держалось на Томасе, но и ему иной раз не хватало твоего пламени.

От его слов я опешила и лишь молча вскинула руки, чтобы потом бессильно их опустить. Он просто не понимал, о чем говорил!..

– Подумай об этом хорошенько, девочка. Подумай о том, что тебе пора бы вернуться на свое место. – Он подмигнул мне и удалился, самодовольно улыбаясь.

Разве я могла объяснить ему?

Поддерживая Рик в дворцовых делах, я ощущала себя нужной, чувство вины, нахлынувшее на меня в стенах замка, отступало, мне казалось, будто я вовсе не бросала королевство на произвол судьбы. Но, по правде говоря, я ведь бросила. Прежняя хватка ко мне не вернулась, и я была все тем же беспомощным существом, каким покинула эти стены пять лет назад. Иначе я могла смотреться только на фоне Рик, которая в силу природной скромности и, как мне казалось, из-за материнства, выглядела куда более кроткой и послушной.