И я знаю, что я трезва, потому что последние пару месяцев, которые я могу вспомнить — два года назад — я страдала от сильной головной боли, если не употребляла алкоголь каждые три часа. Я смешивала его с кофе и смузи и выпивала примерно бочку за ночь.

С наркотиками было проще, так как я не была зависимой и баловалась только тогда, когда мне предлагали. С алкоголем все было иначе.

Перейти от тонны к нулю, должно быть, было непросто. Сеси и Ари сказали, что Илай записал меня на эту программу, но они выразились неясно.

Проблема в том, что я не могу представить себя по доброй воле запертой в больнице.

А уж тем более, если учесть, что меня пугают психиатрические клиники и клеймо сумасшедшей.

Как Илай сумел довести меня от буйной алкоголички до такого состояния? Должно быть, это было не так-то просто.

В голове возникает вспышка, похожая на статическое электричество, и я хватаюсь за раковину, чтобы удержать равновесие, так как ванная комната начинает вращаться.

В зеркале перед моими глазами появляется изображение, похожее на старую зернистую пленку.

Я лежу в тускло освещенной спальне, розовое шелковое одеяло поблескивает под мягким светом прикроватной лампы. Белая ночнушка прижимается к моему дрожащему телу, когда я тянусь к запястьям, привязанным к основанию кровати, а мои ноги дрыгаются и путаются в скомканных простынях. Кровать представляет собой хаотичное море перекрученной ткани и смятых подушек.

В то время как шелк кажется гладким и прохладным на моей разгоряченной коже, тугие веревки впиваются в плоть. Мои ноги дико брыкаются, мышцы напрягаются и болят от попыток сопротивляться.

В воздухе витает слабый аромат лепестков роз и бешеного адреналина, смешиваясь с затхлым запахом пота и страха. Бисеринки пота покрывают мою кожу, а волосы прилипают к шее. Сердце стучит так громко, что я слышу его в своих ушах. Однако все мое внимание приковано к нависшему надо мной мужчине, его глаза жесткие.

Ледяные.

Штормовые.

Его ноги по обе стороны от моей талии, а затем его пальцы впиваются в мои щеки так грубо, что я чувствую, как у меня вот-вот отвиснет челюсть.

Я сжимаю дрожащие сухие губы и качаю головой.

— Открой свой чертов рот, Ава.

Я снова качаю головой и пытаюсь высвободиться, но он заставляет меня открыть рот и засовывает что-то между стиснутых зубов.

Я кусаюсь.

Он погружает пальцы глубже, пока они не оказываются почти у меня в горле.

Я задыхаюсь и сглатываю, боясь, что меня сейчас вырвет.

Илай встает во весь рост у кровати, кровь капает с его пальцев и стекает на ковер.

Капает.

Капает.

Капает.

Мои остекленевшие глаза следят за багровыми каплями, когда мое поверженное тело опускается обратно. На секунду моя кожа растворяется в облаке небытия, и я парю внутри себя.

Как будто я самозванка. Паразитирующая сущность, которая не должна здесь существовать.

Но я здесь и смотрю на своего надзирателя. На человека, который разбил мою жизнь на кусочки, не дал мне их собрать и продолжает уничтожать ее.

— Отпусти меня, — мой голос низкий и слабый.

— Нет, — выдыхает он с неприкрытой мрачностью.

— Пожалуйста…

— Нет.

— Тебе когда-нибудь будет достаточно?

Его рука обхватывает мое горло, и он наклоняется, пока его голос не начинает вибрировать у моего уха.

— Никогда.

Дверь распахивается, и я снова оказываюсь в настоящем, мои глаза сталкиваются с тем же ледяным холодом, что и в галлюцинациях. Или, может быть, в воспоминаниях.

Ощущения были слишком грубыми и жестокими, чтобы быть плодом моего воображения.

Взгляд Илая потемнел, словно он хотел меня придушить.

И, вероятно, ему это удалось.

— Чего ты хочешь? — вопрос срывается с моих губ слабым шепотом.

Образы-воспоминания, ворвавшиеся в мою голову, до сих пор пробирают меня до костей. Я не вижу Илая, которого знала всю свою жизнь.

Он не тот, кто разбил мне сердце, и не тот, с кем я играла в кошки-мышки в университете.

Сейчас я вижу человека, который связал меня и заставил глотать яд, который клал мне в глотку.

Человека, который смотрел на меня свысока, словно я была миссией, которую ему нужно было выполнить.

Может быть, именно по этой причине я потеряла память.

Может быть, Илай уже успешно разрушил мою жизнь, и история закончилась. Или это продолжение, где жену находят мертвой в ванной.

Он захлопывает за собой дверь, и звук раздается вокруг нас, как проклятие. Я крепко сжимаю край мрамора, следя за его движениями через зеркало.

Илай всегда был пугающим, но сейчас он выглядит в десять раз страшнее, когда закатывает рукава до локтей, обнажая мускулистые предплечья.

Понятия не имею, зачем он снял пиджак. Но по какой-то причине этот образ меня тревожит.

В животе разливается тепло, но я поворачиваюсь, встаю во весь рост и расправляю плечи.

— Чего я хочу? — повторяет он мой вопрос, все еще тщательно закатывая рукав. Все в Илае точно, холодно и решительно рассчитано.

Он слишком контролирует себя, слишком чертовски безэмоционален, и все же от него исходит ужасно дестабилизирующая сексуальная энергия. Даже не пытаясь.

— Я должен спрашивать тебя об этом, тебе не кажется? — он делает шаг вперед.

Я инстинктивно отступаю назад, и моя задница ударяется о мраморную стойку. От холодного удара по моей разгоряченной коже бегут мурашки несмотря на то, что одежда служит мне барьером.

Илай останавливается в нескольких дюймах от меня, высокий, мускулистый и внушительный. У меня перехватывает дыхание, и я делаю вдох носом и дрожащими губами.

Он не должен так тревожить, но впервые он выглядит таким же устрашающим, как монстр из рассказов бабушки.

— Не хочешь объяснить, в чем смысл твоего маленького трюка?

— Какого трюка?

— Обхватить шею другого мужчины в моем присутствии.

— Ви — мой друг, — я очень благодарна, что мой голос не сломался под давлением.

— Вэнс. Его зовут Вэнс.

— Насколько я знаю, ты не можешь диктовать, как мне называть своих друзей. Как я уже говорила, я — не твоя собственность, Илай.

Как только последнее предложение вылетело из моего рта, я поняла, какую колоссальную ошибку совершила.

Его пальцы скользят по моему горлу, оставляя на коже мурашки, прежде чем он обхватывает мою шею.

Хватка не настолько сильная, чтобы задушить меня, но она оказывает нужное давление, чтобы я не могла пошевелиться, даже если захочу.

Моя кожа пульсирует под подушечками его пальцев, и я задерживаю дыхание, не смея дышать.

— Я был более чем любезен. Я позволял тебе бессмысленные бунты и поведение избалованной принцессы. Я игнорировал твои попытки спровоцировать меня с каждым вдохом и вывести из себя с каждым выдохом. Я закрывал глаза, когда ты действовала мне на нервы каждым своим словом, но ты, похоже, принимаешь мое терпение за зеленый свет для потакания своим старым отвратительным, ищущим внимания моделям поведения. Это не так. И я советую тебе не принимать мое терпение как должное. Предыдущее шоу — это последний раз, когда ты позволяешь другому мужчине прикасаться к тому, что принадлежит мне. Ты поняла?

Его хватка крепнет с каждым словом, еще не душа, но уже достаточно сильно, чтобы моя речь удавалась с трудом.

Мои мысли, возможно, являются токсичными ингредиентами для попытки самоубийства, особенно учитывая то, каким взбешенным он выглядит. Неважно, насколько он спокоен и собран. Я чувствую его неодобрение и едва скрываемую ярость, кипящую под поверхностью.

Но как он смеет угрожать мне?

После всего, что он сделал и продолжает делать со мной?

И поскольку я настроена на войну, я иду на конфронтацию.

— Я не твоя. И еще… — я встаю на цыпочки и смотрю в его ледяные глаза. — Ви не трогал меня. Это я была возбуждена и не могла оторваться от него.