– Не хочу, мам. Поезжайте вдвоем, отдохните.

– Ладно. Мы пойдем за гранатовым соусом сходим. Медсестры просили, а потом у нас конференция. Для нас с папой целый видеомост организовали. Вот так хотели, чтобы мы с докладами там выступили.

– Классно. Поздравляю. А какая тема?

– Инновации на операционном столе. Тема дурацкая, но нужная.

– Ого.

– То-то же, Тайка. Так что ты давай тут, сама.

– Ладно, – вздыхаю и машу рукой.

– И на булки сильно не налегай, я тебе говорила – на завтрак надо белок есть. Лучше бы креветок поела.

– В обед поем.

– В обед… В обед как раз уже углеводы бы подключить.

– Подключим, мам, – снова смеюсь. – Я пойду.

Выйдя из ресторана, дышу свежим, ещё не совсем горячим воздухом и медленно дохожу до своего корпуса. Там обмазываюсь спф-кремом и напяливаю купальник. На этот раз белый.

Телефон нетерпеливо вибрирует на кровати. Укладываясь на прохладные простыни, отвечаю на звонок:

– Привет, Ми,

– Привет, Тай. Забыла про подругу, – с обидой в голосе выговаривает.

– Прости. Отпуск, сама понимаешь. На пляж собираюсь.

– Везет тебе. Нам с Миром море только на пенсии светит, когда ипотеку выплатим.

– Зато всё сами, – смеюсь в ответ. – Вы ведь этого хотели?

– Ага. Я тебе с новостью звоню, тетя Тая.

Прикрываю рот ладонью, чтобы не завизжать.

– Ты сходила на УЗИ? Боже… Кто?..

– Девочка, – радостно выговаривает Мийка. – Как и договаривались. Дочек называем в честь друг друга.

– Мия… это просто… вау! Маленькая Таисия. У меня слезы, – обмахиваюсь каким-то буклетом с тумбочки.

Подумав, извлекаю из-под подушки зажигалку и сжимаю её в руке.

– Я тоже постоянно реву. Мир все время на работе, Ива на подработке, мне тебя не хватает.

– Скоро приеду, девочка моя.

Зажигая яркое пламя, на секунду задумываюсь, стоит ли рассказывать новоявленной Громовой, что здесь Соболевы. А потом решаю, что не буду.

– Рада за вас, еще раз поздравляю. Девочка! Подумать только.

– Пока, – прощается Мия.

Девочка!

Мы со школы дружим. Мия, Ива и Тая. Кто бы мог подумать, что у Алиевой у первой дочка будет.

Чувствуя радостное возбуждение и готовность расцеловать весь мир, выбираюсь на пляж. А уже вечером, вернувшись в номер после ужина, бреду в душ и укладываю жесткие от солнца волосы. А затем натягиваю топ с джинсовым комбинезоном-шортами, долго и упорно настраиваю себя на встречу с Ваней, глядя в зеркало, и наконец-то… отправляюсь к Соболевым.

– Пушкин, – произносит загадочно Ваня, награждает меня своим фирменным прищуром и размещает в центре стола перевернутую картинкой карточку.

Я знаю, что такое «Иманджинариум» и даже люблю поковыряться в чужих мыслях, но подобный захватывающий интерес к настольной игре у меня определенно впервые.

Нервно сглотнув, отворачиваюсь.

Злюсь.

Мой план не замечать Соболева был провален ровно в тот момент, как мы уселись за круглый стол на террасе Соболевых.

Наши глаза оказались прямо напротив. Так, что им чертовски сложно было не столкнуться друг о друга.

Встречная полоса, яркий свет, отчаянный крик души и я наглухо… Вернее, снова не могу на него не смотреть. Физически не могу. Это выше моих сил.

Вот уже тридцать минут, на мужском лице не стираемая ухмылка.

Он понял.

Он всё понял. Я снова ему проиграла.

Потираю пылающую щеку. Ну, и ладно. Зато у меня с фантазией порядок.

В выданных мне картах, на которых нарисованы различные абстракции, нахожу максимально отдаленно напоминающую ассоциацию «Пушкин». А именно: зеленый дуб посреди желтого поля.

Вообще, «Иманджинариум» коварная игра. Побеждает тот, кто загадывает не слишком очевидные ассоциации, но и не совсем сложные – кто-то из игроков за столом всё же должен разгадать ход твоих мыслей, иначе не получишь необходимые баллы, чтобы дойти до финала.

Когда Яна Альбертовна с Сонькой выкладывают свои карты, перемешиваю все наши ассоциации и переворачиваю.

Все, кроме Соболева, широко улыбаются и незамедлительно выкладывают фишки. Они указывают именно на Ванину картинку.

– Опять? – морщится Соболев.

Он вскакивает с места.

– Я больше с вами не играю, – произносит нахмуриваясь.

Я лыблюсь как сумасшедшая. Даже посмеиваться начинаю. Снова и снова окидываю взглядом широкую грудь, бицепсы, которыми могу любоваться благодаря футболке без рукавов. Соболев забрасывает руки за голову. На животе появляется полоска голой, загорелой кожи на твердом прессе.

– Ты просто не умеешь проигрывать, Ванюш, – ласково выговаривает Яна Альбертовна.

– … и фантазировать, – добавляет Сонька очевидное.

Снова потираю пылающую щеку и слизываю с губ соль от попкорна.

– Да, с этим проблемы, Вань, – соглашаюсь, убирая в «бито» карты.

Это слишком очевидно. Слишком.

Но он… такой прямолинейный. Видит золотую рыбку – говорит Пушкин, замечает откровенный взгляд – прижимает к стенке.

– Ваня бесхитростный, Тая, – сообщает хозяйка виллы.

– Мам, – сдвигает к носу широкие брови Соболев, на лбу образуется складка. – Хорош, окей? Я не тупой.

– Боже, – она округляет глаза. – Разве я так сказала? Ты выиграл всероссийскую олимпиаду по географии, – с придыханием выговаривает. – В десятом классе. Ты очень способный.

– Сегодня звучит неубедительно, мам, – дуется Соболев.

Мы с Сонькой переглядываемся и в момент взрываемся диким хохотом.

– Ах, так, – тоже улыбается Ваня и словно из пулемета начинает обкидывать нас попкорном.

– Иван, – строго ахает наш мэр и… на моё удивление, хватает миску.

Дальше происходит какая-то вакханалия, в которой наконец-то одерживает победу «победитель всероссийской олимпиады по географии». А потом мы дружно убираемся. И я снова привыкаю к веселому, общительному Ване.

Прекрасному сыну и заботливому брату.

Я вообще ловлю себя на мысли, что чуть-чуть, на один вечер становлюсь членом этой прекрасной семьи. Словно я какая-нибудь Золушка. И вместо принца и кареты мне дали семью без дур-сестер и злой мачехи. Настоящую семью, а не выдающихся хирургов…

А может, и принца дали?..

По крайней мере, когда Соболев не смолит как паровоз свои «Мальборо» и не тычется в меня причиндалами, он действительно выглядит как принц. Добрый, красивый и мужественный. А ещё очень порядочный.

– Хочу поговорить с вами и посоветоваться, – напоминает Яна Альбертовна.

На террасе становится прохладнее, и мы перебираемся в гостиную. Сонька уходит в свою комнату болтать по телефону с подружкой, а я усаживаюсь на диван, стараясь занять безопасное расстояние с объектом своей юношеской любви. Когда он рядом, я всегда чуточку на взводе.

– Я уже много лет курирую кризисный центр для женщин, попавших в сложные ситуации. Он называется «Сама виновата». Может, и ты что-то слышала о нем? – обращается ко мне Ванина мама.

– Да, конечно. Когда мы готовились к конкурсу, нас возили туда и показывали всё, чего вам удалось добиться для центра. Это великолепно! Просто потрясающее место.

– Спасибо, – довольно улыбается Соболева.

Посматриваю на Ваню, как бы говоря «вот видишь, конкурсы – это не собачьи выставки, глупенький». Он окидывает меня взглядом. Внимательным. А затем смотрит зло. Будто мысли прочитал и услышал, как я его обозвала.

Упс. Прикусив язык, отворачиваюсь.

– Осенью, я думаю в сентябре, – кивает самой себе Яна Альбертовна. – Я планирую устроить праздник для деток, проживающих в центре. Но очень бы хотела, чтобы он был полезным. Поэтому прошу вашей помощи. Надо придумать что-то интересное.

– Я пас, мам, – подскакивает с места Ваня, поднимая руки. – С фантазией у меня – сама сказала…

Снова смеюсь. Какие мы обидчивые!

– А то, что в мире существуют Трансильванские Альпы, они узнают на уроках географии. Сами. – Договаривает он уже наигранно и с улыбкой.

Вся его фантазия утекла в чувство юмора и… в штаны судя по объемам.