– Все нормально, Вань, – вздыхаю умиротворенно.

– Нет. Это ненормально, – мотает он головой и хмурится. – Не знаю, что на меня нашло. У меня такое впервые. Я сожалею, что причинил тебе боль.

– Значит, я какая-то ненормальная, – вздыхаю, прикрывая глаза. – Потому что, даже когда ты делаешь мне больно, Соболев, я не чувствую себя глубоко несчастной.

Слышу, как Ваня грустно усмехается:

– Дурочка…

– Это правда, – шепчу доверчиво. – Мне даже приятно…

Смущаюсь.

Мой спаситель бережно прикладывается влажными губами к моему лбу и, качая головой, строго произносит:

– Никому и никогда так больше не говори, Тая. Никогда и никому.

Как и бывает обычно в отпуске, следующие несколько дней проносятся жаркой, грязной от белого песка вереницей.

Родители возвращаются из своего мини-путешествия.

Один день мы посвящаем совместной поездке в Анталию, где посещаем большой торговый центр. Под монотонное ворчание мамы там я покупаю себе кучу летних модных вещичек. Затем мы возвращаемся в отель и ужинаем вместе.

Я рассказываю, как Соболевы приглашали меня к себе, мама задает кучу уточняющих деталей.

Яна Альбертовна всегда ей импонировала. Думаю, мама была бы рада иметь такую подругу, но из-за работы у неё совсем нет времени. Как и у отца.

Следующие два дня я практически полностью провожу на пляже. Именно так, как это было задумано ещё до встречи с Соболевыми. Знакомлюсь со своей соседкой-одногодкой по имени Злата. Стройной, жгучей брюнеткой из Москвы. Она прилетела в Турцию одна и так же, как и я, абсолютно не намерена расхаживать по ночным клубам или отельным дискотекам. Злата сказала, что уже нагулялась и у нее на эту поездку совершенно другие цели. Какие именно я уточнять не стала.

Мы довольно комфортно проводим время вдвоём. Загораем, а гуляя по вечерам, много болтаем на девичьи темы, вроде любимого средства, выравнивающего тон лица или последних коллекций известных брендов. Я знакома с модой, благодаря конкурсам, а Злата так вообще разбирается в них, как рыба в воде. Говорит, что сама по себе научилась.

С Ваней, моим спасителем и змием-искусителем, эти дни мы не сталкиваемся. Я, конечно, виню себя и своё признание на эмоциях. Не надо было…

Несколько раз открываю Телеграм, чтобы написать, но каждый раз, увидев надпись «был(а) недавно», убираю телефон подальше. Соболев жив, его не съели ханты-мансийские акулы. Просто он не хочет общаться со мной.

Прими и отпусти, Тайка.

В один из темных, прохладных вечеров, прогуливаясь со Златой мимо огороженных кустарниками вилл, застаем семейство Соболевых на террасе. Они громко смеются и шутят. А мы невольно останавливаемся, чтобы подглядеть.

Уж слишком заразительно хохочут.

Богдан Анатольевич, папа Вани, крепко держит на руках маленькую, пухлую девочку со смешными крохотными хвостиками. Яна Альбертовна кормит её с ложки, аккуратно вытирает заляпанный подбородок и улыбается.

– Мама, – слышу голос, очень похожий на Сонькин, только взрослее. – Она должна сама научиться кушать и одеваться. Скоро в детский сад, а вы ее с ложки кормите. Ну сколько можно говорить?

– Вот, скажи, домой приедете и учитесь, – пропевает Яна Альбертовна, целуя девочку в пухлую щечку. – А бабушке с дедушкой дайте повозиться.

– Мам…

– Машка, – смеется Богдан Анатольевич, поворачиваясь. – Ну оттого, что мама Ксюшеньку пару раз покормит, ничего не случится. Вы там в своей Москве, и так не видимся толком. Дай нам поводиться, старикам. И не переживай. И есть научится, и одеваться, и нервы парням мотать…

– Пап, ну какие парни?

– И какие старики, Соболев? – возмущенно спрашивает Яна Альбертовна. – Если это намек на то, что я от поездки на дельтаплане с тобой отказалась, то не надо. Это вы, десантники, по небу скучаете. Вот и поезжайте с Иваном вдвоём. А я жить хочу. И Соньке с Машкой разрешения не выдам.

– Раскомандовалась, – со смехом ворчит Богдан Анатольевич. – Думает, если мэрша, то мы разрешения у нее спрашивать будем, да, Ксюш? – спрашивает у внучки и тоже целует её в щечку. – В Кемере твои разрешения не действуют, Яна Альбертовна…

– Даня!..

– Пап, мам, – весело кричит Сонька. – У меня уже живот болит…

Снова слышится смех, за которым я всячески пытаюсь распознать голос Вани, но его будто бы нет. Терзают смутные сомнения, а вдруг он с Рори встречается?

Поэтому не ищет встреч со мной? Выбор сделал? Может, для него умение кататься на великах в приоритете?..

– Тая, пойдем? – шепчет Злата, дергая меня за локоть. – Заметят ещё, неудобно.

– Пойдем, – соглашаюсь.

– Ты их знаешь?

– Немного. Мы с одного города.

Перед сном ещё долго думаю о Соболевых и той картинке, которую мы подсмотрели. Большая семья, общие шутки, бурчание это отцовское – как бы я ни мечтала, в моей жизни такого нет и уже не будет.

А Ваня… надо смотреть правде в глаза – больше не хочет со мной общаться.

Тебе бы, Валеева, о Роберте подумать и о том, как экологично с ним расстаться, чтобы это на подготовку к областному конкурсу не повлияло.

С этими мыслями засыпаю, а утром, проснувшись, нацепляю на себя новые вещи: ярко-розовую укороченную футболку и такие же шорты.

Быстро позавтракав в ресторане, мы с моей соседкой решаем прогуляться по набережной. Там-то я впервые за три дня и встречаю Соболева на пробежке. В белых майке и шортах. Живехонького, слава богу. И все такого же красивого.

– Привет, – останавливается тут же Ваня.

Коротко поглядывает на Злату. Хмурится.

– Привет, Вань, – отвечаю без улыбки.

– Я тогда пойду, – робко кивает Злата и, странно оглядываясь, уходит.

– Иди, – отправляю ей в спину и обращаюсь к Соболеву. С серьезным видом. – Ты что-то хотел?

– Как дела? – спрашивает он, приобнимая меня за талию и отводя в сторону.

Снова окутывает своей аурой. Снова лапает, когда ему вздумается. А я, как немая, всё терплю.

– Нормально дела, – злюсь, выпутываясь из его рук.

Сталкиваемся взглядами.

– Ты что в ведро с краской окунулась? – кивает он на мой новый костюмчик.

Скептически осматривает с ног до головы, останавливаясь на обнаженной талии. Смотримся мы и правда комично. Я – вся в розовом, он – в белом.

– Вроде того, Вань.

– Ясно… Живенько так…

Соболев потирает затылок и озирается, а я складываю руки на груди. Воинственно получается.

– А у тебя как дела? – спрашиваю язвительно.

– Тоже нормально. Немного поболел вот…

– Поболел? – удивляюсь.

Пугаюсь вдруг. Почему-то об этом я не подумала.

– Ну да. С ангиной валялся пару дней. С детства такая фигня летом. В самую жару.

– Ужас, – мотаю головой ошарашено и… смеюсь.

Как-то видела картинку в интернете, где женщина что уж только не придумала про мужа из-за его молчания – и измену, и то, что разлюбил приписала. А оказалось, он весь день о том, что мотоцикл не заводится думал.

Вот и у нас с Соболевым то же самое получается. Я за эти дни столько себе всего насочиняла, а он болел, бедняга, оказывается.

– Ты уже позавтракала, Тая?

– Да.

– Снова одним панкейком? – усмехается.

– А ты снова пять съешь? – хитрю. – По-моему, ты поправился…

– Думаешь? – Ваня быстро смотрит по сторонам и с озадаченным выражением лица задирает майку на животе. – В каком месте?

Нервно сглатываю, разглядывая упругий пресс. Жира там ни грамма, а вот моих слюней скоро будет много.

– Я шучу, Вань. За время болезни ты даже похудел, – снова с сочувствием произношу.

– Это да… – морщится он. – Есть было нереально, горло болело, да и температура шкалила.

– Бедненький, – вздыхаю.

На душе вдруг снова легко становится. Так, будто эти несколько дней я гири за собой таскала, а Соболев их только что себе забрал.

С ним всегда как-то сразу легче становится.

– Ладно, Тая, сильно уж меня не жалей, ладно?