Казалось, рядом с ней ничего нельзя изменить и принять как должное.

— Да, она всегда засыпает рано, — сообщил я.

Джемайма прошла по ковру и присела в двухместное кресло напротив меня с откидной спинкой. Посмотрев на мой телефон, она прикусила нижнюю губу.

— Как тебе пришло в голову имя Лу-Лу?

— Оно принадлежало моей тете. Когда я был маленьким, она жила с нами, проходя курс лечения от рака молочной железы.

Голубка опустила ресницы и провела ладонью по обложке книги в мягком переплете, лежащей у нее на коленях.

— Я так понимаю, она не выжила.

— Нет, — подтвердил я. — Но она была… другой.

Джемайма посмотрела на меня.

— Какой она была?

Ее интерес вонзился колючими ветками в мое нутро, цепляя и пытаясь притянуть меня ближе.

— Она была яркой и смелой, но в то же время мягкой. Она была старше моей матери на семь лет, но они были лучшими подругами, независимо от того, насколько по-разному сложилась их жизнь. Моя мать вышла замуж за итальянского мафиози, крутого бизнесмена, в то время как моя тетя большую часть своей жизни оставалась незамужней, при любой возможности занимаясь альпинизмом и приключениями.

Воспользовавшись моей паузой, Голубка спросила:

— Значит, она пришла к вам за помощью?

Я кивнул.

— Даже мой отец, несмотря на то, что большую часть времени был хладнокровен, не был застрахован от эффекта, которая оказывала на всех Лу-Лу.

Печальная улыбка тронула губы Джемаймы, и она нахмурила брови.

— Я понимаю.

Я откинулся назад, на мягкую кожаную спинку, ожидая.

Она сделала то же самое и продолжила:

— Твоя тетя принесла жизнь и любовь в этот дом.

— Да.

— И твоя Лу делает то же самое.

Чувствуя себя так, словно меня одурманили наркотиками, я вглядывался в каждый идеальный изгиб ее лица. У нее было лицо ангела и сердце королевы.

Не сводя с меня глаз, Джемайма провела рукой по потертости на кожаном кресле.

— Как тебе удалось отдать ее в школу? Учитывая, что на самом деле она не твоя.

Такая любознательная.

— Сфабрикованные записи о рождении. Имя ее отца было стерто из ее жизни и жизни ее матери, что было не трудно, учитывая, что он отсутствовал, и я добавил себя в качестве родителя.

Она пристально посмотрела на меня.

— Как?

Я ухмыльнулся

— Как, спрашивает она. Голубка, этот мир вращается с помощью валюты. И по правильной цене ты получишь практически все, что тебе нужно, если будешь знать, где искать.

Она скривила губы, и мне захотелось прикоснуться к ним. Своими собственными.

— И ты знаешь, где искать и как?

— Мой отец был влиятельным человеком, у которого имелись связи с мафией, работорговлей и многими другими сомнительными типами.

— Отвратительно, — сказала она насмешливым тоном. — Потому что то, что ты делаешь, абсолютно респектабельно.

— Осторожнее, Голубка, — прошептал я, мой член приподнялся, когда ее язычок выскользнул наружу, облизывая верхнюю губу.

— Или что? — прошептала она в ответ. Но, несмотря на самоуверенные слова, дурные предчувствия все еще теплились в ней.

Я просто улыбнулся, и это, похоже, встревожило ее больше, чем все, что я мог бы сказать.

— Итак, — Голубка прочистила горло и выпрямилась в кресле, — ты сказал, чтобы я нашла тебя до того, как я смогу уйти.

Я намеренно опустил взгляд на книгу у нее на коленях.

— Ты уезжаешь сегодня вечером?

— Нет, но это то, что, по твоим словам, мне нужно было сделать.

Обдумывая свой следующий шаг, я схватил дневник и ручку и положил их на приставной столик, прежде чем встать.

Джемайма невинным взглядом следила за каждым моим движением, и хотя я сказал ей, что отпущу ее, я подавил чувство вины, напомнив себе, что никогда не соглашусь на это, как и всегда.

— Ты готова заключить сделку, Голубка? — Я протянул ей руку.

Она посмотрела на мою вытянутую ладонь, а затем перевела взгляд на меня.

— Сделка?

— Это именно то, что я сказал. Ты можешь уйти, но сначала я должен попросить кое о чем в обмен на мое… гостеприимство.

Ангельский смех слетел с ее губ и превратил ее красоту во что-то неземное. Она погрозила мне пальцем.

— Я должна была знать, что за это придется заплатить.

— Я никогда не говорил обратного.

Ее улыбка исчезла, Джемайма отложила книгу и, наконец, вложила свою мягкую руку в мою.

— Хорошо. — Я наслаждался прикосновением, сжимая ее теплую ладонь в своей, и задавался вопросом, каково это — скользить языком по каждому дюйму ее кремовой кожи. — Что ты хочешь взамен?

Я знал, что она подшучивает надо мной, и делала это намеренно. Хотя, если бы Джемайма притворилась должной выплатить свой долг, чтобы покинуть мой дом, тогда она бы не испытала чувство вины.

Заметив жар в моих глазах, в моих прикосновениях и то, как нас притянуло вплотную друг к другу, она прохрипела:

— Никакого секса и никакой крови.

Голубка откинула голову назад при виде оскорбленного выражения моего лица, еще один смешок усладил мои уши и послал противоречивые сигналы органу в моей груди.

Воспользовавшись ее рассеянным состоянием, я обнял Джемайму, скользнув рукой вверх по спине и нежно обхватывая ее затылок, в то время как другой рукой прикоснулся к ее лицу.

— Мы делали это раньше, — сказал я, чувствуя, как ее сердце колотится у меня в груди, и ощущая прекрасное, неистовое биение ее пульса под моими пальцами.

— Не так, как сейчас, — прошептала она, приподнявшись на цыпочки, ее взгляд переместился на мой рот. — А потом я смогу уйти… в любое время, когда захочу? — Слова слетели с ее губ, сладкое тепло ее дыхания обжигало.

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась, но я человек слова.

Неуверенно Джемайма положила руки мне на талию, и это прикосновение оборвало последнюю ниточку моего самообладания.

И тогда я поцеловал ее.

Я целовал с целенаправленной нежностью, пока ее дыхание не стало тяжелым, и ее губы не приоткрыли мои. Своим языком она прикоснулась к моему, и я застонал, углубляя поцелуй и ведя нас назад.

Голубка схватила меня за рубашку, а я намотал ее волосы в кулак, желая большего, нуждаясь в большем.

Древесина книжной полки впилась мне в спину, когда Джемайма обвила руками мою шею, и я поднял ее. Ногами она обвилась вокруг моей талии, а прикосновение ее грудей к моему бешено колотящемуся сердцу сделало меня слепым, неспособным делать что-либо, кроме как чувствовать.

Ее тихие стоны, когда я нежно покусывал ее губы, заставили мой член напрячься в брюках. Я издал гортанный звук, стоило Джемайме начать тереться об меня и обхватить мое лицо руками, наклоняя его для большего доступа, а затем скользнула ладонями в мои волосы.

Затем мой телефон издал звук пришедшей электронной почты, и чары были разрушены.

Джемайма чуть не упала на пол от того, как быстро оторвалась от моего рта.

— Черт, — выдохнула она, когда я крепко удерживал ее. Она посмотрела на меня снизу вверх, ее кожа была восхитительно розовой, губы — аппетитно красными, а волосы — соблазнительно спутанными, затем сглотнула и попятилась к двери.

Думай, думай, думай, ты, невыносимый идиот.

Но твердый член у меня в штанах перекрыл все функции, полностью отключив голову. Я провел дрожащей ладонью по своим растрепанным волосам, когда Джемайма торопливо пробормотала в дверях «спокойной ночи».

Она уже давно ушла, когда я пробормотал:

— До следующего раза, Голубка.

Детское восхищение от созерцания помещения вернулось, когда я провела пальцами по перилам и стенам, заглушая остатки тревоги.

Мысли о моей матери, о матери Томаса преследовали меня, когда на следующий день я гуляла по этому гигантскому дому. Не для того, чтобы сбежать, а чтобы исследовать.

Независимо от того, как сильно я старалась, мои мысли постоянно возвращались к Томасу. Я постоянно пыталась дотронуться до своих губ. И мое сердце постоянно пыталось заблокировать рациональное мышление.