Странное чувство возникало у Киры, когда она теперь думала о Мираканде. Такое, как будто она чем-то связана с этим городом, о котором мало что знала и никогда не видела. Родители редко упоминали его в разговорах, а если, то только вскользь. В словах сутемьских людей тоже слышался налёт определённой неприязни, суть которой Кира не могла понять. Неудивительно, ведь она и в Сутеми не жила. Тем не менее это странное чувство, будто там скрыты какие-то тайны, которые касались непосредственно её судьбы, возникало только при упоминании о Мираканде.

Находясь в плену, Кира не смогла узнать точных планов южан, что касалось захвата северного побережья Бурной. Ей потребовались месяцы, чтобы вообще научиться понимать чужеродный язык, да и потом – при ней ведь не велось никаких совещаний между военачальниками. Вся её информация состояла из подслушанных разговоров между хвастливыми мужчинами и того, что успевала заметить своими глазами, когда её, безвольную и больную, перетаскивали из одного места заточения в другое. Кое-что иногда Милла шёпотом передавала, хотя Кира никак не реагировала на неё. Как будто сама с собой разговаривала.

Заснуть Кира больше не смогла. Многие люди неспокойно спят в полнолуние, особенно когда чувствуют на себе давящий свет луны. Кира, напротив, плохо спала в новолуние, словно на неё давило чёрное пустое небо. Многие существа на земле плохо спят в Тревожную ночь, боясь появления таинственного Лунного зверя. Как только небо на востоке начинает светлеть, они вздыхают с облегчением. Хуже всех, наверное, спало в эту ночь существо, крепко привязанное к дереву. Свет от костров долетал до дерева, где был виден силуэт повисшего на верёвках пленника. Судя по ранению в голень, от потери крови он не должен был скончаться, тем более что прозорливые товарищи удосужились перевязать ему не только заведённые за ствол дерева руки и ноги, но и грудь – чтобы не свалился от слабости, заодно перетянув рану. Не заслужил он быстрой смерти. К тому же наказ Киры, что он ей нужен живым, оставался в силе, ибо она его не отменяла.

На рассвете скауты начали один за другим просыпаться. Для многих зверей сейчас уже наступил день. Скауты чувствовали ритм природы всем своим нутром и просыпались вместе с трелями ранних пташек. На их лицах бесследно исчезло то выражение безмятежности, как в былые времена, когда они ходили по лесам. Тогда им тоже приходилось испытывать тревогу и напряжение, но всё пережитое ранее не наложило на них такого глубокого отпечатка, как один вчерашний день. Это было видно даже тому, кто знал их всего лишь второй или третий день.

Проснувшись и сев, они молча собирались с мыслями и готовились к грядущему дню. По привычке проверяли ремни и шнуровки. Этим утром первым делом осматривали раненых – пережили ли ночь. Да, но не все. Вздыхали и мысленно прощались с усопшим. Для троих ещё оставалась надежда – слабая, учитывая трудности дороги через горы. Но оставлять их никто не намеревался. Вслед за мужчинами поднялась и Кира, которая последний бессонный час несла вахту. Зевнув и потянувшись всем телом, она покривилась от боли и осторожно встала, опираясь руками на ствол винтовки и стену. Мышцы в ногах не преминули ей при этом напомнить о том, сколько им пришлось прошагать за весь предыдущий день и по каким склонам взбираться, бок – какими твёрдыми оказались камни, а шея – каким острым болт.

Обождав, когда мужчины сделают в стороне свои утренние дела, Кира подхватила арбалет с полной горстью болтов, оставила винтовку на насиженном месте и тоже направилась в сторону. Только не ту, в которую мужчины ходили. У неё было дело другого рода. Мужчины, собираясь в дорогу, поглядывали на неё и пытались понять, зачем она спускается вниз. Стесняется здесь за камнем присесть? Дурёха, ей же потом опять наверх лезть придётся.

Скоро они догадались, куда направлялась Кира. К пленному. Поговорить напоследок в предрассветных сумерках. Остановившись перед ним, она набрала полный рот воды из фляги и прыснула ею в лицо обмякшего южанина. Его голова легонько дёрнулась, глаза с трудом разлепились и устало посмотрели вокруг. Остановившись на женщине перед ним, растерянно захлопали.

Немой разговор глазами длился с минуту, пока южанин полностью не пришёл в себя. Одни глаза говорили: «Должна тебя напугать – это не кошмар, который тебе приснился, это я на самом деле». А в другой замутнённой голове роем кружились мысли, которые никак не могли собраться во что-то цельное. Что она собирается сделать с ним? Неужели опять пытать? Разве недостаточно тех унижений и тягостных мук, которые он перенёс вчера и за ночь?

Судя по её взгляду, их было недостаточно. Вынув нож, Кира небрежно продела острое лезвие под повязку на щеке и срезала её, не особо заботясь о том, что может поранить кожу на лице.

«Ну как, лучше? – говорили её глаза с лёгкой издёвкой. – А если ещё и так?»

Кира полила ему голову водой. Всю флягу не стала опорожнять. Нечего баловать. Поймал со лба пару струек, горло смочил, и хватит. Посмотрим, достаточно ли этого, чтобы поговорить по душам.

«Сколько и куда?» – спросила Кира на его языке. Хорошо говорить она не умела, но полученных знаний было достаточно, чтобы связать пару слов в простые фразы. Ей было важным не то, что она могла сказать, а то, что хотела услышать.

Пленник издал хриплый, невнятный звук. Это можно было понять как «спасибо» за милость. Или за просьбу дать ещё воды. Или за неуважительное слово, которое застряло в сухом горле и выразилось больше в болезненной ухмылке. Это мы сейчас выясним. Надо просто постараться показать ему, что она очень хорошо понимает, как ему плохо. Стоял, бедняжка, всю ночь на одной ноге, стёр в кровь кожу на запястьях, тщетно пытаясь высвободиться от тугих пут. Да ещё и рана на ноге. Это, кстати, не она тебе туда вчера попала? Ведь если бы кто-то рубанул, то не только по ноге, а ещё куда-нибудь для верности.

На повторный вопрос, который Кира произнесла с той же настойчивостью, пленник в этот раз ответил более внятно. И ёмко.

О, вот какими словами ты благодаришь за сохранённую жизнь! Ладно, раз ты так… Зря ты злишь её. Или ты делаешь это для того, чтобы с тобой покончили быстро и больше не издевались? Какой храбрец! Может, передумаешь? Вчера ты, помнится, другим голосом вопил, чтобы не прибили и не прирезали. А мы пока сыграем в одну игру. Мы в неё уже играли и сейчас повторим, только сделаем её острее – вместо шишек она будет стрелять, а вместо того, чтобы попасть, она будет пытаться промахнуться как можно ближе. Объяснения излишни, ты скоро сам поймёшь. Попробуем? Как считаешь, три больших шага для начала сойдут?

Подожди минутку, она испробует для пристрелки арбалет, всё-таки почти год не пользовалась. Где тут ближайшая шишка на дереве… О, нашла! И попала!!! Надо же, с первого раза. Сама не ожидала. Надо будет потом подобрать, деткам подарить, им дико нравятся такие сувенирчики. «Беличий шашлычок» – называется этот.

Итак, где в тебя лучше промахнуться – возле руки или ноги? В голову или туловище она не будет метиться, ты ведь ещё не сказал ей то, что она хотела услышать. А раз у тебя нога здоровая осталась только одна, начнём, пожалуй, с плеч. Правда страшно, когда в тебя нацеливаются почти в упор? И вот это ощущение, когда спущенный болт пролетает в непосредственной близости от кожи, едва не поцарапав, и ты невольно вздрагиваешь – разве это не здорово?! Большой шаг дальше и попробуем ещё раз? Подожди, она зарядит арбалет… Ты готов? Весь уже сжался в радостном предвкушении?

Ей показалось, или ты в этот раз сильнее вздрогнул? Или это оттого, что второй болт слегка задел кожу? Такая мелкая царапина ведь не считается за попадание? Значит, промах и шаг дальше? Слушай, ей начинает нравится эта игра! Почему она раньше ею не увлекалась? Куда бы в этот раз нацелиться…

Что ты сказал?! Какой ты, оказывается, злобный человек! Ведь она хотела по-хорошему с тобой, а ты вон как… Ты знаешь, что за такие грязные слова бьют не только в морду, но и в то место, которое ты косвенным образом только что упомянул? Ну, ты видишь, куда она нацелилась…