Раздался громкий смех леди Сесилии. Пожалуй, она была одним из самых любимых и набалованных членов семьи. Ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Но по внешнему виду и раскрепощённости ее вряд ли можно было назвать подростком. Она, как скороспелый фрукт, повзрослела и расцвела раньше своих сверстников. Младшая леди ерзала на стуле, покачивалась, игриво махала за столом рыжими волосами, сворачивала губки бантиком и хлопала мелкими светло-карими глазками. В улыбке у нее забавно округлялись щечки, и только в те моменты она была похожа на дитя. Рыжие густые волосы Сесилия, очевидно, переняла от матери ‒ супруги Максимилиана. У Сары были подобные, но цвет менее ярко выражен, виднелась седина, волосы ее будто редели. Она кого-то напомнила Эмилии, но девушка не могла понять, кого именно. В отличие от вертлявой дочери, Сара сидела смирно, не шелохнувшись, точно статуя. Вела себя скромно в доме влиятельных родителей мужа. А внешностью обладала более привлекательной, чем дочь. Не зря говорят, что природа на детях отдыхает…

Леди Генриетта явно была хозяйкой положения, стола и даже дома. Ее лидерские и барские замашки бросались в глаза наблюдающей Эмилии. Но при этом она не повышала голоса, резко не жестикулировала. Сдержанным тоном говорила и даже попрекала, например, Хильду за промашки в работе. Только взгляд ее выражал будоражащий холод, а лицо в натянутой улыбке ‒ пренебрежение. Показалось, лорд уступал властной супруге, передал бразды правления в доме, его волновало нечто другое, нежели быт. Судя по всему, высокое положение в Палате лордов. Ведь членство и такая работа многого требовали.

‒ Джерри, дорогой, как успехи в университете? ‒ любящим голосом спросила леди Генриетта.

На что юноша вдруг всполошился и ответил резко:

‒ Я не Джерри! Хватит меня так называть! Джереми и Джерри ‒ разные имена, сколько можно говорить. Вон, называй Марджери Джерри!

Мать не забывала, что она леди, и не ответила бурной реакцией. Генриетта выдохнула и взглянула на супруга.

‒ Не вмешивай меня в свои нервные срывы… ‒ произнесла Марджери брату.

‒ У меня нет никаких срывов… Матушка меня просто не слушает никогда. Есть только ее мнение и неправильное… ‒ принялся Джереми возмущенно высказываться.

Его явно задевало некоторое поведение властной матери, а может, не некоторое, а любое. После взгляда супруги вмешался отец и велел сыну замолчать. Лорд пользовался авторитетом в семье, а возможно, его слушали и побаивались по другим причинам, например, финансовая зависимость. Джереми надулся, насупился, опустил взор в тарелку и принялся назло громко стучать ложкой. Генриетта тихо вздохнула, понимая о нарочном поведении обиженного сыночка, но ничего не сказала. Сесилии стало смешно, девочка захихикала и тоже взялась скрести ложкой по тарелке. Ей сделал замечание отец. Юная леди опустила ложку и с ироничным выражением лица взглянула на отца.

‒ Скука смертная… ‒ вымолвила она писклявым голоском.

Молодая и авантюрная душа леди требовала развлечений и веселья. Чопорная семья ее, похоже, тяготила.

‒ Скоро прибудет учитель музыки. Сеси, будь готова, ‒ сказал отец.

Сеси закатила глаза и слышимо выдохнула, будто замычала корова.

‒ Братец, это и тебя касается, ‒ добавил Максимилиан юноше.

Джереми продолжал сидеть с нахмуренным лицом и проигнорировал. Дети семейства явно не хотели заниматься музыкой, а вот Эмилия задумчиво взглянула на картину над камином и могла лишь мечтать о музыкальных инструментах и учителе. Раздался голос Марджери:

‒ Что с него толку, он совсем не занимается, учитель уже не раз жаловался…

На нее устремил возмущенный взор Джереми и вдруг заявил:

‒ Ты забыла сказать, что я разбил новую гитару прямо перед этим снобом учителем… вдребезги!

‒ Вандал. А еще требовал себе титул. Всё, к чему ты прикасаешься, портится… ‒ заявила в ответ сестра, характерно «ерзая» ртом по лицу. Уголок опустился в недовольстве, ноздря вскинулась.

Джереми показательно посмеялся и не остался в долгу.

‒ Можно подумать, ты у нас титулованный талант… К титулу не прилагается дар поэта, ты даже двух строчек сама связать не можешь! ‒ выдал юноша.

Марджери невероятно задели слова, она сделала глубокий вдох через рот и поджала плечи.

‒ А ну, перестаньте! ‒ вмешался и повелел лорд.

Отец грозно глянул на Джереми, а тот обиженно подскочил и направился на выход.

‒ Сынок… ‒ обратилась Генриетта, однако супруг попросил ее оставить непослушного сына одного.

‒ Это невыносимо… ‒ решила высказаться Марджери. ‒ Джереми самый младший, а ведет себя будто хозяин тут. Он никого не уважает. Матушка, это ты его разбаловала.

Генриетта не спеша прожевывала картофель, глядя в свою тарелку, и, судя по всему, понимала о сказанной правде. Младшенький ‒ самый любимый? Вот только уязвленный Джереми так не считал, показалось Эмилии. И теперь она смекала, что одна из важных причин ‒ это отсутствие титула.

Вечер подходил к концу. Служанки убрали со стола. Перед тем как отпустить всех отдыхать, старший Эдвин обратился к Эмилии.

‒ Еще один подобный промах с подносом или не дай бог с хозяевами, то вылетишь отсюда. На твое место желающих много, ибо лорд и леди не скупятся платить прислуге.

На смущенную Эмилию сочувственно посмотрел Лео, однако не мог вступиться и перечить Эдвину.

‒ Ты поняла? ‒ с показом пренебрежения уточнил лакей.

‒ Да, сэр, ‒ ответила, держа эмоции в себе, девушка.

После этого всех отпустили.

Позже в комнату Эмилии пришла Хильда. На голове ее были веревочки для завивки волос. Увидев, как девушка расчесывает кудри, она ревностно сказала:

‒ Везет тебе, не нужно постоянно мучиться с этой завивкой и любая прическа смотрится красиво.

Эмилия в сорочке стояла у комода, на котором маленькое зеркальце, положила расческу и вдруг загрустила. Ей показалось, что здесь тоже не ее место. Она возлагала большие надежды на сию работу, но получила совершенно другое.

‒ О, перестань, этот Эдвин всем не нравится, ты не одна такая… ‒ подбадривала, как умела, Хильда, что получалось порой грубовато. ‒ Понаблюдай, как он унижается перед хозяевами, и тебе сразу станет легче. Это очень смешно, как он прыгает с костылем вокруг леди или лорда. Один раз он даже упал… Мы все тихо позабавились, а он пошел красными пятнами от стыда.

Хильда изобразила падение скакуна и наконец развеселила Эмилию. Они присели на кровать, первая вдруг поделилась:

‒ Я знаю, что нам, служанкам, некуда носить прически, однако есть кое-кто в этом доме, кто мне нравится… Но это секрет, никому не говори…

Эмилия оживилась и хотела узнать имя, но Хильда не сказала.

‒ Вот когда он сделает мне предложение, тогда узнают все…

Эмилия смутилась. Надежды показались ложными. Хильда вдруг заметила торчащие нитки на подоле сорочки и спросила, кто это ей так сшил одежду. Вторая засмеялась, показав туфлю, в которую положила кусочек ткани.

‒ О-о, весьма умно… ‒ ответила Хильда.

Заводная служанка подскочила и побежала на выход.

Ночью Эмилия проснулась от жажды ‒ захотелось пить, а графин она не взяла. Пришлось тихонько выйти. Коридоры слуг вели, как в сторону кухни и подсобок ‒ к малому холлу, где вторая служебная лестница, так и к главному холлу. Оттуда послышался шум. По характерным шагам Эмилия догадалась, что это хромает и упирается тростью о пол Эдвин. Любопытство заставило подойти и выглянуть. Под лестницей остановились леди Генриетта и ее личный слуга, который, судя по всему, был самым доверенным лицом. Леди передала ему конверт. В холле присутствовало слабое освещение настенными бра, рассмотреть детали было трудно.

‒ Передашь это ей лично в руки и больше никому. Смотри, чтобы тебя не увидели, ‒ произнесла и дала наставления леди.

Эдвин принял конверт и резво кивал на все ее слова.

‒ Я всё сделаю, как всегда, четко, Ваше сиятельство, не волнуйтесь, ‒ ответил лакей.

У леди явно был какой-то секрет от семьи и самое главное ‒ от супруга, коли делается это тайно ночью. Эмилия скорее босиком пошагала в свою комнату, позабыв о жажде воды.