А теперь не только нелепый, но и абсурдный. Я в таких условиях не работаю, да и квалификации у меня нет. Тем не менее следует хотя бы выслушать Клемента. Он это уже заслужил.

— Может, поговорим о мнимой смерти вашего друга?

— Это тебе решать.

— Меня интересует, что он помнит об этом. Возможно, его смерть не была буквальной.

— В смысле?

— Например, он пережил какое-то травматическое событие и его сознание вытеснило предыдущие воспоминания, в результате получилась искаженная версия прошлого. Подобное порой происходит при ПТСР.

— Это еще что такое?

— Посттравматическое стрессовое расстройство, обычное дело у участников боевых действий. Можно только догадываться, что им пришлось пережить.

Я искоса смотрю на пассажира, но тот лишь пристально всматривается в вереницу машин впереди.

— Как думаете, он помнит что-нибудь? — упорствую я.

— Кое-что помнит.

— Есть желание поделиться?

— В общем, он сидел в этой пивнушке, как ее там… «Три монаха», что в Камдене. Давно закрылась. Ну, он как раз закончил игру в картишки и решил выпить на дорожку. Стал болтать с барменшей…

— Ваш друг помнит, как ее звали?

Я намеренно прошу великана сосредоточиться на незначительных деталях, чтобы развеять ложную реальность.

— Бебс, — отвечает он не задумываясь.

— И как Бебс выглядела?

— Блондинка, немного за тридцать, а сиськи такие, что между ними мотик можно припарковать. Запах ее духов напоминал… моему корешу, я имею в виду… клубничные леденцы.

Грубовато, но описание яркое.

— Итак, он болтал с Бебс, и что произошло потом?

— Так, вот он допивает стакан и прощается… А не, погоди. Бебс спросила, не хочет ли он задержаться до закрытия. И он подумал, что девка не прочь немного развеяться.

— Развеяться?

— Док, включи воображение.

— Ах, понятно.

— Ну, он все равно отказался. На следующий день надо было рано вставать.

— Продолжайте. Что потом он сделал?

— Вышел из паба.

— И какая была погода?

— Дождь поливал — лужи кругом стояли.

— Из дверей он повернул налево или направо?

— Направо, а потом опять направо, в переулок. Так было ближе идти до своей хаты.

— Что произошло дальше?

— Он делает шагов десять… Лезет в карман за сигами… А их там нет — наверное, на стойке оставил. Он останавливается, разворачивается… И успевает заметить, как воздух рассекает крикетная бита. И в следующее мгновение он в отрубе.

— Он увидел человека с битой?

— Ага, увидел.

Внезапно в боковом зеркале заднего вида вспыхивают синие огни, затем раздается вой сирены.

— Черт!

— Что такое?

— Кажется, нас останавливает полиция.

— Зашибись.

Я пробиваюсь к обочине и останавливаюсь. Увидев в боковое зеркало, что к нам приближается полицейский из патрульной машины, опускаю стекло.

— Доброе утро, констебль. Что-то случилось?

— Сэр, у вас не работает стоп-сигнал.

— О, благодарю. Сегодня же займусь!

— Обязательно займитесь, сэр.

Полицейский бросает взгляд на моего пассажира, однако Клемент полностью его игнорирует, уставившись вперед.

— Можете ехать.

— Спасибо, констебль.

Закрываю окошко и трогаюсь.

— Так на чем мы остановились? — спрашиваю я затем.

— Давай прервемся, — отзывается великан. — Сейчас нужно определиться, что будем делать в Оксфорде.

— Согласен.

— Бывал там раньше?

— Тысячу раз. У меня родители живут в деревне километрах в десяти к западу от Оксфорда.

— Значит, университет знаешь?

— Примерно представляю, где располагается факультет естественных наук и химическая лаборатория. Подъедем поближе, уточню координаты.

Клемент кивает.

— А вы в Оксфорде бывали?

— Возможно. Не помню.

— Потому что это было давно?

— Ага.

— Могу я поинтересоваться, сколько вам лет?

— Сорок с чем-то. Я перестал следить.

— Вы женаты? Семья?

— Нет и нет.

Все более утверждаюсь во мнении, что поболтать Клемент не любитель. Я же, в свою очередь, не переношу молчания.

— Могу я кое о чем вас спросить?

— Вот не понимаю этого идиотского вопроса. Хочешь спросить — так спроси, нечего фигней страдать!

— Хорошо-хорошо. Я про тот вечер возле гаражей.

— Валяй.

— Вы тогда сказали, мол, у вас хобби такое, избивать наркоторговцев. Что, на полном серьезе?

— Вполне.

— И почему вы этим занимаетесь?

— А почему бы и нет?

— По множеству причин, и не в последнюю очередь потому, что хобби это весьма рискованное, как мне представляется. Многие из них носят нож, а то и пистолет.

— Да плевать.

— Что же, вас не беспокоит перспектива схлопотать пулю, когда вам в следующий раз захочется отколошматить первого подвернувшегося под руку наркодилера?

— Не-а.

— А вы вообще задавались вопросом насчет собственных мотивов? Вы говорили, у вас проблемы со сдерживанием гнева.

— Именно так.

— И что порождает у вас гнев?

— Да то же, что и у тебя.

— У меня? На что же я злюсь?

Великан поворачивается ко мне.

— Ты же ненавидишь жить в Лондоне, верно?

— Всей душой! Полнейшая противоположность тем местам, где я вырос.

— И тебе здесь все не нравится?

— Почти все.

— Значит, тебе должны быть понятны мои чувства. Я не должен быть здесь. Это не мой дом, и я не хочу здесь оставаться.

— А где же ваш дом?

— Навряд ли тебе захочется услышать мой ответ.

— Проверим?

— Да это и неважно. Важно то, что мне необходимо убраться отсюда, потому что меня все здесь, на хрен, бесит.

— Тогда уезжайте, коли все настолько плохо.

— Ага, конечно, — фыркает Клемент. — Как будто это так просто.

Поскольку у меня самого имеется веская причина продолжать томиться в Лондоне, предпочитаю не расспрашивать о его личных обстоятельствах.

— Значит, ваш гнев объясняется тем, что вы не можете отсюда выбраться?

— В общих чертах, да.

— Вас не беспокоит, что в конце концов этот гнев вас уничтожит?

— Меня только и беспокоит, док, как вернуться туда, где мое место.

— А если не получится?

— Тогда лучше умереть. Все что угодно, лишь бы не это поганое существование.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вас посещают мысли о самоубийстве?

— Поверь мне, я пытался. Не могу.

— Подобное я слышал множество раз. Порой люди достигают стадии, когда искренне считают суицид единственным возможным выходом из положения. И появляются они в моем кабинете только потому, что покончить с собой на деле, к счастью, куда сложнее, нежели в теории.

— Дело не в том, что мне не хватает духу. Умереть вовсе не так просто, как кажется.

— Вот как?

— В прошлом году я ввязался в драку, ну и в процессе навернулся с обрыва, блин. Пролетел метров тридцать, грохнулся о скалы, а потом меня смыло штормом.

— Боже! Как же вам удалось выжить?

— Наверняка только благодаря божественному вмешательству, — усмехается Клемент. — Видать, мой срок еще не настал. Очухался на пляже без единой царапины.

Его легкомысленное отношение к собственной бренности ставит меня в тупик. Как правило, для больных шизофренией характерен противоположный взгляд, и зачастую собственная смерть их крайне тревожит, иногда даже на уровне одержимости. Страх смерти совершенно естественен, однако у всех нас имеются врожденные механизмы, чтобы преодолевать его. Шизофрения нарушает действие этого механизма, и страх может поглотить человека целиком.

— Клемент, правильно ли будет сказать, что вы не боитесь смерти?

— Правильно будет сказать, что я устал от жизни. Поэтому-то я и здесь.

— Не потрудитесь объяснить?

— Мне нужно исправить то, что со мной не так, а исправить что-либо можно только тогда, когда известна причина. И ты поможешь мне разобраться.

— Я вовсе не говорил, что помогу вам разобраться. Мы так не договаривались.

— Да не нервничай ты, док. Я вовсе не прошу тебя ставить диагноз. Всего лишь хочу понять, действительно ли со мной что-то не так.