Я ценю это, но, честно говоря, это похоже на то, что можно приготовить для человека, который вот-вот умрет. Все-таки он попробовал, поэтому не озвучиваю свои мысли. Это все, что у меня сейчас есть. Мне бы хотелось, чтобы Зена или Тайра были здесь и помогли мне; из всех Охотников, которых я встречала, они мне нравились больше всего.

Кстати о вампирах. Маттео ждет с Эвелин и Кольтом возле небольшого бара рядом с беседкой. Я подхожу к ним, всю дорогу чувствуя Грейсона за своей спиной.

— Ты забыл попкорн, — язвительно говорю я.

Губы Кольта дергаются, и мне приходится заставить себя отвести взгляд. Мы еще не разговаривали. Маттео протягивает мне напиток, и я выплевываю его обратно, внутренне крича, когда понимаю, что это вода, а не водка.

— После того, как ты получишь свои силы, ты сможешь выпить весь алкоголь.

Я хмурюсь и возвращаю ему стакан, — Вы все собираетесь остаться здесь?

Маттео игнорирует мой вопрос и достает телефон. Он подносит его к уху после того, как набирает номер.

— Она здесь. — Затем он вешает трубку.

Ужас скручивается у меня в животе, и я переношу вес на подушечки пальцев, готовясь сражаться изо всех сил.

— Маттео, ты пугаешь Деми. Объяснись, клоун, — Эвелин тыкает его.

Окинув меня своим темным взглядом, Маттео ставит стакан. Янтарная жидкость растекается, оставляя после себя легкий слой красной пленки. Кровь по-старомодному.

— Я пригласил…

Я разворачиваюсь, когда слышу два удара, за которыми следует звук молнии. На крышу спускаются две фигуры, полностью одетые в черное.

— Какого черта? — Я бормочу вопрос про себя.

— …твою мать, — заканчивает Маттео.

Ох, черт возьми. Он пригласил Марию?

И действительно, когда фигуры срывают маски, я вижу знакомую кучку темных волос Марии и элегантный пучок светло-каштановых волос Николь.

— Я не думаю, что ей понравится этот сюрприз, — бормочет Эвелин.

Я бросаю раздраженный взгляд в ее сторону. Ее комментарий — это то, в чем данная ситуация не нуждается. Она ухмыляется мне, в ее темных глазах нет ни грамма извинения.

— Прибытие через пять, четыре, три, два, один.

Качая ей головой, я закрываю глаза и поворачиваюсь к Марии и Николь. Они настороженно смотрят на вампиров.

— Ты забыла торт, — говорю я.

Сменить тему, сменить срочно, сменить немедленно.

Лицо Марии морщится, когда комментарий доходит до сознания. Думаю, мои чувства вины стали слишком острыми.

Николь хмурится.

— Это была шутка, Мария.

Лицо Охотницы быстро меняется, скрывая все ее уязвимости и страх быть ужасной матерью.

Новость: так и есть. Честно говоря, ей лучше принять себя такой, какая она есть, чем корить себя за то, что она не мама.

— Деми, — Николь поворачивается ко мне. — Знаешь, что происходит?

Я киваю.

— Я немного читала об этом, и некоторые другие Охотники рассказали о своем опыте.

Она кивает.

— Хорошо. Важно помнить, что любая боль мимолетна, и каждый Охотник переживает пробуждение своей силы по-разному. Когда она придет, ты будешь невероятно сильной, сила выровняется в течение следующих нескольких дней, но до тех пор ты будешь намного сильнее, чем твоя мать или я.

— Наконец-то хорошие новости.

Грейсон подталкивает меня.

Упс. Я сказала это вслух.

К счастью для меня, Николь и Мария, кажется, знают меня не так хорошо, как вампиры. Они ничего не понимают.

Как мило.

Николь начинает объяснять некоторые ощущения, которые я могу испытывать, но я ее не слушаю. Я сосредоточена на своем новом плане.

Это будет удивительно жестоко.

Взгляд Кольта прикован ко мне. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с его. Он щурится на меня и говорит «Не делай этого».

— Сейчас девять пятнадцать, — говорит Эвелин, прерывая разглагольствования Николь о том, чего ожидать.

А это значит, что осталось всего шестнадцать минут до того, как я убью их всех.

Глава 16

Деми

Проходит семнадцать минут, и ничего не происходит. Я пристально смотрю на Марию, когда она высовывает голову из-за штор, чтобы проверить, как я. Она замечает этот взгляд и отворачивается.

Мне бы очень хотелось, чтобы Маттео спросил меня, прежде чем приглашать ее. Николь терпеливо сидит на краю подушки. Я ценю, что она здесь и не заставляет меня говорить. Вампиры тихо разговаривают друг с другом. Стиснув зубы, когда Грейсон смотрит на меня в десятый раз, я напоминаю себе, что нужно расслабиться.

— Был ли когда-нибудь охотник, рожденный без способностей?

Николь поворачивается ко мне. На ее лице нет ни одной морщинки беспокойства.

Наверное, все в порядке.

— Нет, все рожденные от родословной Охотников получили свои силы. Время не точное. Возможно, ты родилась через несколько минут после девяти тридцати, или, может быть, из-за небольшого смещения времени за эти годы часы не синхронизировались.

Я скрещиваю руки на груди. Сквозь прозрачную занавеску и рейки беседки я вижу ночное небо. Сан-Франциско настолько яркий, что я обычно не вижу звезд. Однако здесь я вижу несколько. Я сосредотачиваюсь на них и несколько раз вдыхаю и выдыхаю, пытаясь успокоить нарастающую вспышку раздражения.

Я ненавижу ждать, ох.

Что-то покалывает глубоко в моем животе. Затем это ощущение нарастает, медленно двигаясь и вибрируя по всему моему телу.

Ох черт. Я задыхаюсь, когда покалывание превращается в миллион иголок, пронзающих мою кожу одновременно.

Я думаю, время пришло.

Какого черта люди делают иглоукалывание? Это ужасно.

Легкий укол превращается в поток боли. Маленькие иглы превращаются в гигантские кинжалы, пронзающие мою кожу.

Николь подползает ко мне, когда я хнычу, а Мария врывается в кокон безопасности.

Я не вижу их, потому что мои глаза закрыты, но я чувствую, как вампиры приближаются.

— Начинается, — говорит им Николь.

Только начинается? Господи, это уже ужасно.

— Сколько? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

Ладонь Марии ласкает мою щеку.

— Если ты будешь бороться с этим, это займет больше времени. Тебе нужно расслабиться.

Я съеживаюсь от ее прикосновений. Если она ожидает, что я расслаблюсь, ей нужно исчезнуть. Или хотя бы перестань меня трогать. Я могу игнорировать ее, если она не прикасается ко мне.

Когда она перестаёт тянуться ко мне, я заставляю мышцы разжаться и растворяться в мягкой кровати, на которой лежу. Это трудно сделать, потому что я чувствую, что меня вот-вот разорвёт. Чем больше я расслабляюсь, тем меньше болит, поэтому я продолжаю представлять, как превращаюсь в лужицу, воображая, что я час интенсивно занималась йогой и нахожусь в финальной шавасане.

— Хорошо, очень хорошо, — говорит Николь.

Мария все еще сидит рядом со мной. Она не разговаривает, слава богу. Ее присутствие не совсем нежелательно. Приятно иметь рядом человека, который уже сталкивался с этим.

Ощущение, будто мне в грудь вбивают шип. Я выгибаю спину и хватаюсь за ткань. Мой рот открыт, но кричать слишком больно.

— В чем дело? — Кольт задает вопрос Охотникам.

— Все в порядке, — успокаивает его Мария.

Я кричу, когда боль эхом разносится по всему моему телу.

— Это нехорошо, — шипит он им.

— Отойди, — говорит Маттео, его командный голос окутывает меня. Я не чувствую нормальной тяги делать то, что он говорит.

Слишком много агонии. Так много.

Мои глаза щиплет от слез.

Подушки ощущаются как огонь на моей коже.

Странное, жалкое мяуканье вырывается из моего рта.

— Хорошо, Деми. Расслабься. У тебя все отлично.

Ободряющие слова Николь гремят в моем мозгу, как будто у нее есть мегафон и она кричит мне на ухо.

— Больно, — успеваю выдавить я.

— Я знаю детка. — Голос Марии мягкий и грустный. Мне хочется ударить ее за то, что она меня так назвала, но мои руки слишком тяжелые.