А Игорь Александрович ожидал слез, упреков, заламывания рук — словом, более чем уместных в этом случае эмоций. Не дождался. Аэлита лежала рядом с ним ничуть не более взволнованная, чем обычно. Только глаза были закрыты.

— Аля, — жалобно сказал Игорь Александрович. — Аля, прости меня. Ну почему ты не сказала? Я бы никогда, ни за что… Девочка, прости меня…

— Простить? — от удара ее распахнувшихся зеленых глаз он даже вздрогнул. — За что?

— Ну, как за что… За… Ну…

— Мне вас прощать не за что. Вы ведь меня любите?

— Конечно! То есть я хотел сказать… Разумеется… Господи, а как же Антон?

— А при чем тут он? Я-то не его люблю. И замуж за него не собираюсь.

— Но он говорил…

— Я ему сказала, что выйду замуж за того, кого полюблю. Он почему-то решил, что это о нем. А я люблю вас. Вот за вас замуж и вышла.

— То есть как? Я женат.

— Ну и что? Любите-то вы меня. И сейчас — со мной. А если захотите, со мной и останетесь.

— Но…

— А если не захотите, уйду. Не волнуйтесь, навязываться не буду. Год ждала — дождалась. Еще подожду, я терпеливая.

Аэлита, не торопясь, встала, потянулась так, что у Игоря Александровича снова все перед глазами поплыло и в висках застучало. И тихо добавила:

— Все будет так, как вы решите. Нужна вам — буду у себя в комнате. До завтрашнего утра. Не нужна — уйду. А за то, что было, спасибо.

И исчезла. Как обычно растворялась, если в ней не было необходимости.

На рассвете Игорь Александрович тихонько приоткрыл дверь в ее комнату. Девушка сидела на кушетке, поджав под себя ноги, глядя куда-то в стену. Он сделал шаг и, встретив уже знакомый взгляд, сделал еще два шага вперед. Всего лишь.

Комната-то была совсем крохотная…

Сказать, что Игорь Александрович недолго выбирал между любовью и долгом, значило бы погрешить против истины. Во-первых, потому, что «любовь» нагрянула более чем внезапно, если, конечно, считать любовью проведенные — не без приятности! — часы в постели. И, во-вторых, выбирать отнюдь не было любимым занятием мэтра. Обычно выбор за него делали другие, чаще всего — жена. А он мог принять или отказаться.

Если предположить, что Игорь Александрович вообще ни о чем не думал, даже после того, как все произошло, тоже значило бы погрешить против истины. Думать-то он, конечно, думал, но вовсе не о том, что теперь должен жениться, как честный человек. А о том, поиграть ли еще немного в эту, прямо скажем, азартную и затягивающую игру под названием «внезапная страсть», или — ну ее совсем. Второй вариант был весьма разумен, но тогда нужно было решать, что же делать с Аэлитой дальше, ибо совершенно неизвестно, что сотворит с собой «соблазненная и покинутая» юная девица, а взять такой грех на душу… увольте! Первый же вариант был хорош еще и тем, что позволял оттянуть время выбора и поступка на какое-то время, за которое — не исключено! — все само собой решится, устаканится, рассосется и отшелушится. Или, наконец, приедет Нина Филипповна и… А пока — пока можно позволить себе юную любовницу, не слишком к тому же дорогостоящую. Увы, увы и еще раз увы, но Игорь Александрович во многих отношениях был очень далек от идеала. Как и большинство мужчин, впрочем.

Поэтому, то есть по вышеизложенным причинам, а вовсе не потому, что оказался внезапно охваченным большим и светлым чувством, перешагнул в рассветный час Игорь Александрович порог комнаты Аэлиты. И последующие две недели пребывал в эйфории внезапного «медового месяца» и был просто счастлив, обретя, простите за банальность, вторую молодость. Не случайно, по-видимому, наши предки норовили жениться не на ровесницах, а на значительно более молодых особах. Если, конечно, позволяло материальное и социальное положение. И, по-видимому, получали мало кому нынче доступное удовольствие обучить юную партнершу всем премудростям плотской любви. Впрочем, об этом достаточно написано у классиков, которых сейчас, к сожалению, мало кто читает.

Первый весьма болезненный щелчок Игорь Александрович ощутил тогда, когда на один день оторвался от Аэлиты и отправился к своим родителям. Объяснить, какие-такие неотложные и предельно важные дела удерживают его в городе и не дают отдохнуть по-человечески. Ехать, естественно, не хотелось, но увиливать от визита и дальше возможности не было: мама начинала сердиться, а до крайностей этого состояния ее допускать не следовало. Поэтому поехал.

То ли жара была тому причиной, то ли взаимное раздражение, но разговор «отцов и детей», то есть в данном случае сыночка с мамочкой, как не заладился с первого казенно-прохладного поцелуя, так дальше и шел через пень-колоду. Тем более что мама интуитивно чувствовала: женщина! И ослиное упрямство сыночка, не желавшего признаваться в очередном — котором по счету? — романчике, бесило до крайности.

— Гоша, ты можешь морочить голову кому угодно, даже Нине, но со мной этот номер у тебя не пройдет. Какая «доработка сценария», какая «озвучка ролика», какие «переговоры с партнерами»?! Сезон отпусков, все поразъехались, а вокруг тебя кипит деловая жизнь? Не смеши меня, умоляю!!!

— Мамуля, ты живешь представлениями эпохи застоя, — с нарастающим раздражением отбивался сыночек. — Сейчас деловая жизнь, как ты выражаешься, не замирает ни на минуту. Нет такого понятия «сезон отпусков», ну нету, понимаешь! А я — человек гонорарный, и твое желание видеть меня привязанным к колышку около куста малины в саду может мне дорого стоить — в прямом и переносном смысле слова. И вообще, я не маленький мальчик, кажется, могу поступать по своему усмотрению…

— Если бы по своему! Уверена, что в данном случае ты как раз поступаешь по чьему-то еще усмотрению… Все-таки у Нины — ангельское терпение! Я бы такого… мужа, как ты, действительно держала на привязи.

— Что ты имеешь в виду, Бога ради?!

— Ничего особенного, кроме того, что ты опять спутался с какой-то юбкой…

— Мамуля, — вооружась дополнительным запасом терпения, попытался «покачать права» Игорь Александрович, — не все мужчины похожи на твоего мужа и моего отца. Некоторые, представь себе, увлекаются иногда другими женщинами. И на их семейной жизни это никак не отражается…

— Ты несешь чушь! То есть, конечно, не в том, что касается твоего отца: он действительно святой человек, жаль, что ты не унаследовал от него некоторые черты характера…

— Да, упрямство — это от тебя, родная. Но я не в претензии, виртуозное владение словом — это тоже твое наследие. Папа у нас молчун.

Последнее было абсолютной истиной. Папа-генерал и в эту перепалку вступать не собирался, причем не только из-за нелюбви к лишним разговорам. Непорочным ангелом он не был и в свое время погулял вполне достаточно, но семья — это дело святое. Тем более что во времена не столь отдаленные за слишком бурный роман могли наказать, что называется, не посмотрев на должности и чин. Плюс энергичная и ревнивая супруга, не обладавшая терпением и терпимостью, свойственными невестке — Нине Филипповне. Плюс мужская солидарность, которую тоже со счетов не сбросишь. Ну, подфартило мужику: жена уехала, сам себе хозяин, завел интрижку… В угол его поставить? За ремень взяться? Глупо. Вот позавидовать, пожалуй, можно. Но, естественно, молча.

Однако скандал набирал обороты, а этого генерал не любил. Поэтому на каком-то этапе все-таки счел необходимым вмешаться:

— Да будет тебе, мать. У тебя только одно на уме. А может, просто решил с друзьями пообщаться, в преферанс перекинуться, на рыбалку съездить. Большой грех — взрослый мужик отказался со стариками-родителями на даче сидеть! Да меня бы кто попробовал заставить…

— А тебя и заставлять не надо было! Тебя от дома всю жизнь только вместе с половицами отодрать можно было! Я не говорю о гарнизонном жилье, на то и армия. Но вот ты же от меня никуда не рвешься… А этот…

— А я, мамуля, между прочим, из своего дома тоже никуда не рвусь. Каждую ночь там ночую — можешь проверить. Пора бы тебе знать, что для меня дом важнее любой, как ты изволишь выражаться, юбки. И отец прав — эка невидаль, взрослый мужик в кои веки раз решил пожить в свое удовольствие. Интересно, что бы ты запела, если бы я поступил, как сейчас принято: взял бы да и женился на молоденькой?