Сгоревший дворец был не самым тяжелым испытанием для императора Кокэку, ведь на его правление пришелся великий голод годов Тэммэй[97], начавшийся в 1782 году и продолжавшийся до 1788 года. Начало голоду положило устойчивое похолодание, сопровождавшееся выбросом вулканического пепла в результате извержений вулканов Иваки и Асама. Кроме природных факторов, сыграл свою роль и человеческий – упомянутый выше временщик Ока-но Тадамицу проводил непродуманную экономическую политику, всячески стимулируя выращивание риса, налоги с которого приносили большой доход. Рис – дело хорошее, урожайность риса весьма высока, но эта культура не обладает выраженной устойчивостью к плохим погодным условиям, в отличие от того же проса. Кроме того, постоянные повышения налогов, проводимые Тадамицу, выгребали из закромов последнее, лишая крестьян запасов на черный день. Короче говоря, все обстоятельства сложились самым неблагоприятным образом. Вдобавок, местные чиновники, вместо того чтобы бить тревогу и просить помощи при первых же признаках голода, на первых порах скрывали информацию о нехватке продовольствия от правительства, опасаясь обвинений в неправильном управлении. При сравнении данных переписей населения за разные годы, становится ясно, что великий голод годов Тэммэй и вспышки болезней, которыми он сопровождался, унесли более девятисот тысяч жизней.

Бедствия, особенно – масштабные, традиционно расцениваются как неблаговоление небес и в подобных ситуациях возрастает роль посредников между людьми и богами, возрастает значение и влияние императора. Император Кокэку всячески демонстрировал солидарность с бакуфу и не пытался «раскачивать» ситуацию в свою пользу, хотя, в принципе, мог это сделать, ведь в случившемся обвиняли сёгунское правительство. Однако, для переворота требуется не только благоприятная обстановка, но и надежная опора, а император мог опираться только на собственный двор, абсолютно бесполезный в военном отношении.

Другим испытанием, во время которого бакуфу пришлась кстати императорская поддержка, стал инцидент с пленением русского капитана Василия Головнина с двумя офицерами и четырьмя матросами. Над Японией нависла угроза войны с Россией, к которой, надо признать честно, японцы совершенно не были готовы. Вообще-то, корабль Головина занимался сугубо мирными гидрографическими исследованиями Курильских островов, но после случившегося в 1806–1807 годах нападения судов Российско-американской компании на японские поселения на Сахалине и Итурупе, любое российское судно воспринималось японцами в качестве агрессора[98].

Благодаря стараниям русского капитан-лейтенанта Петра Рикорда и японского торговца Такадая-но Кахэя российские моряки были освобождены из плена, но до того, как это случилось, политические отношения между Россией и Японией были напряжены до предела. В столь сложной ситуации сёгунскому правительству, продолжавшему твердо придерживаться самоизоляционистской политики сакоку, была важна поддержка императорского двора и лично императора Кокаку, ведь отказ от сакоку означал бы для дома Токугава потерю лица.

Будучи всесторонне образованным человеком, император Кокаку писал стихи и музыку, интересовался историей и философией, а также намеревался, хотя и безуспешно, возродить императорский университет Дайгаку-рё, деятельности которого положил конец пожар, случившийся в мае 1177 года, когда на престоле сидел император Такакура. Большое внимание император уделял возвращению старинных ритуалов, которых было так много, что каждому из правителей доставалась своя порция возрождаемого. У японцев есть определение «человек на своем месте» и император Кокаку полностью под него подходил.

В мае 1817 года император Кокаку передал престол своему четвёртому сыну принцу Аяхито, известному как император Нинко, а сам принял титул дайдзё тэнно и полностью отошёл от политики, посвятив все свое время исследованиями, касавшимся дворцовых церемоний. На протяжении двух веков, до отречения предпоследнего императора Акихито, ни один из японских правителей не получал титула дайдзё тэнно. Казалось, что времена императоров-отшельников ушли в прошлое, но для Акихито титул был восстановлен, возвращен из небытия, с оговоркой, что сделано это в виде исключения. Но история знает множество примеров того, как исключения становились правилами. Поживем – увидим. Собственно, в прижизненном отречении от престола в пользу наследника нет ничего плохого, так обеспечивается стабильная преемственность императорской власти, а молодые правители ограждаются (насколько это возможно) от влияния посторонних лиц.

Император Кокаку скончался в декабре 1840 года, не дожив немного до своего семидесятилетия. По продолжительности пребывания на престоле он занимает третье место после императора Хирохито, правившего с 1926 по 1989 год, и его деда императора Мэйдзи, правившего с 1867 до 1912 года. Мэйдзи, к слову будь сказано, приходился Кокаку правнуком.

Император Нинко учредил первую Японии высшую школу для чиновников – Гакусю-сё, которая стала преемницей университета Дайгаку-рё. Официально Гакусю-сё открылась в начале правления его сына и преемника императора Комэя, но основная работа по созданию школы была проведена при императоре Нинко.

Император Комэй, получивший при рождении имя Осахито, был четвертым сыном императора Нинко и старшей придворной фрейлины из рода Фудзивара. Осахито родился в июле 1831 года, а в 1840 году был назначен наследником престола, на который он взошел шестью годами позже после смерти отца (вспомним, что практика прижизненного отречения надолго прервалась на деде Комэя императоре Кокаку). Кстати говоря, Комэй стал последним из японских императоров, получивших посмертное имя после смерти – начиная с его сына императора Мэйдзи посмертным именем становится девиз правления, выбранный Советом императорского дома сразу же по восшествии императора на престол. Впоследствии этот девиз, не меняющийся на всем протяжении правления, становится посмертным именем императора. Таким образом, Комэй также стал последним из императоров, правивших под несколькими девизами.

Двадцатилетнее правление императора Комэя пришлось на переломный момент в истории страны, которая была вынуждена отказаться от политики самоизоляции под нажимом Соединенных Штатов Америки. За время пребывания Комэя на престоле сменилось четыре сёгуна – двенадцатый по счету сёгун Иэёси, его сын Иэсада, двоюродный брат Иэсады Иэмоти и последний сёгун Ёсинобу, пользовавшийся поддержкой императорского двора.

Иэёси не умел и не желал управлять государством. Это хлопотное занятие от перепоручил своим советникам, главным из которых был Мидзуно Тадакуни, пытавшийся проводить реформы, направленные на развитие сельского хозяйства (эти преобразования, известные как реформы годов Тэмпо[99], принесли определенную пользу, но вызвали недовольство в кругах японской буржуазии и стали причиной отставки Тадакуни).

Сёгун Иэсада имел слабое здоровье и, подобно своему отцу, в делах правления участия не принимал. Его преемник Иэмоти стал сёгуном в двенадцатилетнем возрасте, так что он тоже не правил, а только служил ширмой для реальных правителей. В 1866 году двадцатилетний Иэмоти скончался и можно заподозрить, что он был отравлен теми, кто хотел привести к власти энергичного и деятельного Ёсинобу, о котором будет рассказано в следующей главе, поскольку император Комэй и сёгун Ёсинобу совместно пребывали у власти всего двадцать дней – Ёсинобу стал сёгуном 10 января 1867 года, а 30 января умер император, которому на тот момент было тридцать пять лет. Все это сказано к тому, что во время пребывания Комэя на престоле власть находилась в руках бакуфу, а личность сёгуна значения не имела. Для Комэя такое положение дел было выгодным, поскольку сёгунские сановники проявляли к императору и его двору больше уважения, нежели сёгуны, которые, в первую очередь, видели в императорах своих политических оппонентов и были настроены не столько на сотрудничество, сколько на использование императора в своих интересах (последний сёгун Ёсинобу был исключением из этого правила).