— Итак, Гвидо рассказал тебе?

— Что ты напоил меня, а потом поженил нас, не оставив меня ничего мудрым? Я прижимаюсь губами к его. — Да, он мне рассказал.

– Ты на меня злишься?–

– Я не могу злиться на тебя, когда ты лежишь на больничной койке с трубками и дерьмом, торчащими из твоего тела.

– Они выйдут. В конце концов.– Его грудь поднимается от глубокого вздоха. — Может быть, когда они это сделают, ты подумаешь о том, чтобы перерезать мне горло. Он берет мою руку и подносит ее к своей промежности. – Видеть? От одной только мысли об этом мне становится тяжело.

– Господи, Рафаэль. Я фыркаю сквозь слезы.

— Пожалуйста, не плачь, Веспетта.

– Ты чуть не умер из-за меня. Снова.– Я провожу ладонью по его предплечью, прямо по кинжалам и татуировке змеи. — Почему ты не сказал мне, что это ты?

Гнев вспыхивает на лице Рафаэля. Он хватает меня за запястье, пристально глядя на меня. — Ты поэтому вернулся? Его голос тихий, в его тоне сквозит угроза. — Потому что если это так, ты можешь уйти прямо сейчас.

Я наклоняюсь вниз, пока кончик моего носа не касается его. – Нет. Я вернулся, потому что люблю тебя.

– Почему? Как ты мог влюбиться в такого манипулирующего сукиного сына, как я?

– Ты манипулятивный придурок. И я люблю тебя, несмотря на это качество. Или, может быть, из-за этого. Потому что тебе не все равно. Даже когда ты говоришь, что нет. Вы глубоко заботитесь о людях в своей жизни. Ваши мужчины. Твой брат. Мне. Я обожаю ту яростную защиту, которая практически исходит от тебя, даже когда ты пытаешься замаскировать ее под что-то еще. Ты готов пройти через море трупов, чтобы защитить людей, которые тебе дороги.

Я протягиваю руку и откидываю назад несколько прядей, упавших ему на лицо. Рафаэль смотрит на меня, не моргая, его взгляд острый и оценивающий.

– Сила вашей воли и неослабевающая решимость, которые сделали вас тем, кто вы есть, вызывают у меня трепет– , — продолжаю я. – И твое упрямство. . . Это отдельная сущность. Не думаю, что я когда-либо встречал человека столь же упрямого, как ты. Это довольно сексуально, понимаешь?–

Наклонив голову, я касаюсь его носом. – Я влюблен в тебя, потому что никто другой не заставляет меня чувствовать так, как ты. Заветный. Любимый. Особенный. И это не имеет ничего общего с теми роскошными безделушками, которые ты мне подарил. Скорее, это рисунки на стикерах, которые ты мне оставил. Украденный инжир. Царапины от ядовитого куста — и все потому, что я просил тебя спасти этого глупого кота.

– Ты был чрезвычайно настойчив– , — говорит он хриплым и хриплым голосом.

— Да, это единственная причина, по которой ты это сделал. Я улыбаюсь. – Ты заставляешь меня чувствовать себя достойным. И компетентный. Только когда я с тобой, Рафаэль, мне не нужно доказывать себя. Всю свою жизнь я слышал, какая я красивая, словно я какой-то дорогой предмет мебели. Приятно для глаз, но легко забывается, когда зрители переходят в следующую комнату. Лишь однажды ты назвал меня красивой, и все же ты заставляешь меня чувствовать себя такой, какая я есть, каждый божий день. Не снаружи, а внутри.

Рафаэль берет мой подбородок между пальцами. Уголок его губ изгибается в едва заметной ухмылке. — Ты сейчас напрашиваешься на комплименты, Василиса?

– Может быть?– Я нюхаю.

– Ты такая красивая, что каждый раз, когда я с тобой, мне хочется ущипнуть себя, чтобы доказать, что ты настоящий. Он притягивает мое лицо ближе к своему. — И внешне ты тоже симпатичный.

От меня ускользает что-то среднее между смехом и хныканьем. Положив ладони на его щеки, я прижимаюсь к нему губами. – Я никогда не прощу тебя за то, что ты позволил себя застрелить. И я никогда не прощу своего отца.

— Не будь с ним так строг. На месте Романа я бы сделал то же самое. Он кусает мою губу. — Он знает, что мы женаты?

– Неа.–

– Я уверен, что он будет в восторге.

— Он немного поворчит, но…

– ЧТО?!– За пределами комнаты раздается громкий мужской крик. – Этот сволочь заставил мою маленькую девочку ВЫХОДИТЬ ЗА НЕГО?–

Дверь распахивается с такой силой, что врезается в соседнюю стену, и мой отец входит внутрь. Разгневанный даже близко не может описать выражение его лица. Необузданная ярость. Дикое негодование. Его дыхание глубокое и медленное. Звук, похожий на бычье фырканье, вырывается из его груди с каждым выдохом. Картина становится еще более совершенной благодаря тому, как его ноздри раздуваются при каждом вздохе.

– Ты!– он ревет. – Ты замышляешь– — вдох — – лжешь– — вдох — – воруешь. . . ублюдок.

– Римский!– Где-то позади него раздается визг матери, и через секунду она протискивается между телом отца и дверным косяком. Затем она прижимает ладони к его груди. – Оставь их в покое!–

– Я собираюсь убить его!– Папа кричит, а мама пытается вытолкнуть его из комнаты. – Я сдеру с него шкуру живьем и повешу его шкуру на окно моего кабинета в качестве занавески!–

– Не обращай на него внимания– , — щебечет моя мама, ухмыляясь нам через плечо. – Он просто очень взволнован этой новостью и не может найти слов, чтобы выразить свое счастье. Не так ли, котик?

– Я не буду использовать нож, о нет– , — продолжает реветь пахан, пока мама отталкивает его назад. — Я воспользуюсь чертовой картофелечисткой. У тебя получатся потрясающие шторы из мешковины, Де Санти! И каждый раз, когда твои остатки шуршат на ветру, я буду вспоминать твои крики агонии!–

— Мы вернемся позже, — шепчет мама с немного комичным, раздраженным видом и захлопывает за ними дверь.

Я смотрю на Рафаэля.

На его лице очень самодовольная улыбка. – Хорошо . . . Не думаю, что в ближайшее время мы вместе отправимся на рыбалку.

Я смеюсь и целую его.

Эпилог

Месяц спустя

Перед нами маячит двухэтажный современный белый дом, залитый мягким светом заката. Дом моего тестя. Я паркую машину на пустом месте рядом с клумбой и глушу двигатель.

– Помни, о чем мы договорились– , — говорит Василиса, проверяя свой макияж в зеркале солнцезащитного козырька. – Ты не рассердишь моего отца. Он все еще злится на тебя за то, что ты – украл– день моей свадьбы. Это будет наш первый. . . хм, обычная встреча с моей семьей, так что давайте будем вести себя цивилизованно.

– Конечно.– Я беру тюбик туши из ее рук и бросаю на сиденье позади себя.

– Привет! Что-–

– Я буду вести себя хорошо. Но я думаю, мне нужен какой-то стимул. Я отодвигаю сиденье назад, затем обхватываю руками ее тонкую талию и поднимаю ее через консоль к себе на колени.

– Рафаэль, мы не будем заниматься сексом на подъездной дорожке к моему отцу.

– Нет?– Я расстегиваю первую пуговицу ее шелковистой блузки. – Если ты забыл, мой врач сказал, что я все еще выздоравливаю. Никаких стрессовых ситуаций не допускается. И одна часть моей анатомии сейчас испытывает сильный стресс. Я раздвигаю края ее блузки и прикусываю ее грудь.

— Мы можем поработать над успокоением твоего члена после ужина, — бормочет Василиса.

Моя рука скользит вниз по ее грудной клетке, затем ниже, обхватывая ее обнаженную киску. Ее атласные трусики забыли где-то в моем самолете. Проведя большим пальцем между ее гладкими складками, я нахожу ее сладкий бутон и начинаю кружить. Сначала пара легких движений, затем я нажимаю чуть сильнее, прежде чем скользить пальцем в ее тепло.

— Передумали? Я продолжаю дразнить ее клитор большим пальцем, слушая ее тихие стоны удовольствия.

— Ага, — задыхается Василиса, водя по моему пальцу и расстегивая молнию на моих штанах.

Я тверд как чертов камень, до боли. Я почти кончил, когда она обхватила мой член рукой, чтобы вытащить его. Степень, до которой я одержим своей женой, не имеет себе равных. Ей достаточно прикоснуться ко мне – или просто пригрозить перерезать мне горло – и мне конец.

Просунув руки под ее задницу, я располагаю ее над своим членом и начинаю медленно опускать эту невероятную женщину на руки. Мой мозг сгорает еще до того, как я проникаю в нее даже наполовину.