Через пятнадцать минут мы уже любовались перекошенной от удивления физиономией Константина, совершавшего променад на костылях по садику вокруг особняка. Допрос чуть ли не плачущих от облегчения эйн показал, что никакая злая воля в портал их не тянула, а попрыгали они в него сами из любопытства и потому, что таких порталов уже открылось поблизости (на Ларинене) штуки три, причем ничего плохого не произошло. Как только они попали на Сердечник, иномировое окно захлопнулось и оставило бедолаг на произвол судьбы. Им очень сильно повезло затихариться в подвале американского городишки, а затем, углядев свободно гуляющую на воле высшую эйну, ломануться к ней.

Сам я с радостью бы уделил больше времени новой проблеме, но вал старых уже накатывал со спины. Разговорники у всех, без исключения, в доме буквально разрывались, желая знать, где некий князь Дайхард вместе с ответами на очень и очень многие вопросы.

Проблема выглядела нерешаемой, но только до первого стакана виски, который я засадил сразу после душа, но перед тем, как взяться за разговорник. Начав с Герцогов Америки, я принялся разыгрывать из себя проповедника конца света. Не давая им углубиться в претензии, заваливал их новостями о том, что их страна теперь свободна от Синдиката, индейцы, лишившиеся всей верхушки, невероятно разобщены, но в городах открываются Каскады, в которых есть порталы, ведущие и в миры Истинных. Дальше, после этих ошеломляющих новостей, следовали толстые намеки на то, что Дайхард, в отличие от Кадархиаллы, жив, а кокнул короля не просто так, а за заговор против своей светлейшей персоны, и если эту точку зрения поддержать на уровне Герцогов, то можно макнуть покойного индейца в настолько глубокую яму, что следующий король Америки уже… не понадобится. Вообще. А зачем он нужен?

Нагло и грубо, но я использовал свой авторитет первооткрывателя силовых доспехов, прогибая этой технологией ту политику, которая могла меня спасти. Не гнушался намекать о том, в какой заднице окажется Чикаго, стоит только мне исчезнуть, что могу сделать за десяток секунд.

Этого более чем хватило для частичной победы.

Следующий разговор (и стакан виски) уже были тяжелее, так как Стефания Корочкина-Одолевская, открыв портал, пригласила меня на разговор в их мире, где, кроме её боярыни-матушки, присутствовало некоторое количество доверенных лиц императора Руси Петра Третьего. Здесь моё выступление повторилось с рядом купюр и комментариев, чтобы дипломатический корпус государя смог сориентироваться в текущей обстановке. Претензий было меньше, но я за крайне сдержанными комментариями почему-то видел лицо нашего дорогого монарха, тягостно размышляющее на тему, а не прибить ли ему этого Дайхарда? От греха?

Нельзя сказать, что я бы осудил императора. Отлично было понятно, что единственное, что меня спасает — это как раз атмосфера «конца света». Да, в крупных городах сейчас сосредоточено большинство ревнителей, да, уже налажено кое-какое взаимодействие, а сами каскадные порталы закрываются куда проще, чем «дикие», но всё равно — происходящее для Сердечника полный шок. Мои мелкие хулиганства на краю света далеко не столь душещипательны для императора как может показаться, а вот резкое понижение в статусе и утеря доступа к кавару…

…будут обыграны пресс-службами как беспримерный вклад в благо человечества. Петр Третий, слегка погневавшись, как мне рассказали с глазу на глаз, потом подумал, посовещался со старшим сыном и решил, что произошедшее — во благо. Супероружие против волшебников вещь хорошая, только вот жить, постоянно ожидая от них превентивного удара, мало кто хочет.

На улицах Чикаго уже смеркалось, когда мы со Стефанией вернулись в особняк Хайтауэра, желая только одного — спать, спать и еще раз спать. Но…

— А вот здесь стаканом виски я точно не обойдусь… — пробормотал я, глядя из окна на процессию, двигающуюся внизу от ворот к главному входу.

Возглавляла её одетая в черное брюнетка с четырьмя очень длинными косами, хищно шевелящимися в воздухе позади неё.

Кажется, моя жена очень не в духе.

— Я бы хотела для себя определиться, на что я сильнее злюсь. На тебя, за то, что ты с ногами влез в мою операцию с Синдикатом, на то, что ты самолично принял решение разрушить Гарамон, или на то, что устроил в Майами… — моя жена нервно вскинула подбородок, — Но, увидев Костю и Петра Васильевича, я поняла, что жизнь у вас тут далеко не сахар. У тебя же по каждому пункту есть, что сказать?

— Есть, — вздохнул я, — А у тебя? Зачем ты выбралась из Аркендорфа?

— Потому что он из удобной крепости превратился в ловушку, — миниатюрная брюнетка, поставив чашку с чаем на стол, неловко поднялась, подойдя ко мне, — Истинный — это тот, кто может в любой момент исчезнуть. Как только окружающие поняли бы, что я просто беременная женщина с парой телохранителей, они могли бы испытать искушение. Особенно Рао Тан, он, всё-таки, не от хорошей жизни решился обосноваться так далеко от дома. Поэтому да, я заплатила одной из своих знакомых, рискнула… и вот мы тут. В Чикаго. Люби и защищай, муж мой.

Как выросла моя жена. Знает, что друзей искушать нельзя. Сильно искушенный друг вполне может прекратить им быть. Это у нас, у аристократов. У простых людей это называется «предательство» и сильно осуждается, а у нас просто возможный, но нежелательный, ход событий.

— Костя сказал приблизительно то же самое, придя ко мне на порог раненым и уставшим. Ты не такая, за что спасибо.

— Кому многое дается, с того многое и спрашивается. А теперь пошли в постель, Кейн, время спать. Завтра я сама займусь доспехом для Красовского.

Да, лорд Эмберхарт, если ваши жены понимали вас на том же уровне, то я теперь не удивляюсь вашей решимости воссоединиться с ними спустя столько лет. Мне уже сложно представить жизнь без этой хрупкой, рациональной и решительной женщины.

— «Нам просто очень везет в этом плане, Кейн. Незаслуженно и чрезмерно»

Святая правда.

На следующий день в нашей жизни начался натуральный ад, да такой, что я с тоской вспоминал перестрелку в Майами и рушащийся на наши с Пиатой головы расплавленные потолки — что я, что Кристина вовсю занимались самым аристократичным из всех возможных дел. Мы разговаривали, мы интриговали, мы намекали, мы строили союзы и взыскивали долги, лихорадочно укрепляя мои позиции в городе и стране. Мне пришлось к этому процессу привлечь даже Акстамелеха, банально разведя древнего ящера на слабо до такой степени, что он позвонил мэру города, своему ставленнику, а затем рявкнул в трубку прекрасно известным бедному человеку голосом, пригрозив явиться лично, если мэр не вспомнит, чей это город.

В итоге, в течение восьми нервных дней, за время которых мы приобрели отвращение к разговорникам, нам удалось повернуть общественное мнение насчет князей Дайхардов с «убийцы королей» до «спасители мира от гоблинов, бандитов и индейцев». Пришлось разыграть несколько крайне грязных карт, прибегнув к махинациям общественным мнением, хорошо известным мне по истории моего мира, но тут уже деваться было некуда. Дракон, названивающий чуть ли не ежедневно, все настырнее и настырнее интересовался о готовности ловушки.

Общество для нас стало отдельной занозой в заднице. Раскручиваемые Дракарисом интриги, в суть которых меня посвящать никто не стал, стали причиной бесконечных звонков и предложений встретиться с отдельными членами Общества. Не имея ни малейшего понятия, с чем связано такое внимание, я всем вежливо отказывал, упирая на то, что сейчас решаю множество жизненно важных проблем. Со мной прощались, намекая, что помогут. Возможно, это тоже сыграло роль в изменении характера газетных статей, пишущихся о нас чуть ли не каждый день.

Когда я нашёл время вырваться из этого потного круга переговоров, чтобы съездить к сокровищнице Акстамелеха, то взял с собой всю семью, а еще Пиату, Костю, Зеленку и Красовского, попросту решив устроить по дороге пикник. Нам всем требовалась передышка.