Обернувшись, я увидел китайца средних лет, заложившего обе руки за спину и хитро прищурившегося, в ожидании рассматривающего меня и покачивающегося с пятки на носок. Видимо, один из свиты Рао Тана, понял я… но, какой-то странный.

— Думаю, что не нуждаюсь в прощении, — слова ответа сами сорвались с губ, — Не сочтите высокомерием, но роскошь быть собой не является для меня роскошью, скорее, жизненной необходимостью. А за все, незнакомец, нужно платить. Цена же, в свою очередь, редко бывает явной. Этот урок не был усвоен как Кадархиаллой Ступающим по Траве, так и Синдикатом. Разумеется, когда-нибудь принудят и меня оплатить весь счет, предъявленный судьбой, но вместо того, чтобы прогибаться под сиюминутность, предпочту быть постоянно готовым к моменту оплаты.

— Еще глупее, чем я мог вообразить, — широко ухмыльнулся китаец, делая пару шагов мне навстречу, — Вы ведете и ставите себя так, как будто бы этому миру скоро конец, и всё, что мы знаем, потеряет свою ценность!

— Возможно, — с легким любопытством кивнул я, рассматривая этого человека, — Разрешите поинтересоваться — вы планируете, что я вызову вас на дуэль… или сейчас будет простая попытка внезапного убийства?

Ухмылка китайца, вновь подшагивающего ко мне, стала еще шире и… какой-то пакостной.

— Захоти я вас убить, то хватило бы тех крох чудесной смолы, которую смогли найти на месте вашего разрушенного дворца в Нью-Йорке, — почти нараспев проговорил он, а затем, внезапно, жутковато и внезапно изменил черты своего лица, приобретая ну совершенно некитайский вид, — Нет, Кейн. Я явился сюда, чтобы слегка прогнуть князя Дайхарда под этот мир.

— Дракарис… — скривившись в ответ, выдохнул я.

///

(спустя шесть часов)

Давным-давно, не в этом мире и совсем не в этом времени, он обрушил свой гнев на голову мирного путника, старика, бредущего по пыльным дорогам далекого мира. Это было совершенно несправедливое деяние, невыносимое в своей мерзости, но поступить иначе тот, кого сейчас зовут Элефаром, не мог. Старик-попутчик, с кем они провели несколько часов в неспешной беседе, сказал страшную с точки зрения апостола вещь.

Непростительную.

«Богам верны лишь те, кто ищет свободы предавать всё, кроме них»

Еще старик, горько усмехнувшись каким-то своим мыслям, успел добавить «это очень удобно», а в следующий момент его плоть, кости, кровь и волосы были вбиты страшным ударом прямо в утоптанную пыль дороги.

Элефар же пошёл дальше. Правда, теперь ему приходилось столетиями бороться с тем, чтобы слова старика остались ложью, фантомом, испорченным воздухом глупого смертного существа, не знающего и тысячной доли о окружающем его мире. Он старался жить достойно, всегда, пусть и во славу Юргаста, пусть в чужих телах и мирах, но не позволяя себе скатиться до бездумного раба, способного предать самого себя ради высшей цели.

Однако… Элефар знал, что рано или поздно правда старика победит.

Это время настало. Час, когда вся репутация посланника Юргаста была им обменяна на шанс закончить Игру победителем. Всего лишь шанс.

Ночь. Чикаго. Дождь. Необычайно серьезный ребенок, сидящий у него на сгибе руки. Полные ледяной ненависти зеленые глаза напротив, он практически излучают смерть. Впрочем, Элефар уже чувствует себя наполовину мертвым, несмотря на то что, проникнув в чужой дом, он не пролил ни капли крови, лишь усыпив тех, кто бодрствовал. Он это сделал, чтобы получить заложника, вынудив его отца, стоящего сейчас напротив, провести его, Элефара, к сокровищнице дракона Акстамелеха.

Дайхарду Кейну не нужна Бесконечная Книга Правил. Ему не нужны они, гости Сердечника… но ему нужна его дочь. Поэтому он, Элефар, может обменять её на доступ к месту, где обречена лежать Книга. Отличная сделка, если спросить кого-то из смертных. Отвратительно высокий риск, если спросить апостола Юргаста. Он, стоя сейчас здесь, на улице, под дождем, перед смертным, которого решил вынудить открыть ему тайну первым, терял куда больше, чем способен был потерять человек.

Честь, достоинство, вера. Репутация. Всё, что он делал для Общества, всё как он себя ставил, всё сейчас было поставлено на кон. Только он смог выбраться из Нью-Йорка, только у него было наработано достаточно доверия в Обществе, чтобы обмануть его членов. Оказаться здесь первым.

— Отдай мне мою дочь, — тихо, но с огромным внутренним напряжением попросил стоящий перед ним высокий молодой человек, — Отдай её, Элефар, и тогда я клянусь всем, чем захочешь — посажу тебя в мобиль и отвезу к сокровищнице дракона. Сразу же, как только отдам Алису матери.

— Нет… — бесконечно стыдясь себя, отрезал апостол, — Мы поедем втроем. Ты, я и она. Иди за мобилем, Кейн. Немедленно.

Предав, украв, обманув, ты ищешь себе оправданий. Ищешь — и обязательно находишь. Становясь тварью, ты падаешь, а затем ждешь от других того же. Низводишь их до своего уровня. Жертвуя — начинаешь ожидать жертв и от них. Какую бы мерзость не совершил человек, он немедленно низведет до своего уровня окружающих. Ибо он живёт среди них.

— Ты слишком свиреп, Дайхард Кейн, — срываются с губ очередного тела, взятого посланником бога, искренние слова, — Я не хочу драться с тобой или терпеть твои молнии. Мне нужна Книга. Любой ценой.

— Я тебя услышал, — медленно кивает высокий князь, разворачиваясь к мобилю, стоящему неподалеку, — Что же, поедем…

Они едут, втроем, без разговоров. Девочка, сидящая на руках у Элефара, всю дорогу будет молча и строго смотреть ему в лицо. Он будет чувствовать стыд, стискивать зубы, но всё внимание отдавать слежке за водителем, зная, насколько силен и безумен этот человек. Настолько, что может атаковать его, апостола, даже невзирая на разницу в силе, на то, что в чужих руках его собственная дочь.

А еще Элефар будет отчаянно завидовать этому смертному, которому не приходится идти на сделки с собой. Тем более, ради шанса. Но что ему остается делать, когда до конца света лишь месяц? В Игре же может быть только один победитель.

Только это.

Они приедут в какую-то глушь, где нет ни фонарей, ни каких-либо домов поблизости, прикатят туда по грязевой дороге, размытой бушующем ливнем. Князь выйдет из мобиля, пройдет вперед, вопросительно посмотрит на Элефара. Тот, убедившись, что его проводник отошел на безопасное расстояние, тоже покинет транспорт. С девочкой на руках.

— Не стой, веди! — крикнет апостол сквозь шелестящий ливень.

…и удивленно моргнет, увидев, что Дайхард Кейн теперь стоит, бережно прижимая к себе своего ребенка, а около него под струями, летящими с темного неба, есть кто-то еще.

И силуэты. Множество силуэтов за спиной князя, щурящегося на горящие фары мобиля. В отличие от самого Кейна и того, кто молниеносно украл у Элефара девочку, чтобы передать её отцу, эти многочисленные силуэты нереальны. Они порождение магии, иллюзия, как определит опытный глаз посланника бога. Это изредка используют для… трансляции. Связи.

Большего он разобрать не успеет, сильная и резкая боль в груди отвлечет его, заставит опустить взгляд. Проделав это, Элефар обнаружит, что у него не просто украли ребенка, а кое-что оставили взамен. Кинжал, хавн, чья рукоятка торчит ровно из центра груди его тела. Но не простой…

— Итак, господа! — услышит он до омерзения бодрый голос мерзости, откликающейся на имя «Дракарис», — Как вы можете убедиться, даже «лучшие» из нас не смогли побороть искушения! Надеюсь, теперь к моим словам, что мы должны вместе отправиться на поиски Книги, отнесутся с большим вни…

Дальше апостол бога Юргаста, предавший всё ради своего патрона, уже не услышал. Его плоть и душа, чьи магические нити свирепо рвались каваром, нанесенным на клинок Дайхарда Кейна, начали разделяться самым болезненным способом из всех известных. Даже додумать мысль, что он не просто проиграл, а послужил пешкой в чужой игре, Элефар не успел.

Его время подошло к концу.

— Мы им когда-нибудь расскажем? — тихо спросила Кристина, глядя в окно на фехтующих Пиату и Красовского. К груди она прижимала беззаботно спящую дочь, хотя это и было уже несколько неудобно.