- Не смей на меня кричать, Рональд! – повысила она голос. – Я не твоя рабыня и не домашняя зверушка! Я сама буду решать, во что мне влезать и что думать! Прекрати истерить и возьми себя уже в руки!

Рон просто опешил от такого напора.

Он ведь всегда думал, что Лаванда может быть только глуповатой и вечно улыбчивой дурочкой, а такого проявления характера он от нее просто не ожидал.

- Бон-Бон, да что с тобой такое? – она посмотрела на него грустным взглядом. – Я же твоя девушка, почему ты не доверяешь мне то, что у тебя на душе? Я для тебя не так важна, чтобы поговорить со мной об этом?

- Нет, это не так! – тут же ответил он. – Я… я… я просто… ну… - он не знал как подобрать слова. – Прости… - Уизли опустил голову. – Я не хотел на тебя кричать… Просто… Я так зол… Этот бой он… прошел просто ужасно…

- По-моему, все прошло отлично, - сказала Браун. – Ты отлично сражался, ты доминировал все время и честно победил. Враг признал свое поражение и честно отдал тебе победу, а сам он паршиво выступил и…

- Нет, это не так… - грустно ответил Рон. – Эванс… сражался… достойно…

- А?

- То, как он сражался… Если бы я… хоть ненамного расслабился… то проиграл… - нехотя признал он. – Он… хорошо… сражался…

Ему было мерзко признавать это, но гордость не позволяла ему промолчать. Он слишком уважал себя, чтобы не признавать такое… Эванс сражался в рамках правил, он атаковал пусть слабо, но с хитростью и выдумкой. У него очень мало опыта, но он компенсировал все это непредсказуемостью и очень специфическими заклинаниями.

- Я хотел показать всем, какой Эванс на самом деле жалкий. Какое он ничтожество и все ошибаются, считая его кем-то достойным. Я должен был это сделать, но… не сумел… А под конец, когда я уже почти потерял над собой контроль и едва не сорвался, он просто сдался и ушел… Это так бесит…

- Бон-Бон… - Лаванда обняла его, а затем отвела к еще целым стульям, и они присели. – Что у тебя за конфликт с ним? Да, Эванс - придурок, ну так и плюнь на него. Всем плевать, но ты почему-то постоянно лезешь сам. За что ты его так ненавидишь?

Рон ответил не сразу.

Ему было тяжело решиться сказать это.

Он никогда и ни с кем не обсуждал это и не знал, с чего начать. Никто бы не понял его, никому никогда не было дело до его мыслей и чувств. А сейчас… кто-то спрашивает…

- Понимаешь… - начал он. – С детства я… всегда был всем обделен… У меня практически не было своих вещей, все доставалось от братьев. Одежда – та, из которой они выросли, учебники – те, которыми они пользовались, игрушки – те, которыми они уже наигрались… Даже палочка была не моей, а Чарли. Если бы я ее не сломал однажды, мне бы свою никто не купил. Даже внимание родителей мне доставалось по остаточному признаку. И я бы, может, принял такой уклад, если бы Джинни в обход меня не досталось все…

Рон любил сестру и старался заботиться, но также где-то внутри он ненавидел и ее. Да, он понимал, что глупо винить ту, кто не виновата в этом. Это родители обделяли его всем, а ее баловали и исполняли любой каприз. Его старшим братьям было плевать на это, но Рон не мог смириться и всегда завидовал ей.

Пусть он и стыдился этих мыслей, но, когда проклятый дневник похитил Джинни, он на секунду порадовался, что может, теперь его будут любить полностью. Однако тут же выкинул эту мысль, понимая, в каком горе будет мама, и потому не думая был готов спасать сестру. Она ведь его семья.

- Единственное, что у меня было – это Генни… Она была моим другом, а потому я был рад хотя бы такому и старался не отставать от нее, - продолжал Рон. – Тренировался, как она, учился столько же и… старался всегда быть рядом. Мне не нужна была слава или что-то такое, я просто хотел выделиться и получить что-то свое, проявить себя и влипая с ней в неприятности, я не унывал, ведь это были и мои приключения… Хоть мне всегда и было стыдно, что я ни разу до конца не был…

Да, Генни всегда шла вперед, а он лишь шел следом и пытался догнать ее. А она все отдалялась и отдалялась. Когда она сталкивалась с главными опасностями, он был позади. Он едва не погиб, чтобы дать Генни пройти, но не смог быть с ней и помочь в борьбе с Квиррелом. Он злился, что обвал не дал ему добраться до двери и помочь ей в битве с василиском. И ему было стыдно, что он подвернул ногу и не смог помочь ей отбиться от толпы дементоров. Про последнее испытание на Турнире он вообще молчал. Лишь на пятом курсе он был рядом до конца… да и то…

- Ну и потом появился Эванс. Это был жалкий и слабый тип. Он был смешон своей наивностью и глупостью, но мне было плевать на него. Я даже порой заступался за него, когда Малфой и его дружки доставали. Не из заботы, а просто факультетной солидарности. Гриффиндорцы же должны стоять друг за другом. Сириус всегда так говорил…

Он вздохнул и снова прервался ненадолго.

- Но во мне все равно росло напряжение и злость, - говорил он. – Я злился на себя, на свое положение, на родителей, на сестру и на Генни. Я злился на всех, ведь ничего толком за учебу не добился. Я все также уступал Генни, в учебе Гермиона была лучше меня, а никакого иного таланта, кроме шахмат, я в себе не открыл. Я… был просто никем, и это меня бесило… - он поднял голову к потолку. – А затем случился этот чертов Турнир… Я хотел попасть на него, так как видел в этом, возможно, единственный шанс для себя выделиться… И, когда Генни выбрали участником, я просто взорвался… Мне показалось, будто у меня отняли последний шанс хоть чего-то добиться в жизни, и я сорвался на Генни…

Он до сих пор не мог поверить, что думал о ней так. Он наговорил ей кучу гадостей, о чем потом сожалел. Он же знал, что она не такая и никогда бы не подбросила свое имя в кубок. Он знал это, но обида застелила ему глаза…

- А вот Эванс вовремя подсуетился и встал на сторону Генни. Я же постепенно успокаивался и… осознавал, что натворил… Гермиона и Генни ушли, а я остался совсем один… Эванс привольно раскинулся на моем месте. Он пусть был слабее, пусть уступал обеим во всем, но в отличие от меня его это просто не волновало. Будто ему нормально было болтаться позади полубесполезным придатком. И… и их это тоже устраивало… Я видел это… и это бесило меня неимоверно…

Он до сих пор помнил, как Генни и Герми обсуждали Эванса. Они сидели в библиотеке подальше от всех, а он просто проходил мимо, и… о нем они такого никогда не говорили… И это злило еще больше…

- И вот после первого тура, когда Генни неожиданно простила всех нас, мы устроили вечеринку. Я не знаю, с чего она так передумала, но был чертовски рад и поклялся себе больше никогда не допускать подобного. Никогда ее больше не предам и, несмотря ни на что, не оставлю. Я ведь ее друг… - Рональд вздохнул. – И в середине праздника в гостиную пришел Эванс. Они с Генни поссорились…

- Не ори, Эванс, - усмехается Рональд. – Ты там…

- А ты вообще пасть свою закрой, грязное животное! – зарычал Эванс. – Ты первым предал ее, ударил в спину и бросил, когда она нуждалась в твоей поддержке больше всего! Потому завали свой гнилой рот!

- Ах ты, ничтожество!

Рон тогда хотел побить его, ведь ничего возразить ему он просто не мог.

Затем Эванса выкинули из гостиной под общий смех, а Генни ушла к себе, и она явно плакала там.

- А потом его выкинули… - произнес Уизли. – И тогда мне стало страшно… Я ведь тоже не раз и не два ссорился с Генни… Да, Эванс ничтожество, он не заслуживал другого обращения, но… Но сколько бы я ни повторял себе это, страх не утихал… Сколько бы раз ни разбивал его противную морду в кровавую юшку… Сколько бы…

Он старался сдержать эмоции, не дать им вырваться и подавить, но… просто ничего не мог поделать. Один вид этого ублюдка заставляет его вспоминать все плохое.

Эванс – это символ слабости Рона. Это прямое свидетельство, что судьбы нет. Если ты рожден неудачником, это не значит, что ты им должен оставаться. Рон родился неудачником и лишь тешил себя тем, что вокруг есть куда более убогие типы, а он не так уж и плох, но…