Точно что, волколаки! Загоняли меня, словно олениху, стаей на одну.

Запыхавшись, прячусь с Агнией за небольшим домиком.

– Это избуфка Бабы Яги, – шепчет она, пролезая внутрь. Ползу на ней следом, протискиваясь в узкий проход. – Мама говолит, что сколо она сама сюда плидет. Но не сталая, а молодая.

– А их несколько чтоль? – округлив глаза, делаю страшно заинтересованное лицо.

Она аккуратно выглядывает в окошко:

– Оказалось, что да, – серьезно кивает. – За ней Кощей потом плискачет.

– На костяном коне?

Агния разворачивается и смотрит на меня, как на дурочку:

– Такая большая, а в сказки велишь! Полталом плидет.

– Угу, – мычу, чтобы не улыбнуться. Порталом. Вот тебе и новомодные веяния в глухой деревне.

– Ну раз порталом, то конечно. А чего придет— то?

– Любовь у них, – мечтательно тянет малышка, – внеземная.

«Как атака любов?» – хочу спросить, но деликатно молчу. Всем же известно, из сказок, что эти двое вроде как на одной стороне, но вечные соперники. А тут – любовь…

Сидим мы в “яговской избухе” не долго. Мальчишки нас находят сразу, что, конечно, было мной спланированно. Если бы послушались Агнию, которая собралась прятаться в каком-то “страшно секретном” месте, вряд ли бы игры закончились быстро. А мне, как бы, вопрос с отъездом решить надо.

– Ну так что? Теперь дорогу покажите?

– Да нечего показывать, – хмыкает их главарь, белобрысый Пашка. – Во— он, идешь прямо, у нас тут не заблудишься, свернешь к лесочку, под ним там тоже вытоптано. Дядя Сережа весь молодняк на стройку забрал. Свадьба же скоро.

– Ага, – киваю я. – Свадьба, конечно же, все объясняет.

– Как же ты длемучая, Маня, – выдает Агния, горестно выдыхая. – Учить тебя еще и учить. Намучаемся с тобой… пофли, доведу до тлопинки хоть.

Я смеюсь, ероша малышке волосы:

– Тут молодость уходит, Агния! Не до учебы сейчас.

– Вот и я маме почти что так и говолю, – соглашается она, выводя меня на тропинку, – тут дел – выше клыши, какие улоки!

– Маму надо слушать! – С этого ракурса видно уже и крышу новехонького сруба. Дальше могу и сама дойти. Протягиваю ладонь для рукопожатия и ловлю ее серьезный взгляд.

– Ты только не обижай его, ладно?

– Кого?

– Сама знаешь…

– Нет.

– Селдце по кому стучит быстлее, того и не обижай. Мама все влемя вспоминает, когда сюда плиехала. Говолит, что мозгами, – Аглая вертит ручонкой у виска, – алтачилась, а селдце все поняло с пелвой минуты. Слушай его, Маня.

Наклоняюсь, чмокая ее в лоб.

– Какая у меня серьезная подружка, – улыбаюсь.

– Обещай! – требует она, прикладывая ладошку к моей груди. – Селдцем слушать.

– Это все очень странно, Аглая. Но, хорошо. Обещаю.

Она кивает. Развернувшись на какой-то запредельной скорости, бежит назад, туда, где дожидаются остальные дети.

Густой, от непогоды кажущийся черным, лес шумит по левую руку. Иногда кажется что оттуда за мной наблюдают, не сводя глаз. По коже бегут мурашки и я ежусь. Всматриваюсь в лес, стараясь отвлечь себя на природу, не концентрироваться на словах девочки и ощущениях. Совсем молодые, низкорослые деревья, видимо высажены поселенцами взамен поваленным. На самом деле идти к новому дому совсем не далеко, но его отчего-то построили дальше.

“Чтобы в медовый месяц никому не мешать чтоль?”

С любопытством рассматриваю постройку. Она завораживает. Нет, я видела срубы, конечно… в каталогах и в готовом виде, на дачах. Но вот так, наблюдать за тем, как своими руками его воздвигают… что-то щемит в груди и ноет. Наверное потому, что уже вижу, как здесь будет вскорости: сперва молодая семья, затем ребенок, чуть позже – второй. Вокруг дома будет высажен сад, а во— он там разобьют огород. Еще, можно поставить беседку, прямо у кромки леса и в такие дождливые дни как сегодня слушать шум листьев с дождем попивая наваристый малиновый чай.

“Это все потому, что у тебя нормальной семьи не было, – ворчу в своей голове. – Непроработанные детские травмы”.

Да. Все так.

Папа бросил меня, когда была в девятом классе, через пару лет, мама, заболев умерла. Ну, оформил он опекунство потом, так все равно, как тот подзаборный котенок, неприкаянная была да все по окнам соседским заглядывала, где уютно, большая семья и забота.

“Возможно, стоит остаться здесь ненадолго?” – мысль бьет током и даже на пару секунд притормаживаю, воровато оглядываясь, вдруг кто ее смог подслушать, в моей же голове. Звучит дико и как бред сумасшедшего, но сейчас именно то самое сердце, которого очень просила прислушаться Аглая, твердит мне, что не стоит спешить и уезжать. В самом— то деле, посты расписаны на неделю вперед, не зачахнет мой блог.

– Так, – мысленно даю себе оплеуху, а вслух проговариваю, – сбавляй, Машка. Благодаришь за заколку, вежливо просишь отвезти в город. Все.

От небольшой компании мужчин отделяется знакомая фигура. Сердце совершает кульбит, подскакивая к горлу и тут же, кулем падает…между ног, расплываясь горячей патокой.

– Бля— я, херовый ты советчик, сердце, – шиплю сама себе, нервно вытирая вспотевшие руки о юбку платья.

Чем ближе он подходит, тем больше я нервничаю. Все же… Все же что-то не так с нами.

Со мной. Та самая химия что ли включилась? Почему от взгляда этих карих глаз ведет, как малолетку? Щеки краснеют и неловко очень… и бли— ин, я же растрепанная вся.

“Потому что ты хочешь ему понравиться, дура”.

Подвисаю на этой мысли. Хочу?

Да!

Зачем?

Я… не знаю… просто… все странно очень, необъяснимо и волнующе. Как будто точно в юность провалилась “полталом, бля, как Кощей”.

Директор подходит, близко— близко и я вмиг робею, отвожу взгляд, потому что все это… кубики пресса, тонкая дорожка волос от пупка вниз, прячущаяся за резинкой штанов. Все это… неожиданно слишком волнует, а в голове звенит: “Слушай свое селдце”

– Не халтурь, орел! – проходя мимо, заметил, что подмастерье мой ленится откровенно.

– Так ведь шесть утра, Сергей Захарыч! Глаза еле разлепил, – пожаловался парень, но приладился плотницким топором к бревну. .

– А нечего ночами на луну выть, – хотя, чья б корова мычала. Сам за ночь не сомкнул глаз. Так и просидел до рассвета на крыльце – зашел в дом, только чтобы аккуратно на тумбочку гостье заколку положить. Приоткрыл тихонько дверь, еще за нею набрав полные легкие воздуха. Просто не дышать и не смотреть. Мазохист я что ли? Как потом уйти, не протянуть руку, не коснуться ее сонной. А я обещал. Ей и себе обещал – что пальцем не трону. Хочет она назад – пусть идет. Второй раз на одни грабли не наступлю.

Я все понимал, конечно, что зверь уже ее учуял, что назад для меня пути нету и после ее ухода начнется невыносимая эта ломка. Я помнил ее хорошо. Тягучую, обволакивающую тоску, нежелание даже выходить из сруба. Да и обращаться человеком тоже. Только бежать куда— то, не разбирая дороги, пока не отнимутся от усталости и онемения лапы… Приступы злости, яркие, неподвластные контролю вспышки гнева обиженного, брошенного зверя. Дикого, совершенно при этом не созданного жить одиночкой. Это только в сказках серый волк всегда один. Сильный молодняк, вроде Ивана, бывает, отбивается от стаи, но не чтобы коротать век бобылем, а найти более слабых и стать там вожаком. Волк не выживает один. Просто не создан для этого. И я понимал уже сейчас – что осталось немного. Хороший урок мне преподали боги. Всегда говорил этим дурням, что судьбы не обманешь. Это ведь Олег с Киром договорился, когда я за грань ступил. Я, намучившись, уже тогда был готов принять данность. Себя не жалел – только стаю. На том и вернул меня Кощей – чувством долга поманил. Нет у меня пока вожака на замену, кому не страшно оставить баб да детей на попечение. Тогда не было и сейчас не появился. Ване еще не хватает опыта. Ему бы годков десять пятнадцать еще… Но у меня нет этих десяти. А Олег… Да за ним самим глаз да глаз. Защитник он хороший, а Альфа – как дойная корова из верблюда.