– Адрес? Или – что дала его тебе?

– Что дала! – Настя заплакала.

– Ерунда! Она еще позавидует. Будут тетрадки у Насти!

Настя заулыбалась.

А я к Феке явился.

– Ты мне халтуру обещал!

Высокомерно посмотрел на меня:

– Не халтуру, а работу в Худфонде! Повезешь голову Ленина в Хабаровск! Гостиница, купе!

– Мне?

– Ну, а кому же еще?

– Заманчиво, конечно. Но почему так далеко?

– Потому что я умею делать дела! Там Дворец трудящихся строят – и без Лукича нельзя! Москвичи шустрили, но я их обошел! – сказал с гордостью.

– Мне к матери надо! В Москве ты, что ли, ничего не пробил?

– Почему? Пробил! Хотел сам ехать – но тебе отдаю! Из уважения к Алевтине Васильевне! Привет ей!

Опять мама спасла.

И теперь, сдав груз (чью-нибудь чугунную голову) с платформы на грузовик и оформив акт сдачи-приемки, я мчался по московской утренней улице и вбегал первым в крохотный писчебумажный магазин. Только там!

– Есть! – улыбалась уже знакомая продавщица. – Отложили специально для вас! Вы же из Ленинграда специально ездите!

– Да!

Порадовал и их – что они не просто работают, а спасают! И я, выйдя из магазина, гладил разгоряченное лицо прохладными гладкими страницами. И это был, пожалуй, миг самого острого счастья за всю мою жизнь. Спасибо, дочурка!

Но все меньше их было. В смысле – голов! И в весе уменьшались. Головы теперь полые выпускались. Пустые, легкие. Без идей. Куклы! Внутри – ничего! Но и легкие перестали заказывать.

– Работать! Работать! – Фека стучал кулаком по столу.

Вино в бокале морщилось.

– Но я тебя не брошу! Мы команда! – Фека кричал.

Слезы хлынули. Ведь это он в последний раз в милиции говорил! И не обманул!.. Жизнь обманула.

– Будешь работать лично на меня!

– Огромная честь.

– Они не оставляют мне выбора!

– Кто?

– Неважно! Работаем!

Гляжу на него – полон уверенности… А ведь это я его когда-то от колонии спас!.. Или он бы и так не пропал?

Время было тревожное. Помню огромные очереди по пустырям к крохотным дверям винных отделов. Алкогольный кризис, если я не ошибаюсь, подарила нам перестройка с ее надеждами на светлое будущее, но с ограничением питья. Однако запрос почему-то возрос! Раз скоро вообще отнимут – надо проститься как следует! И даже нормальные люди потянулись к вину – отсюда и очереди. И главное, как всегда, жесткие карательные меры, учиненные государством, ударили совсем не по тем, против кого они были направлены. Пьяницы вовсе не вывелись – напротив, организовались, почувствовали себя социально значимыми людьми. Профессионалами. Раньше знаменитый здешний алкаш по прозвищу Боря-боец (витрину однажды разбил, чтобы показать приехавшему городскому начальству настроение людей) стал теперь королем. Кому, как не им, отдающим сюда все силы и время, знавшим торговую сеть досконально, стать лидерами нового времени? Теперь какой-нибудь развязный мальчонка ходил вдоль очереди, состоявшей из обычных, «не приближенных» людей, иногда снисходительно подходя к кому-то: «Ну что? Взять тебе?» Тому полагалось сойти с ума от счастья. Мальчонка, избрав еще нескольких, по непонятому признаку, с деньгами уходил и приносил их Боре. Тот, покуражившись, уходил «в закрома». За годы практики он приобрел вес. Выходил с брякающей сумкой – и «счастливки» за ним. Вскоре Боря сидел на скамейке уже в переливающемся спортивном костюме «Адидас», а под рукой у него сиял огромный магнитофон «Тошиба», из которого неслись популярные песни той поры. Мильтоны подходили к нему – но не пожурить, а жалобно попросить! Однажды я увидел, что Боря и приближенные его дерутся у магазина… в красных повязках дружинников! Власть приблизила их! И однажды он меня сгреб. Я сам дал зацепку ему, зачем-то побрив голову. Но понял, что он давно нацелился на меня. Никогда не пользовался услугами его и его помощников, чтобы взять без очереди, – «значит, выламывается». Неблагонадежен! И я вдруг понял, что власть сейчас на его стороне, его назначили главным, в том числе по воспитанию населения в нужном духе. Он заволок меня в Опорный пункт охраны правопорядка, такие были созданы в каждом доме, им предоставляли помещения, правда, на первом этаже. Борис развалился в кресле. Хозяин жизни!

– Хочешь, я тебя по стенке размажу?

– А хочешь, – осенило меня, – я тебя опишу? И напечатаю в газете? Портрет! Герой нашего времени! – Я сделал из пальцев рамочку и глядел одним глазом на Борю. Если бы я изобразил пальцами решетку – он испугался бы меньше.

– Да ты чё, ты чё?!

– Снято! – произнес я.

До этого знаменитый московский журнал «Новый мир» возвращал мне рассказы – сначала без комментариев, потом с краткими и сухими комплиментами, и только «Боря-боец» проложил мне дорогу. Новый социальный тип! И рассказ напечатал. Потом вышла книга, и я «втек» в Союз писателей. И помог мне Боря-боец!

Аналогичный случай. Однажды мой отец ехал из родной деревни в институт и вез с собой чемодан гороха, с которым надеялся пережить тот голодный год. Прибыв в Саратов, поезд резко тормознул, началась какая-то свалка, и батя вдруг увидел в окно, что какой-то тип уже тащит его огромный чемодан по платформе! Отец выскочил… но с присущей ему уже тогда научной пытливостью решил понаблюдать. Неожиданные решения – его конек! Сначала вор двигался весьма резво, иначе в их работе нельзя. Но чувствовался напряг: такого веса он явно не ожидал. Тяжелее гороха только золото – и вор, видимо, этой надеждой и обольщался и пер со всех сил. Сгоряча отец хотел дать ему по башке и отобрать чемодан, но, видя, с каким напряжением тот идет, мешать не стал. Вор, выйдя с вокзала, повернул в ту сторону, в которую нужно было отцу. «Пока меня все устраивает! – подумал отец. – Справедливость торжествует, зло несет наказание, так пусть и несет!» И решил не светиться – не разочаровывать бесплатного носильщика: ведь тот может обидеться и бросить, надо поделикатней с ним! Батя веселился. Иногда отец даже специально отставал – чтобы вдохнуть в «партнера» надежды и силы, а то ведь может выдохнуться и бросить ношу. Увидев, что преследователь отстал, похититель радостно поддавал ходу, окрыленный!.. Но где-то метров через пятьсот назойливый спутник появлялся снова. При этом отец читал на ходу газету и ничем другим вроде не интересовался. Берег нервы «добровольного» помощника: ведь нельзя же человека, даже плохого, вовсе лишать надежд! И с новыми надеждами вор волок чемодан дальше. И лишь когда он совсем изнемог (уже недалеко, кстати, от отцовского общежития), батя подошел к нему и сказал: «Ну все, хватит, спасибо». Вор в бешенстве бросил чемодан, пробормотав злобно: «Не мог раньше сказать?!» – и ушел, прихрамывая. Не надо так сразу впадать в панику и нигилизм: может быть, твой чемодан несут как раз в нужную тебе сторону? И отец, полный сил, вошел в общежитие с чемоданом гороха и отлично питался весь год… А меня Боря-боец, куда мне надо, «занес». Когда рассказ напечатали – я публично Борю расцеловал, к изумлению его свиты, да и его самого. Могут же делать хорошее – хотя сами порой об этом не подозревают!

Однажды у меня ночевал мой старый друг, поэт Евгений Рейн, уехавший в Москву за славой – и там обретший ее! И обросший там связями. Но не забывший старых друзей. Оказывается, прочел в журнале «Борю-бойца» и приехал, не поленился – во были времена. Коммуникаций меньше, а эмоций больше. Просто ворвался, встрепанный, и изрек величаво, с носовым прононсом:

– Ты знаешь, Нонна, что твой муж – гений?

– Конечно! – спокойно ответила Нонна.

– Но как ты можешь жить здесь? – он возмущенно повел рукой. – Ты должен жениться на Ирине Одоевцевой. Ей дали дивную квартиру на Невском. И она – знаменитость! Нонка несколько лет потерпит – но зато потом вы будете жить в самом центре!

– А чего, Венчик? Давай! – весело сказала Нонна.