— Не особо, — нагло улыбнулся я. — Социология. Вы же, если верить словам ректора, сами учились тут. Понимаете, насколько это скучный предмет.

— Для наёмника, — сказал он еле слышно, — разумеется, да. Как и любой другой предмет из человеческого института. Но вы же решили сегодня прийти, несмотря на то, что ваше посещение оставляет желать лучшего. А значит, пытаетесь вести социальную жизнь. Человеческую… Знать бы ещё почему.

Я замер, пытаясь переварить поток его слов, понимая, что он гораздо умнее, чем кажется. А Аня же, откровенно говоря, зевнула и положила голову на парту.

— Некрасиво, девушка, так себя вести, — пробормотал Валерий Валерьевич. — Понимаю, для вас жизнь носителей непонятна, но разве плохо интересоваться жизнью своего молодого человека? Пытаться узнать, что он за существо такое.

— Можно не перебивать мне сон? — грубо одёрнула она его. — Если вы писатель-фантаст, то вам на кафедру журналистики. Понятно?

От такого наглого тона Ани оторопел не только первый телепат столицы, но и я. Уж что-что, а такой наглости даже я не ожидал. Но телепат проглотил обиду и кивнул мне, чтобы я шёл за ним. Аня же округлила глаза, глядя на меня, и одними губами проговорила, чтобы я был аккуратен с ним.

— Буду, — прошептал в ответ, вставая со своего места.

Надо же, он не почувствовал в ней носителя. Может, он и не настолько опасен, как мне говорили⁈

Валерий Валерьевич не проронил ни слова, пока вёл меня в сторону столовой. Так же слова мне не сказал, когда заказывал себе обед, и пока я ел, он уже умял полноценную студенческую порцию, после чего промокнул губы, стирая остатки и, пристально глядя мне в глаза, заговорил:

— Ну а теперь, Волконский, можно и поговорить.

— А зачем? — озадачился я. — Думаю, вы и сами всё знаете. Ваших детей убил я, убил силой притяжения и грубой силой. Сделал это потому, что они дурили других наёмников, посылая им в голову идею о том, что они сражаются с дикими. А одного и вовсе убили.

— Меня не интересует то, что сделали они, — оборвал меня он. — Общую картину я знаю. На месте преступления был. Извинения за свой род принёс перед тремя лидерами пострадавших родов, которые решились пойти на диалог.

— Тогда, — вот тут он меня удивил, — что вам от меня-то надо?

Толстяк закатил глаза, показывая своё раздражение моими вопросами, а затем, в чуть издевательской манере, как истинный аристократ, начала медленно, растягивая буквы, «предъявлять» мне.

Начал с простого. Почему я не оставил хоть кого-нибудь в живых? Его не устроил ответ, что мне было до лампочки на какие-либо правила ведения боя. И уж тем более, его не устроил наглый ответ: «Заигрался».

Он считал, что я покрываю их. Но не мог мне сказать, для чего.

Я аккуратно предположил, вслух, разумеется, что он несёт полную чушь, но он был с этим не согласен. И когда мы не нашли общего языка и общего ответа, он перешёл к следующему вопросу, на которой я точно не мог знать ответа.

— Где артефакты, которые изъяли у моих родственников? — он пальцем водил по столу, и изрядно для носителя потел, как истинный толстяк. — Понимаешь, в чём дело с места преступления были изъяты три ящика с этой мерзостью. Ещё сняли четыре основных и пятнадцать дополнительных артефактов с тела погибших. Все вещицы были пересчитаны и запечатаны.

— Откуда мне-то знать? — возмутился я. — Кто изъял, у того и спрашивайте.

— Я спрашивал у судьи, — продолжил тот. — Но она сделала вид, что не понимает, о чём я говорю. Нет, разумеется, она показала мне бумаги, дело с описанием предметов и даже показала ячейку в её головном офисе, куда всё это было убрано. Но когда мы её вскрыли, внутри не оказалось ничего.

— Так, а я здесь при чём? — я всё ещё не понимал сути претензии. — С неё и спрашивайте. Я не работаю на неё и никогда не работал, если не считать единичных случаев.

— Понимаю, — кивнул тот. — Но я думал, может, ты хоть один артефакт припрятал для себя? Ну, как трофей за победу над сильным врагом?

— Сильным? — улыбнулся я. — Они не сильные, они действовали коллективно и подло. Поодиночке, маловероятно, что смогли бы такое сделать, а вместе…

— Я оскорблял тебя? — хмуро перебил меня он. — Нет. Вот и ты не говори ничего про мой род. Отвечай коротко и ясно — припрятал или нет?

— Нет.

— Знаешь, кто мог бы припрятать?

— Почему вы решили, что вообще кто-то это сделал?

Толстяк недовольно выдохнул, раздувая ноздри с такой силой, что стал похож на гиппопотама. Затем в странной, нервной манере щёлкнул пальцами и начал с чистого листа.

Он прилетел к нам не с целью наказать меня или кого-то из лидеров за смерть своих «соплеменников». А прилетел затем, чтобы разобраться, в какую чушь впутали его добрую фамилию. Когда судья расписала ему то, что было обнаружено в артефактах, а это было маной очень неестественного происхождения, он решил добраться до истины.

Найти поставщиков, заказчиков и всех правых и виноватых.

Магов, которые были со мной, он допросил ещё в первый день прилёта. Проработал каждого, но ничего так и не нашёл. Ну, если не считать энергию одного мага в голове Светланы, которую даже чистить не стал.

Оно не влияло на её решения. Так, придавало лёгкое чувство ответственности. И, кажется, я понял, про что он говорил. Неужели Бурдин обработал её, и после смерти его магия осталась на ней? Поэтому она кланяется мне?

Всё это больше походило на издёвку от него. Не иначе.

И ещё, его смутил резкий уезд Владимира Петровича. Он, оказывается, знал достаточно много. Начиная от расследования, которое сейчас проводят по отношению мутанта и заканчивая его желанием стать богом.

Разумеется, это было между нами. Он заверил меня, что никто из тех, с кем он общался здесь, не знает истинных намерений Жожобы когда он сам даже понимает его.

— Сам достиг предела больше века назад, — он зашёл с другой «стороны», пытаясь вывести беседу в более нейтральной манере. — Понимаю, что стремиться больше некуда, стало слишком скучно.

— И чем вы занимаетесь от скуки? — аккуратно поинтересовался я.

— Мог бы, как Бурдин, познавать, точнее, пытаться приучить стихии, — начал он, понимая, что я даже не слышал о таком. — Мог бы, как Жожоба, ставить опыты и высасывать силы из других носителей, — он криво улыбнулся, понимая, что я в курсе всего этого. — Мог бы, как Сумкин пожирать остальных, или как мой дорогой друг Эрик, плавать в открытом океане.

— А вы, как я посмотрю, знаете всё о сильнейших, — опять же, аккуратно пробормотал я. — И что же вы выбрали? Из всех зол самое меньшее?

— Я вообще ничего не выбрал, — толстяк потянулся и встал со стула. — Пойдём, после обеда нужно разогнать белок по организму.

Я послушно встал со своего места, взял свой поднос и отнёс его на ленту, которая увозила посуду в мойку. Обернулся, увидел недовольное лицо носителя, который пальцем тыкал в свой поднос, и, показывая всё своё возмущение, отнёс и его поднос, что вызывало у мужчины улыбку.

— Ты не подумай, девиант, — начал он, разбивая моё «инкогнито» одними словами, — я не настолько чёрствый хрыч, который любит командовать, просто для людей здесь, я — ректор другого заведения, а ты — студент. Не забывай, что ты похож на человека среди других людей. Как только они станут замечать в тебе другое, наш секрет раскроется.

— Я даже не задумываюсь об этом, — честно признался я. — Не вижу смысла.

— Это признак сильного носителя, — ответил он, — который начинает испытывать скуку. Причём все остальные, даже те, кто считают себя излишне мощными, машинально пресмыкаются перед людьми. Машинально ведут себя, как люди в толпе других, обычных. А сами, того не понимая, показывают лишь свою слабость. Понимаешь, о чём я?

— Они слишком пытаются выделиться, показывая своё превосходство перед людьми, что, сами того не замечая, ведут себя, как это стадо, — отчеканил я.

— Верно. А те, кто стараются максимально быть непохожими на людей, слабее всех остальных. Даже несмотря на его навыки.