Никита замер трясущимся листом возле двух ноутбуков, вроде император приказал одно, но ведь и Александр не последний человек. Сейчас он проклинал всё — и компьютеры, и хроноперенос, и Егора, который его пристроил сюда. Даже беса, подтолкнувшего его показать наследнику диабло два — помянул недобрым словом. Себя он как обычно — не винил, считая что стал невинной жертвой неблагоприятно сложившихся обстоятельств и происков недоброжелателей.
— Чего⁈ — Сорвался на крик государь. — Удаляй! Вы у меня оба так и так завтра в лес поедете, живицу с сосны лутать и древесину крафтить!
Глава 4
Все смешалось в селе Попадалово…
Глава 4. Все смешалось в селе Попадалово…
Южный Урал, май 1797 г.
— Нет, конечно же не против, пускай посидит. Только у меня ведь там Гнидослав живет! — Растерянный Савва, и до этого бывший немного не от мира сего, став настоятелем церкви и не отрывавшийся от книг (читал всё подряд, один раз даже был уличен в чтении телепрограммы на неделю в старой газете), долго не мог понять, что от него хочет казак. А уяснив, что его жилище (вернее погреб), которое он делил с Васькой-Вацлавом, пивоваром, вновь хотят использовать как изолятор временного содержания — не протестовал.
— А чо это он у тебя живет⁈ — Удивился дежурный, на чью долю выпало сегодня улаживать случившееся в школе. Наследника волей императора под домашний арест пока определили, а Никиту девать было некуда. Хорошо, что вспомнили про отлично зарекомендовавший себя ещё во время осенне-зимних событий подпол Федусовского дома, теперь принявшего новых постояльцев.
— Напугался шибко, — словно извиняясь за бывшего настоятеля Троице-Саткинского храма, пожал плечами Савва. — мсти боится, а всё живой человек, не прогонять же…
— Ну ничего, — усмехнулся казак. — мы Никиту то не домой тебе, а в погреб определим, как староверов. Ключи то дай, или со мной пошли, заберу арестанта со школы и под конвоем приведу, запрем.
— Так мы не закрываемся, нечего у нас брать. Да и не воруют в селе, от кого закрываться? Василий все время там, в пивоварне, собаки не держим. — Савва хотел ещё добавить, что Гнидослав как раз в погребе и обитает, сугубо добровольно и в силу своего личного убеждения, что церковь отступничество просто так не оставит, но казак уже повернулся и бодро двинулся прочь.
Запыленные после скачки Маня с Егором и Ермоловым въехали на площадь как раз к самой развязке репрессий к любителям компьютерных игр. Павел Петрович гнал через всю площадь сына, время от времени придавая ему ускорение, охаживая любимым томиком «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» по чему ни попадя. Александр отмахивался, пригибался и непроизвольно переходил на рысь, одновременно призывая отца успокоиться:
— ПапА! Ты же сам отменил телесные наказания в любом виде! Люди же смотрят, умаление чести наследника!
— Я их отменил, я же их и применю! — Тяжело дышал ему в затылок император, не отставая. Несмотря на разницу в возрасте, сын не мог разорвать дистанцию. — Самодержцам закон не писан!
Приехавшие из Известкового насели на Серёгу, который с мрачным видом навис над Никитой. А тот принял защитную позу, встав в стойку раскаявшегося грешника, прикрыл голову руками и ежеминутно вздрагивал. «Чо накосячил опять?» — Как о нечто самом разумеющемся поинтересовалась Маня. Участковый сморщился, словно хлебнул кислой браги и принялся в красках излагать случившееся, не жалея эпитетов и метафор. На дочку можно было не оглядываться — уже и женихается, и вообще, после прозекторской Маню матом не смутить. Егор с Лехой, забыв про злосчастных клещей — обратились в слух. А Никита, по мере разворачивающегося повествования — стал вздрагивать интенсивней, того и гляди — забьется в падучей.
— Ну ты и гнус, Никита! — осуждающе высказалась Маня. — Ещё и Егора подставил с этими играми!
— А вы чего своего не мутузите⁈ — С неудовольствием выговорил незаметно для увлекшихся рассказом подошедший император и риторически вопросил. — Ну вот какой из Сашки наследник⁈ Я даже не знаю, куда его пристроить, чтоб управлять начал учиться! На Аляску думал губернатором поставить, так ведь наломает дров и всё похерит! На словах он и весь малый двор за всё хорошее и против всего плохого, а как дошло до освобождения землепашцев из крепости, так они подобно суке щенной ощерились во всю пасть, своих крепостных, оказывается, они не не предполагали правами наделять! И этот гундит и жалуется всю дорогу, что лакеев мало взяли, в кого только такой растет!
— А чо, разве не продали Аляску что-ли? — Неподдельно удивился Серёга. — Ваше Величество, ваша же матушка должна была продать⁈ Даже песня есть такая! Не, это точно параллельная реальность!
— Чему вас в школе милиции только учили! — Усмехнулся Егор. — Александр продал же, в середине девятнадцатого века. — Заметив сузившиеся глаза государя, пожалел наследника, и доложил обстоятельней. — Александр второй, Николаевич, не этот!
— Только что Аляску не продала… — процедил Павел Петрович, к покойной маменьке особо теплых чувств не питавший. — Не предлагали, наверное, вот и не продала. Зато земель раздарила с людьми не считая, с барского плеча и с необоснованной щедростью. Будем проводить пересмотр итогов этих подарков, совместно с национализацией стратегических отраслей промышленности. Вот сейчас ваш опыт в управлении и ведении дел обобщим, и на все производства будем распространять. Со строгим контролем за соблюдением этих норм со стороны заводского начальства и особенно хозяев. В случае неисполнения или уклонения, заберем в казну, со штрафами. А то и с конфискацией имущества, не поверите, государство в государстве устраивают, со своими законами и порядками!
— Поверим, Ваше Величество, — Утешил государя Серёга. — Мы и не на такое насмотрелись, страну можно сказать на куски порвали и затем тридцать лет пировали на этих останках. Столько отраслей похерили, кредитов набрали и жили как данники. Платили и каялись за то, что мы русские. А в последнее время вообще какая-то вакханалия разразилась, с «многонациональным народом» Российской Федерации, где у каждого представителя маленького гордого народа своя диаспора на исконно российских землях и права. А у иных, кто из знати, золотой пистолет в пятнадцать лет и куча медалей на груди. И только русскому народу на этих фестивалях плова места не было…
— Какой-то злой рок висит над многострадальной Россией… — Проговорил в пространство самодержец. — От врага отбиваемся, а вот свои правители, да чиновники, словно падальщики… — И уже уходя, деловито заметил. — А вы своему то смотрителю компьютерному всыпьте, негоже это, наследника на виду у всех оттянули, а этот сиротинушкой прихерился, словно юродивый! А может повесить его, для острастки⁈
— Не надо, Ваше Величество! — Вступилась за Никиту Маня. — Или позвоночник в процессе сломают, или от асфиксии опять учебный материал некондиционный будет. Нам отдайте, для опытов, мы его безболезненно умертвим…
Уже уходящий Павел Петрович — махнул рукой, мол делайте, что хотите. Никита потихоньку, для пробы — начал всхлипывать, но тут подоспел казак, пинками привел в чувство и погнал в погреб к Савве. Егор спохватился — приехали же по важному делу, то галопом, то рысью торопились всю дорогу, а тут как в кинотеатре расположились, на премьере фильма «Судьба депутата». Участковый подтвердил, что да, у врачей спор нешуточный и даже Суворова пригласили. И ветеринара выдернули на симпозиум, с ледника, где он отсыпался, спасаясь от жары. Причем Анисим на упреки в том, что спит в рабочее время — отметал, как клевету и поклеп — он там занимался важным делом, стратификацией семян. И вообще, давно на пенсии…