А через пару дней подъехали воспитанники врачей (вот там девицы присутствовали), во главе с Олегом и Анатолием, даже не сколько с целью уборки урожая, а для профессиональной практики. Женское благотворное влияние поначалу сказалось положительно, однако этим же вечером вылилось в несколько драк, затеянных с целью обратить на себя это самое женское внимание. И ведь добились же, несколько человек попало в руки медиков, где присутствовали и женщины, правда — обработка ссадин перекисью было совсем не то, на что рассчитывали дебоширы.

На третий день, когда Анисим уже стал жалеть, что всё это затеяли (лучше бы на стороне наняли крестьян, чем этих башибузуков привезли) — на помощь приехал Егор, с небольшой группой из своих родноверов. Кого смог без особого ущерба для производства привлечь и из казаков, как чувствовал. Ветеринар сходу начал выкладывать Егору все свои горести, начав с привычного, что и молодежь уже не та пошла и закончив наболевшим — вот этих конкретно, раз нет сейчас колоний для малолетних, следовало в армию отдать. Какие из них студенты?

— Ты чо, дед, это ещё самые умные! Кто уж совсем к науке негодным оказался, тех летом рассортировали, кого в армию, а кого и домой, чтоб до греха не доводить. К ним подход просто нужен, вот мои ничуть не лучше были поначалу, а сейчас любо-дорого посмотреть! Науку двигают только в путь! — Стал успокаивать его Егор. — Вот только женский вопрос их испортил, вернее, его отсутствие. Ну и мои постарше будут, ничего, наведем порядок! А на выходные Маня с подругой вечером концерт обещали дать, для тружеников села и приехавших им помогать студентов, наладится всё, не переживай! Труд и не таких перевоспитывал, надо для начала норму увеличить, чтоб ухайдакивались больше…

— Вот на этой то дискотеке и устроят самый лютый мордобой! Попомни мои слова! — Подобно слепой Ванге предрек Анисим. И кляня Александра Васильевича, отжавшего у него СВТ, побрел к себе. Не таким, совсем не таким он ожидал увидеть приезд студентов на картошку…

С приездом Егора со спутниками и увеличением нормативов по добыче корнеплодов — ситуация стабилизировалась, да и возбуждение студентов от смены обстановки (и приезда студенток) под воздействием физических нагрузок улеглось. А когда практикантов разделили и особо активных отправили в соседние Могузлы (после тщательного инструктажа), помогать Азатовским — вообще наступила тишь и благодать. Относительная, конечно, но и той вакханалии, что царила в первые дни — больше не наблюдалось. А новость о концерте (дуэт Маша и Дуняша стал чрезвычайно популярным в округе, многим из студентов уже довелось его лицезреть) — подстегнуло трудовой энтузиазм и укрепило дисциплину.

Овощехранилище и погреба заполнялись, что радовало всех причастных, а вот с зерновыми в этом году было не очень. Озимые порадовали рекордной для этого времени урожайностью, но посаженные весной семена пшеницы, овса и ячменя (осеннего урожая прошлого года) — подтвердили нерадостные прогнозы о необходимости тщательной селекционной работы в течении нескольких лет, как минимум. Гибриды оказались весьма нестабильными, только ручной труд по выборке удачных колосков (здесь неоценимую помощь оказали школьники и женщины) позволял надеяться на то, что по прошествии нескольких лет — получат свои, стабилизированные и районированные сорта, на голову бьющие ныне существующие.

Методики селекции по основным сельскохозяйственным культурам, без зауми и простым, доступным языком — были составлены давно и отправлены в типографии. На следующий год в нескольких регионах должны были заработать опытные селекционные станции, куда помимо теоретических материалов предполагалось отправить и семенной материал. Можно сказать, что помимо Попадалово — несколько филиалов уже функционировали, при каждом заводе. Не считая Троицка, где основали полноценное хозяйство, там же и высадили подсолнечник. В этом году рассчитывать на первое масло было глупо, но вот семян должно было хватить с лихвой для повсеместного его внедрения. Особенно на юге Империи…

До обещанного на выходные концерта дожить спокойно не получилось, ладно хоть случившееся не получило большого общественного резонанса. И без травм обошлось, дело случилось политическое. Служащие тайной экспедиции (не иначе, с помощью агентурных сведений) изъяли у студентов некую литературу, а троих человек — взяли под арест. К величайшему изумлению Егора, вроде во всех газетах про свободу слова и отсутствие всяческой цензуры задвигают, а тут этакий произвол. Особисты несколько его недоумение развеяли, пообщавшись после задержания подозреваемых и изъятия крамолы. Вначале, правда, пожурили его:

— Ну вот как так, Егор? Вы когда с Александром Павловичем поехали в августе по гостям в Башкирию, у нас оперативные работники чуть драку не устроили за то, кто за вами приглядывать поедет! Ждали, понимаешь ли, что вы в пучину греха и разврата очертя голову кинетесь, вырвавшись из семейных уз! А вы даже овечку не зарезали! А потом ещё этакий финт выкинули, возвратившись обратно на единственной оставшейся у глубокоуважаемого бия лодке! Потеряли ведь вас, несподручно оказалось конным за лодкой по реке следовать…

— Блядь! — Обрадовался Егор тому факту, что он, оказывается, под неусыпным надзором. Нет, он и без откровений служащих о нечто таком догадывался, но одно дело догадываться, другое увериться самому. — Это чо теперь, я всегда под колпаком?

— Ну-с, в спальню к вам с вашей супругой нос никто совать не станет, но ваша безопасность, как носителя конфиденциальной информации, под неусыпным контролем. Да и не только ваша. Вас, верно, интересует сегодняшний инцидент? Вот полюбуйтесь!

— Что это⁈ — Егор принялся вертеть в руках переданную ему брошюру и томик, готический шрифт на обложках, по всей видимости немецкий, ясности не прибавлял. — Ну книги и книги, у нас ведь вроде в империи нет цензуры, по крайней мере явной?

— Да, но факт появления на Урале книг, отпечатанных в европейских типографиях и в первую очередь предназначенных для иностранной публики, заслуживает самого пристального внимания! И какая литература! Изя Лазерсон и Барух Шикльгрубер, «Протоколы сионских мудрецов»! Лев Михайлович Гумилев, «Капитал», первый том! Ещё европейские умы не ознакомились, а уже у нас появилось! Были вынужденны принять меры!

Егор, оценив иронию и комизм ситуации — заржал как конь, до слез.

— Ыыы! Так пусть бы читали! — В промежутках между приступами хохота предложил он особистам. — Только на пользу пойдет!

— Так мы разве против⁈ — Оскорбился служащий тайной экспедиции. — Мы и выжидали, пока они брошюру перепишут и «Капитал», в двух экземплярах! Сейчас то усердней читать начнут!

— А арестовали тогда зачем пацанов? — Удивился Егор.

— Отпустим, — пообещал особист. — вот пути того, как эта литература сюда попала выясним и на свободу с чистой совестью…

И ведь не соврали, уже на следующий день троицу выпустили из застенков и они, в ореоле мучеников и борцов за свободу — упивались всеобщим вниманием. Впрочем, имидж непримиримых идейных бунтарей несколько смазывало их явное нежелание где-либо присесть, даже во время обеденного перерыва. Как догадался Егор — раскололись, пусть и не сразу, а после розог. Или что тут применяют для вразумления…

Так, незаметно, в трудах и заботах пролетело время до выходных и обещанного концерта. Вернее, до выходного, всё-таки не советская власть — два дня выходных, да ещё и во время страды устраивать. Утром в село приехали Маня с Дуняшей, в сопровождении своих женихов, вместе со всеми отстояли воскресную обедню и отправились готовиться к вечернему концерту. А Егор, пользуясь родственными отношениями со звездой — отправился на так называемую репетицию, проходившую в таверне. Не столько из любви к искусству, сколько пообщаться с любимой племянницей и зятем, который того и гляди сорвется по приказу главнокомандующего то ли в Польшу, то ли в Финляндию, усмирять волнения.