Подождал, пока телеграфист отошлет короткую телеграмму с пометкой «срочно».

Потом вернулся к начальству, переговорили о деталях. Договорился о переходе Шерстобитова к нам и о судьбе есаула Лаврентьева. Выяснилось, что он сидит в той же тюрьме, что и генералы Альбертоне Эллен и Аримонди (этот был взят в плен еще при Амба-Алаге[89]), генералы Дабормид и Баратьери были убиты: первый во время моего рейда вместе с галласами раса Микаэла, причем как и в реальной истории, тело его так и не нашли; второй – в битве при Адуа, а в реальной истории он остался жив и не был пленен. Попросил, чтобы Лаврентьева привели в порядок и откормили, скорее всего, консул и агент заберут его с собой, на что мне ответили, что его и так кормят наравне с генералами, то есть неплохо, но гулять он сам не выходит и, похоже, совсем лишился ума.

Тут прибежал посыльный с шифрованной телеграммой из Петербурга. Я отлучился для расшифровки. Телеграмма была от Обручева, в ней говорилось, что он только что получил телефонограмму из Гатчины о том, что Россия согласна на посредничество в Александрии и в качестве стационера будет броненосец «Чесма», который уже в Порт-Саиде и через три-четыре дня будет у нас в Массауа.

Поехал к мэру, получил у него информацию по бюджету города и налогам с населения. Мэр также сообщил, что в ночном происшествии никаких грабителей не было. Просто полицейский патруль, который охранял дом губернатора с того момента, как он уехал на войну, обратил внимание на подозрительных всадников, едущих ночью по направлению к дому, и попытался их задержать. Один получил саблей плашмя по голове, а, поскольку на голове все раны кровавые, то, обливаясь кровью, упал на землю. Всадники, выстрелив для острастки, ускакали, а коллеги подвернувшегося «под горячую руку» полицая, поволокли его в русский госпиталь, где ему зашили рану. Сейчас он еще в госпитале, но на днях его выпишут. Службу у дома полицейские несут вчетвером и проинструктированы.

Хорошо еще, что мы никого не убили…

Потом поехал посмотреть, что в лагере военнопленных, «отказников» стало втрое больше, поскольку все морские офицеры и унтера отказались работать на дороге. Матросы уехали, а офицеры сидят и волком смотрят. Еще бы, теперь на лепешке-инджире и просяной каше сильно не разгуляешься. Сказал, что сегодня был на строительстве дороги, люди там сыты, мясные консервы, рис, сушеные овощи и паста у них не переводятся, а на днях пастухи пригонят стадо овец и десяток мясных быков, поскольку все на дороге работают хорошо и должны хорошо питаться. Так что, если кто надумал, то пусть обращается к охране – отправим на строительство или на работу по специальности, если таковая есть. Молчание… Ну и сидите дальше.

Вернулся домой уже вечером. Завтра с утра надо ехать встречать консула, а там и «Чесма» придет. Решил, пусть пока Шерстобитов со своими палатку за воротами ставят – как передовой дозор, столуются у нас, но службу несут по внешнему периметру, все же не знаю я их, посмотрим, что за люди, стоит ли их приближать.

Попросил кухарку приготовить сегодня на всех праздничный ужин по случаю прибытия и завтрашнего убытия хозяина дома и его окрестностей верст на пятьсот. Хорошо было бы объехать свои владения, с людьми познакомиться, посмотреть, как и чем они живут – а тут «исполняй службу царскую» – опять в дипломаты, но уже от Менелика. Хотя, если разобраться, кого еще посылать – языками европейскими только Ильг и я владеем. А переговоры будут непростыми, небось, итальянцы захотят сразу «нагнуть» дикарей и за связку бус и зеркальце все обратно получить, да еще и деньжат с негуса слупить.

Кстати, о деньжатах. Я ведь только приблизительно знаю, сколько их в чемодане. Сначала посчитал банковские пачки: получилось почти полтора миллиона лир. Если монетка в 20 лир равна русской золотой пятерке, то это 370 тысяч рублей на ассигнации (если 1 рубль равен 4 лирам), потом более 50 тысяч франков, 12 тысяч фунтов, 11 тысяч германских марок марок в ассигнациях и в золоте 20 тысяч франков, 10 тысяч фунтов и около 10 тысяч марок. Так я миллионер! Но это могут быть вклады, и, если люди будут моими подданными и располагают весомыми свидетельствами о том, что они за минуту до бегства кассира еще не забрали свои деньги (то есть чеки, выписки со счетов, заверенные тем же кассиром), тогда – пожалуйста, деньги вернем. Поэтому я не миллионер, а кассир. Хотя что-то мне останется. Во-первых, я уже полтора месяца сам кормлю рабочих. Во-вторых, кто-то уехал, а деньги остались и уедут еще, чего ради мне возвращать им деньги, не имея четких доказательств, что за минуту до бегства кассира они еще имели свои вклады неснятыми – пусть банк в самой Италии и платит. Кстати, где же директор банка, надо узнать у мэра. Закрыл чемодан и опечатал его.

Посмотрел свой кабинет и спальню – хорошо жил генерал, мебель итальянская, ценные породы дерева, чуть ли не палисандр. Как говорил Артамонов, вроде из дома ничего не пропало – вот только сейф в кабинете и другой, поменьше в спальне, заперты, ключей нет и специалиста взламывать их пока не нашли. Ладно, это не горит. На всякий случай опечатал сейфы своей печатью. Большая карта провинции в кабинете, посмотрел – карта рисованная, копия с меньшей, зато здоровенная – во всю стену. Итальянский флаг уберем за шкаф, нечего ему здесь отсвечивать. Повешу портрет президента, нет, конечно же, дорогого негуса, поставлю за собой развернутый эфиопский триколор и личный флаг раса в пурпуре – и чем не штаб-квартира.

Пришла некрасивая пожилая горничная и на неплохом французском сказала, что все собрались в столовой, но не в парадной, а во флигеле. Закрыл дверь, еще раз опечатал ее и пошел к своим.

За столом собрались все, кроме шерстобитовцев и дежурного караульного отделения. Всего-то за столом десяток казаков, Артамонов, коллежский асессор Титов, поручик Петров, подъесаул Стрельцов.

Сказал, что всем одобрены представления на награды, что я сделал, еще будучи послом, после этого награждает уже не русский царь, а эфиопский – медали вы все получили. Из сидящих за столом Станислава 3-й степени получит коллежский асессор Титов, а подъесаул Стрельцов награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами, за боевые заслуги. Кавалером знака военного ордена Святого Георгия становится унтер-офицер Артамонов – за то, что вторым номером во время боя с кочевниками отразил основную фронтальную атаку врага.

– Все знаки вы получите уже по возвращении на Родину от ваших непосредственных начальников. Сегодня я получил трофейные деньги и завтра поездом я, подъесаул Стрельцов и четверо человек охраны отправимся в порт, так как делить деньги должно общество.

Все крикнули «Ура атаману!», и горничная с поваром стали наливать нам кьянти из большой оплетенной бутыли. Чуть не десяток таких бутылей было в подвале, как и полка с более изысканными винами, включая пару дюжин шампанского в покрытых пылью бутылках. Кьянти отлично пошло к баранине с рисом и специями. Когда все насытились, я сказал, что на днях уезжаю в Александрию для ведения мирных переговоров. За это тоже выпили и пожелали мне удачи. Сообщил, что из Александрии к негусу выехали консул и военный агент, и если рас Мэконнын уедет, то пусть они живут в гостевых комнатах – там как раз две спальни, общая гостиная и ванная комната. Но, скорее всего, они поедут с негусом в Мэкеле, а, может быть, негус проведет с ними переговоры, и мы уедем вместе в Александрию, пока я не в курсе. В любом случае быть с ними предельно вежливыми, отдавать честь, обращаться по чину и в то же время лишнего не болтать. После этого попросил Стрельцова выйти со мной подышать на воздух.

– Иван Парфенович, не хотели бы вы остаться на службе у негуса? Менелик, кроме княжеского и младшего дворянского звания баляге, ввел с сегодняшнего дня промежуточные дворянские титулы барона и графа, по типу европейских. Я бы мог похлопотать для вас о баронском титуле, стали бы абиссинским бароном, а то, если повезет, и графское достоинство выбить можно. Будете графом абиссинским, а уж генеральский чин для вас не за горами. Деньги тут водятся… Выделю вам поместье, хоть здесь, в Асмэре, соседями будем, или еще где понравится, тут, говорят, апельсиновые рощи недалеко. Как, Иван Парфенович, решитесь?