Старший урядник, ведавший подсчетом трофейных паев, сказал, что «на чихирь обчеству» осталась некая сумма от не делившейся нацело, поэтому, чтобы удача нас не покинула, он просит атамана и есаула сегодня повечерять с казаками. Я согласился, но только чтобы в меру, и попросил фельдшера Семирягу развести половину оставшегося спирта, так как из Александрии я чего-нибудь «обчеству» привезу. На вопрос, как я доплыву до Александрии, сказал, что буду участвовать в мирных переговорах и, возможно, войне конец – уже объявлено перемирие, так что в итальянцев не стрелять, если они сами первые огня не открывают. А как поплыву, это пусть гости наши решают, что к негусу едет.
Казаки купили у стрелков-абиссинцев барана и приготовили на ужин шашлык, опять кричали «Ура атаману» и пели песни, потом выставили караулы и легли спать. Новиков распорядился, чтобы его артиллеристы, расположившиеся на пароходе, ночью освещали прожектором вход в бухту, но случилось как в поговорке: «шею вымыли, а бабушка не приехала», будем ждать ее завтра с утра.
Глава 12. «Пушки с берега палят, кораблю пристать велят…»
Утром гостей не было, съездил в порт к Новикову. Он уже собезьянничал новые знаки различия и пришил себе по кубарю на воротник, а его фейерверкеры – треугольнички. Казаки пока обошлись без новых знаков различия, поскольку пришивать их на рубаху без ворота некуда. Но кресты и медали еще вчера все прикололи. Вот только Нечипоренко некуда было шейный орден повесить – не на голую же шею… Заметил, что рангоут лежащего на боку крейсера «Dogali» спилили, чтобы не мешал шлюпкам плавать по акватории порта – и так крейсер перегородил довольно большой участок, то есть, когда начнем пользоваться портом, надо его либо поднимать, либо взрывать или резать и растаскивать на металл, но там же боезапас?! Спросил нового прапорщика-баляге, есть ли у нас заряды для салюта, а то ведь будут давать «салют наций» как при заходе в иностранный порт, а нам отвечать придется. Новиков ответил, что боеприпасы (даже обычные полузаряды с кораблей, не говоря уж об унитарных зарядах к орудию Барановского) ему тратить не хочется, так что, если есть возможность, нельзя ли обойтись без никчемной пальбы?
Вот забыл, а лоцман у нас есть?
Поехал к домику начальника порта, он вышел встречать меня за ворота, уважительно поклонился, я ответил ему легким поклоном, назвав по имени (у Новикова узнал, что зовут его Мехмет-ага). Пожилой Мехмет-ага прямо лучился от счастья, что такой большой начальник, как я, уделил ему внимание, стал приглашать в дом на чашечку кофе. Я отказался, сославшись на то, что мы ждем русский военный корабль.
– Не тот ли, ваша княжеская милость, – указал Мехмет в противоположном направлении от того, откуда мы ждали пароход Доброфлота.
Потом, видимо, спохватившись, что я в очках вижу хуже него, приволок огромный допотопный бинокль и вручил мне. И правда, достаточно далеко, но все же не на горизонте, шел прямо на нас большой парусный корабль.
– Нет, уважаемый Мехмет-ага, мы ждем пароход с другого направления. Но, поскольку русских военных кораблей здесь явно не было, – не подскажет ли уважаемый начальник порта, где нам взять лоцмана.
Оказалось, что он и есть лоцман, и порт тоже был на нем, а начальник вообще здесь показался два раза – когда приехал и когда уехал, а Мехмет к нему в Асмэру регулярно возил таможенные пошлины и прочие платежи за стоянку в порту. Я опять посмотрел на корабль и увидел, что он лег в дрейф, а от борта отделилась шлюпка. Отдал бинокль хозяину и спросил, что их там заинтересовало (я все думал итальянских моряков, которые убежали в том направлении) Может, они на берегу подавали сигналы, чтобы их спасли? Мехмет ответил, что там и есть, собственно, город Массауа, но корабельная стоянка здесь лучше, глубже – вот даже пароход к молу может подойти под разгрузку, а в городе – только малые парусные суда швартуются к причалу. Когда наступает Хадж[93] – они перевозят на ту сторону Красного моря столько паломников из Африки, что это дает им возможность работать перевозчиками неделю и безбедно жить целый год. Оказывается, Мехмет сам совершил Хадж, и он тоже является хаджи.
– Хорошо, уважаемый Мехмет-хаджи, будь сегодня дома, ты можешь понадобиться.
– Ваша княжеская милость, они приняли шлюпку на борт и идут сюда малым ходом под машиной, через двадцать минут будут на внешнем рейде.
Теперь я тоже увидел, что корабль убрал паруса и над ним появился дымок, он шел прямо на нас. Крикнув Новикову, чтобы готовили баркас, поскакал в крепость. Со мной поехали Стрельцов и двенадцать гребцов на весла. Успели вовремя: с военного корабля спускали шлюпку, с нашей стороны к кораблю двинулся баркас с лоцманом. Кроме нас со Стрельцовым, на низком шлюпочном причале остались ждать Новиков и еще двое казаков при шашках и револьверах, но без винтовок. Заметил, что артиллеристы на мостике парохода выкатили пулемет и развернули на палубе одно из орудий Барановского на приближающийся корабль и шлюпку. Шлюпка и баркас встретились, а потом баркас продолжил ход к кораблю, а шлюпка пошла к нам. На носу шлюпки стоял матрос и промерял глубину, а на корме сидел офицер и записывал результаты, время от времени направляя на берег ярко блестевший медью прибор. Подойдя к нам и выполнив команду рулевого «суши весла» (слава богу, русские!), шлюпка ловко пришвартовалась, и из нее выпрыгнул на помост молодой офицер. Подойдя к нам, он отдал приветствие и представился: корпуса флотских штурманов поручик Конюшков Иван Иванович[94], старший штурман клипера «Джигит».
Я ответил на приветствие, назвал имя и чин, представившись действительным статским советником в отставке, ныне генерал-лейтенантом войск императора Менелика II и владетельным князем Тигре и Аруси, затем представил сопровождающих меня офицеров, увидел, что Новикову понравилось быть прапорщиком и старшим артиллеристом моего отряда. Поручик, узнав, что за место назначено для якорной стоянки «Джигита», извинился, что ему нужно быть на клипере и руководить постановкой на якорь. Я попросил его передать командиру, что у нас все по-простому и можно обойтись без «салюта наций», кроме того, мы не хотим тратить попусту заряды для орудий, они нам могут пригодиться, а баз снабжения у нас здесь нет.
Потом шлюпка еще раз прошла по месту предполагаемой стоянки, промеряя глубины, и вернулась на клипер. После этого, малым ходом, промеряя еще раз глубину фарватера, клипер вошел в бухту и точно встал на то место, которое было определено для якорной стоянки.
На этот раз на берег пожаловал капитан крейсера 2-го ранга, как по-новому наказывался старенький «Джигит» с его парусным вооружением и орудиями в бортовых портах. А как капитан представился, так меня чуть «кондратий»[95] не хватил – вот он, легенда «Цусимы» Новикова-Прибоя и будущий младший флагман и контрадмирал, а ныне кап-два[96] Дмитрий Густавович фон Фелькерзам, собственной персоной. Это гроб с его телом будет носиться по волнам Цусимы, влекомый причудливым воображением баталера (каптера) матроса Затертого[97], то есть Новикова, взявшего потом звучную приставку «Прибой» (модно тогда было коверкать свою фамилию, не просто Лебедев, а Лебедев-Кумач, а то и вовсе от нее отказаться, став Горьким или Бедным). Но это все в будущем, о котором человек с приятным интеллигентным лицом и не догадывается, мечтая просто «посадить орла»[98] на эполеты, выйдя в отставку и тихо жить на мызе Папенхоф Курляндской губернии, рассказывая домашним в сотый раз какую-нибудь историю из путешествий и плаваний, а те должны в сто первый раз удивляться и ахать, какой папенька или дедушка герой был в молодости. Вот так-то лучше было бы, чем, если бы этот симпатичный дядька скандинавской наружности лежал бы в корабельном холодильнике внутри затонувшего «Осляби».
