– Александр Павлович, спасибо, вижу, что вы искренне это говорите, но я бы хотел поступить в Николаевскую Академию, стать офицером Главного Штаба.
– Понимаю, из вас дельный штабист получится, карту вы читаете и нанести кроки можете, то есть топографии сами кого поучите, в бою храбрости не занимать, но у вас храбрость умная, а это дорогого стоит. Грамотные офицеры России нужны, вот откуда потом глупые генералы берутся? Даже графом не хотите, а, ваше эфиопское сиятельство!
– Нет уж, увольте от эфиопских сиятельств, тут тоже глупых генералов хватает, и как бы не больше их, чем в России.
– Ну, как знаете, подумайте, вместе с вами мы здесь такого наворотим, даже по большому счету штабисту Букину это не снилось, что-то я его в бою не видел, как вас, кабинетный он офицер, а вот уже эфиопский генерал-майор и от негуса графский титул точно получит. Да, вот что, отвезите завтра на продукты Нечипоренко триста золотых лобанчиков, да тысячу талеров, скажите, я велел, а то их кормить забывают. Распишетесь в получении, а потом пусть есаул при вас распишется в приходе и передаст бумагу Титову для отчета.
Потом я пошел к себе, сказав Стрельцову, чтобы пригласил ко мне Артамонова. И тут мы услышали выстрелы в саду, сначала один, потом и второй. Выскочили казаки с оружием, побежали, разделившись на две команды, в сад, огибая главное здание справа и слева. Мы присоединились к той команде, где было на одного казака меньше. В саду метрах в пятидесяти от дома лежал человек в потрепанной итальянской офицерской форме, точно между лопаток у него было пулевое отверстие. Перевернули – еще молодой совсем человек с аристократическим лицом, даже в плену следил за собой: чисто выбрит, мундир заштопан и относительно чистый, сапоги начищены, хотя подметка отвалилась.
Рядом нашли морской кортик – откуда он у пехотного капитана, неужто у морячков-«отказников» одолжил? А ведь я после бунта в Мэкеле велел офицерам сдать оставленное им холодное оружие, но многие сказали, что впопыхах, спасаясь, его не взяли и сдавать им нечего. В кармане кителя документы на капитана Орельяно, в нагрудном – портмоне с какими-то деньгами и фотографией девушки, а также ключи. Но не ключи от дома… постой, а не ключи ли это от сейфов генерала?! Рисунок бородки ключа знакомый, только что я такую щель в дверке видел… Взял попробовать, подобрать. Велел убрать труп, а утром отвезем капитана в лагерь на опознание. Тут же, в сбежавшейся толпе, с фонарем стоял мой денщик Артамонов, он и помог найти кортик.
– Отойдем в сторону, Иван Ефремович, – я взял старика под локоть, – прежде всего, поздравляю вас с «Егорием».
– Спасибо, Александр Палыч, только вроде не заслужил я, всего-то раз в бою за эту экспедицию был.
– Ладно, дорогой мой, зато много где был, да награда обошла. Что ты думаешь делать после того, как все закончится – в Россию вернешься или при мне останешься и служить дворецким станешь? Да, собственно, ты им и служишь, но после подписания мира можешь уйти со службы негуса и уехать домой.
– Да я уже говорил вам, ваше превосходительство, что дома меня никто не ждет, кроме старости на съемной квартире и маленького пенсиона. Я бы с вами остался.
– Спасибо, Иван Ефремович! – настоящий верный друг ты мне. – Получишь грамоту на эфиопское дворянство, могу даже землю тебе дать и денег на собственный дом. А то женись, вон как я, на абиссинке, правда, хорошеньких принцесс больше нет, остались страшненькие.
– Да ладно вам шутить, Александр Палыч, буду с вами до смерти и служить буду не за страх, а за совесть, да и дворянство мне это ни к чему, я политесов дворянских не знаю.
– Ефремыч, какие политесы, ты тут на фоне эфиопов как профессор какой, у них даже генералы на пальцах считают. Да, кстати, по поводу счета, что там у меня денег осталось? Мне в дорогу надо будет взять золотишка.
– Александр Палыч, я только местным слугам по малому золотому заплатил за месяц, а продукты, фураж, те Титов закупает, из отрядных сумм. Но он за каждый талер с местными собачится, экономит, но питаемся мы хорошо, просто поначалу с нас купцы лишку собирались брать, ну так Титов ихних купцов хитрее и торгуется лучше, мол, не хочешь, я у твоего соседа возьму – вон у него бараны какие, не твоим ровня, а продает дешевле. Потом нам от Мэконнына часто всякую живность и бананы с финиками привозят. Тут вон рас приехал, тесть ваш, так сразу телегу «пельцынов»[90] сладких привезли, да винограду разного.
Попросил Артамонова мне приготовить местный наряд, не парадный, но чистый, а тот, что на мне, и почистить и постирать. Парадный же сложить в чемодан, поедем вместе в Александрию.
– В порту мне придется быть в моей форме, и на воротничок себе три кубика из синего сукна приделай, – нарисовал как. – А мне на форму – такую же, как у тебя, Ефремыч, песочную, с карманами, три синих ромба – вот так надо будет сделать. Знаешь, где синее сукно у Титова? Я ему скажу, чтобы выдал, хорошо бы их на золотой галун положить – может, где отрезать с изнанки с дипломатической формы, хоть с парадной, а то вовсе бы сделать их золотыми – вот это будет даже лучше. Солиднее, по-нашему, по-генеральски. Завтра мне нужно, за два часа до полудня. Только не мельчи с ромбами, по размеру они должны быть, как три твоих, сложенных в длину.
– Все сделаю, не волнуйтесь, Александр Палыч, с утра и покажу, если удастся галун с изнанки добыть.
Пошел пробовать ключи. Сначала в кабинете – подошел с первый попытки. Открыл дверцу – в основном бумаги, приказы, карты, в общем, архив для музея. Наградной пистолет. Ордена и медали генерала – надо бы передать все в семью. Десятка два коробочек с вензелем Умберто I с орденами Короны Италии и ордена Святых Маврикия и Лазаря: рыцарские пятые степени – награждать отличившихся офицеров. Еще ларчик – те же серо-зеленые итальянские банкноты по 20 лир с портретом королевы. Две тысячи лир в пачке – пятьдесят пачек, то есть сто тысяч лир, 25 тысяч рублей – фонд главкома, негусто… Переложил шкатулку с банкнотами в чемодан и сунул его поверх бумаг.
Маленький сейф в спальне – письма, фотографии, коробочки с драгоценностями, надо тоже вернуть в семью. Закрыл и опечатал сейфы.
Утром пошел к Титову, выбрал себе комплект неношеной песочной формы, вместо ботинок взял эфиопские козловые сапожки, понравились они мне и на лошади ездить в них хорошо. Кобуры под «наган» у нас нет, возьму со «смит-вессон» под ремень подойдет и финский нож в чехле, благо несколько штук еще осталось. На голову – панама, жаль, кокарды эфиопской еще нет, а может, тоже ромбы приделать – как звезды на каску в американской армии? Потом спросил, что у нас с отрядными деньгами. Титов принес книгу и стал объяснять траты, показывая расписки, кто и на что брал. В основном на закупку продуктов. Посмотрел остаток – почти две с половиной тысячи талеров и все золото. Сказал, что Стрельцов заберет для Нечипоренко под расписку тысячу талеров и триста лобанчиков на продукты, а то наших приморцев забывают снабжать едой. Местные сомали и суданцы их с восторгом будут брать за рыбу и мясо.
Потом пошел к Артамонову, он подпорол шитьё снизу и выкроил шесть кусочков золотого галуна, так что, если пришить подкладку обратно, вообще ничего не видно, показал ему, как приделать их на воротник. Потом подумал, их же видно не будет – отрезал прямоугольник синего сукна, как петлицы довоенной РККА, и расположил ромбы – вот то, что надо.
Завтрак был простой, но сытный – яичница и то ли творог, то ли мягкий сыр с зеленью на свежевыпеченные лепешки – казаки и здесь соорудили тандыр и научили повара печь лепешки из пшеничной муки, вроде узбекских. Соскучился я по молочному и спросил горничную, поскольку повар понимал только на тигринья или по-итальянски, откуда сыр? Сказала, что это местные коровы зебу, породы боран, они меньше молока дают, чем европейские, зато молоко жирнее и вкуснее, а с местными ароматными травами получается очень вкусный мягкий домашний сыр – всем нравится, за редким исключением. Это явно итальянское влияние, которое в Асмэре вообще очень заметно, несмотря на то что итальянцы полными хозяевами были только два года, правда до этого полвека было торговое и деловое присутствие, вот оно и наложило отпечаток на кухню и быт. Да и архитектура чем-то напоминает южноевропейские городки – все аккуратненько, зелень, цветы, садики за решетчатыми заборами, увитыми зеленью, – это вам не шумный мусульманский Харар. Даже губернаторский дом построили быстро и со вкусом, у него вид, как будто он стоит здесь уже два десятилетия, но, конечно, за домом следят, но он здесь – свой и надолго. Потом пил кофе, пришел Стрельцов, сказал, что все получил, но сначала надо съездить в лагерь пленных.
