Аликс едва дышала. Ей хотелось, чтобы этот хитрый человек рассказал ей о вещах, о которых ее мать никогда ей не говорила.
– Ведьма рыцарей-тамплиеров, – произнес он, с улыбкой глядя на нее.
У Аликс возникло ощущение, что он прочитал ее мысли и решил уступить ей. Вот почему они называют ее Магдаленой. Говорят, что тамплиеры поклонялись настоящей Марии Магдалене и что каждая последующая Магдалена является ее потомком по прямой линии. Говорят, что именно тамплиеры добивались того, чтобы на французский трон сел Генрих, а не Карл.
– Из-за сожжения? – спросила Аликс, бросив быстрый взгляд на Ланселота де Гини, который сидел рядом с братом. Казалось, он был занят беседой с одной из пышно одетых дам, приехавших вместе с герцогом в Мерсье. Но Аликс заметила, как он бросил на нее косой взгляд.
– Да, из-за сожжения, – ответил герцог, энергично взмахнув ножкой жареной птицы, которую держал в руке. – Полная неразбериха, послужившая началом великой смуты.
Подняв глаза, Аликс увидела, что на них пристально смотрит Северин. Она в который раз подумала, что ей хотелось бы знать, что спрятано в глубине его глаз. Ей хотелось бы знать то, что знает он.
Ланселот де Гини не смог промолчать.
– Они были прокляты, – процедил он.
– Совершенно верно, – подтвердил герцог Бургундский, привлекая к себе внимание собравшихся.
Даже епископ услышал его и застыл с марципаном в руке.
– Он проклял Филиппа Красивого и папу Климента Пятого, – едва слышно проговорил Гини, но вес его услышали. – Проклял их обоих. Тогда народ начал покидать Рим, чтобы укрыться в Авиньоне, подальше от короля. Когда пламя костра охватило его, Жак де Моле, Великий магистр тамплиеров и крестный отец дочери короля, обрушил проклятия на Филиппа и на весь его дом до тринадцатого колена. Он поклялся, что не пройдет и года, как он встретится с Филиппом и папой перед Божьим судом. Проклятие исполнилось. – Сэр Ланселот быстро перекрестился. – Остается только увидеть, что произойдет дальше с его домом. Говорят, проклятия умирающего человека всегда сбываются.
– Не обязательно, – возразил герцог. – Я все еще жив и здоров, хотя многие умирающие, переходя в мир иной, тоже проклинали меня. Ты сам, Ланселот, можешь проверить это на себе. Ведь твои действия, даже внутри этого замка, нельзя назвать достойными.
Герцог Бургундский снова повернулся к графине де Мерсье.
– Король, здоровый молодой мужчина сорока шести лет, никогда прежде не болел. Однако он подхватил простуду, охотясь на кабана, и умер в течение двух недель, как и предсказал де Моле. К нему присоединился папа, который умер через месяц после проклятия.
– Но было еще хуже, – прошептала Аликс, вспомнив историю, рассказанную Северином.
– О да, гораздо хуже, – согласился герцог. – Ни один из живущих на земле трубадуров не смог бы сочинить подобную историю. Проклятие было направлено на уничтожение потомства Филиппа. У него было три здоровых сына – беспрецедентный случай, когда имеются сразу три наследника, – и каждый из них был здоров как бык. И каждый раз, когда кто-то из них садился на трон, что-то случалось. Все они один за другим – Людовик Десятый, Филипп Пятый, Карл Четвертый – умирали молодыми. Они не оставили после себя ни одного законного наследника. Незаконные, конечно, в расчет не берутся…
Переждав хихиканье, герцог Бургундский посмотрел на своего брата. Сэр Ланселот с улыбкой на лице выдержал его взгляд.
– …Оставалась только дочь Филиппа Жанна, – продолжила Аликс, удивляясь сама себе. – Она была крестной дочерью Жака де Моле и единственной оставшейся в живых наследницей из династии Капетингов.
– Но тот факт, что она была крестной дочерью колдуна, не спас ее от проклятия, – перебил ее герцог. – Потому что она была женщиной. Вопрос о наследовании трона никогда раньше не возникал. В этом не было нужды. У династии Капетингов никогда не было проблем с мужчинами-наследниками – во всяком случае, до проклятия. Быстро созванная ассамблея подтвердила салический закон и заявила, что женщина не может наследовать французский трон. Но она стала Изабеллой Английской, выйдя замуж за Эдуарда Второго. Многие люди в обеих странах ее ненавидят. Подозревают, что она в сговоре со своим любовником убила мужа-короля:
– Не будь я живым, их смерти быстро бы приписали мне, – с притворным вздохом заметил герцог.
Снова раздались смешки. Все хорошо помнили Людовика Орлеанского и других королей.
Герцог остановил проходившего мимо слугу, взял с блюда пирожок с мясом и вонзил в него маленькие острые зубы.
– Какие чудесные пирожки! – воскликнул он. – А такой вкусной телятины, какую подавали перед этим, я никогда не ел. Как жаль, что граф де Мерсье – я имею в виду настоящего графа, которого с нами больше нет, – не присутствует сейчас здесь и не может поблагодарить своего повара за его кулинарные способности.
Де Гини густо покраснел, и на щеке его запульсировала жилка. Тон их разговора неожиданно изменился. Какая-то мрачная и опасная завеса разделила братьев. Аликс это сразу почувствовала, хотя и не могла понять причины происходящего.
«Я спрошу об этом Северина. Северин знает их гораздо лучше».
Мысль не успела еще сформироваться в ее голове, как она поняла ее тщетность. У нее больше не будет возможности задавать ему вопросы или доверять ему свои тайны. Герцог приехал сюда со своим кузеном епископом. Аликс не могла оторвать взгляда от священнослужителя, пока он стирал бараний жир с лоснящегося лица отделанным венецианскими кружевами платком. Епископ выглядел весьма довольным, что, как решила Аликс, не обещает ей ничего хорошего. Довольство на лице епископа в это опасное время означало, что он получит либо землю, либо деньги, либо и то и другое. И хотя воздух трещал от напряжения, Аликс знала, что рыцарь де Гини имеет здесь власть. Он был единственным братом герцога и в свое время спас ему жизнь. И хотя официально ее траур спас Аликс от брака с ним, она ясно понимала, что он получит ее, если захочет. И получит ее со святого благословения церкви.
Но она может отказать ему. Робер ее не любил, а Северин отклонил ее предложение, и, однако, она не поставит Ланселота де Гини на одну доску с ними.
Она запрет себя в монастыре. Она убежит.
– Ваша светлость… – начала она, но герцог взмахом руки остановил ее и повернулся к епископу:
– Следовательно, все решено, да, Жискар? Я всегда предпочитаю решать дела по мере их поступления. Невеста выиграна. Значит, ее надо отдать. От церкви требуется дополнительное разрешение?
Епископ с трудом поднял голову от тарелки с апельсинами под пикантным соусом, явно недовольный, что его оторвали от столь вкусного блюда, пусть это даже и был сам герцог.
– Разрешение уже дано. Естественно, оно касается только леди Аликс. Она вдова, и ей нужно особое разрешение. Дело за женихом. Но возможно, ей понадобится время, чтобы подготовить себя к новой жизни.
– Глупости, – отмахнулся герцог. – У нее было предостаточно времени, чтобы подготовить себя к замужеству. Зачем откладывать свадьбу? Графине де Мерсье придется привыкнуть только к смене жениха и титула.
Не спрашивая разрешения, Аликс поднялась из-за стола и посмотрела на герцога холодными бирюзовыми глазами.
– Я не выйду за него замуж, – заявила она. – Я не могу связать свою судьбу с рыцарем де Гини.
– Мой брат уже не Гини, – произнес герцог с явным наслаждением. – Сейчас он стал обладателем того, чего ему хотелось больше всего на свете, – титулом. Узаконенным титулом. С сегодняшнего дня он будет известен во всем христианском мире как граф де Мерсье. Имя благородное и знаменитое. Сейчас он поднялся в своем ранге, а вы, миледи, понизились.
– Понизилась? – Аликс почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, и опустилась на стул.
– Именно так, если, конечно, ваш верный слуга Бригант не поднимется до звания пэра и не наградит вас титулом. Такое всегда может случиться. Я обнаружил в нем редкий талант в достижении цели. – Жан Бургундский засмеялся, наслаждаясь произведенным впечатлением. – Так как мой брат имел глупость вас проиграть, вы должны достаться победителю. Бригант сражался за вас, и теперь вы принадлежите ему. Да поможет вам Бог!