— Оно меркнет по сравнению с тобой, — ее пальцы касаются ожерелья, и я наклоняюсь к ней, чтобы спросить, но так, чтобы никто не услышал. Она кладет свою теплую руку мне на бедро и наклоняется. — Ты начала пить на работе?

— Перестань миловаться и скажи, зачем я здесь, — требует Ева, наливая себе щедрую порцию вина.

Я откидываюсь на спинку стула и, прищурившись, смотрю на сестру. Я уже собираюсь спросить, нужен ли ей этот бокал, но к черту. Возможно, так будет легче справиться с ней, когда мы сообщим новости.

Я ослабляю галстук, который больше похож на петлю. Когда здесь стало так чертовски жарко?

— Насколько все плохо? — спрашивает Ева, замечая мой дискомфорт. Даже Джин заметила. Она ободряюще сжимает мою ногу.

— Джин… — я не знаю, как это приукрасить. Глаза Евы мечутся между мной и моей женой, а на лицах братьев появляются забавные ухмылки. Я хочу врезать им и стереть эти глупые ухмылки с их лиц. Я должен был позволить одному из них сделать это.

— Из-за нашего семейного бизнеса — начинаю я, и она замирает. Она всегда так делает, когда поднимаются подобные темы.

— Да, патент, — осторожно говорит она. Я на секунду замираю, потому что об этом я даже не думал. Она убирает руку, оставляя холодную пустоту.

— Нет. Это мафиозный бизнес.

Ее лицо бледнеет. У нас никогда не было настоящего разговора на тему «это — то, что я делаю». Я так привык не говорить о вещах, которые не следует обсуждать. Говорить вслух, что мы мафия, — относится к этой категории.

— Вы торгуете наркотиками? — спрашивает она. Ее голос такой низкий, что всем приходится наклониться, чтобы услышать ее. Она заметно сглатывает.

— Нет, — строго говорю я, удерживая ее взгляд. — Но у нас война с другой семьей, — я почесываю царапину на шее, — мы должны приставить охрану к вам с Евой.

Звук стула, грохнувшегося на пол, эхом разносится по комнате, когда Ева кричит: — Нет, черт возьми!

Я позволю одному из братьев разобраться с нашей сестрой. Мой главный приоритет — Джиневра. Я беру ее руки в свои и обнаруживаю, что они холоднее, чем обычно, и слегка дрожат.

— Я позабочусь о том, чтобы телохранители оставались у входа в твое офисное здание. Я знаю, что ты не захочешь, чтобы они мешали тебе работать.

— Работать? — спрашивает она.

— Мне нравится, что ты независима и строишь свою карьеру. Я не хочу отнимать это у тебя. Твоя работа — это часть тебя, которую я люблю.

Она кивает, но ее мысли, кажется, витают где-то в другом месте.

— Теперь вы с Евой сердца этой семьи. Это значит, что иногда у вас будет мишень на спине просто потому, что мы вас любим. Это несправедливо, но я всегда буду делать все, что в моих силах, чтобы вы были в безопасности.

Я каждый день притворяюсь, что иду на работу. Мне трудно рассказать Сорену о том, что произошло. Как я могу, когда он продолжает говорить, как ему нравится, что у меня есть карьера? И как мне сказать ему, что даже если бы я хотела сохранить работу, не могу этого сделать из-за того, кем являются он и мой брат.

Сегодняшний день ничем не отличается от других. Я хватаю свою сумочку и пытаюсь выскользнуть из дома, пока он принимает душ.

— Ты планируешь уйти и не поцеловать меня на прощание? — его низкий глубокий голос эхом отдается за моей спиной.

Я поворачиваюсь к нему лицом и вижу, что на нем только полотенце. Его волосы мокрые, а по телу все еще стекает вода. Я завороженно наблюдаю, как одна конкретная струйка стекает вниз по буграм его мышц, словно на американских горках, а грудь поднимается и опускается при прерывистом дыхании. Боже, мой муж потрясающе красив. Как будто он примчался из душа, чтобы проводить меня.

— Мои глаза здесь, жена, — его взгляд искрится весельем, когда он делает три длинных шага и встает передо мной. — Я так горжусь тобой, Джиневра. Твои амбиции и красота смертельно опасны, — он убирает мои волосы за плечи и пододвигается ближе. Я чувствую, как его твердый член упирается мне в живот. — Втайне мне нравится, что ты так упорно боролась, чтобы получить эту работу, и отказалась от помощи моей семьи. Твое упорство возбуждает меня.

Он целует меня так, словно я для него самое дорогое. Мое сердце учащается, и я надеюсь, что он не слышит, как громко оно бьется. Чувство вины поглощает меня, и я боюсь, что если задержусь еще хоть на секунду, он увидит меня насквозь.

Я отстраняюсь, разрывая наш поцелуй. Его большой палец проводит по моей нижней губе, и он смотрит на меня с любовью. Сорен Моретти любит меня. Я знаю, что он произнес эти слова, но никогда не думала, что увижу это в его глазах.

Воздух между нами наэлектризован. Если я не выйду за дверь, то окажусь голой, и в этот момент я не уверена, что не скажу ему правду.

Я быстро чмокаю его, прежде чем открыть дверь. Тепло его тела, прижатого к моему, остается на моей коже, отгоняя прохладу зимнего воздуха.

Я вхожу в свое старое офисное здание с колотящимся сердцем. Охранника на посту нет, и я забегаю в лифт, оставив сторожевых псов Сорена на первом этаже. Я могу подняться только на второй этаж, дальше потребуется карта доступа. Лифт останавливается, и я выхожу, направляясь к лестнице. Спешу вниз, выходя на улицу. Задняя дверь открывается в переулок, и я осматриваюсь. Охранников нет поблизости.

Свежий зимний воздух окутывает меня. Тепло Сорена давно ушло, и я пытаюсь согреть руки, держа их в кармане тонкого пальто. Откидываю воротник, чтобы прикрыть уши. Я наводила справки о том, во что вляпался Джуд. Ничего хорошего в этом нет, но мне и не нужно было особо копать, чтобы понять это.

Мое внимание привлекает вибрация телефона.

— Привет, Сиенна, — отвечаю я, направляясь к месту назначения.

— Как тебе семейная жизнь? — спрашивает она.

— Хорошо, — я вздыхаю, — на самом деле все идеально, когда есть только он и я. Но мне кажется, что внешний мир хочет разрушить то, что у нас есть.

— Что происходит? — я выхожу из переулка и ловлю на себе взгляд незнакомца, идущего мне навстречу. Мне становится жутко, и я опускаю взгляд на тротуар.

— Мне понадобится не меньше часа, чтобы ввести тебя в курс дела, — кажется неправильным говорить ей об этом раньше Сорена. Я останавливаюсь на углу улицы и смотрю на серое небо. На улице холодно, а солнце закрыто темными тучами.

Я боюсь реакции Сорена, когда скажу ему, что уволилась и что они попросили меня передавать им информацию. Мое сердце учащенно бьется, я не хочу разочаровывать его. Ему не нужен лишний стресс из-за меня, не тогда, когда его семья справляется с тем, чем они занимаются. Он приставил ко мне охрану, потому что у него нет времени убедиться, что со мной все в порядке.

— Ты в безопасности, да? — спрашивает она.

— Все хорошо. Позвоню тебе позже?

— Это один из тех случаев, когда я должна надавить на тебя? — Сиенна знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я сдерживаю свои эмоции.

— Нет, я обещаю. Я позвоню тебе позже, как только смогу рассказать больше.

Я оглядываюсь на улицу. Может, мне вернуться и притвориться больной? Отлично, теперь я чувствую себя виноватой за то, что потеряла телохранителей. Я должна рассказать Сорену сегодня вечером. Вот и все. Я не могу продолжать эту ложь. Она убивает меня изнутри.

Загорается зеленый свет. Мне следовало одеться потеплее. В двух кварталах отсюда есть кафе, где я могу согреться и выпить кофе.

У меня возникает желание оглянуться через плечо, чтобы проверить, не следят ли за мной. Не знаю, почему именно сегодня меня преследует это ощущение.

Ветер дует сильнее, и я ускоряю шаг, оглядываясь назад, не в силах больше выносить это чувство, но ничего необычного не происходит.

Когда я захожу в кофейню, тепло дарит приятное облегчение.