Лучше пойти и проверить.

Сделав глубокий вдох, Иден поднялась на крыльцо и открыла дверь. И, оказавшись в прихожей, тут же услышала, как скрипнул пол. Только теперь звук шел не со второго этажа, а из гостиной.

Наверное, этого не стоило делать, но Иден не рассуждала, она просто прокралась к двери гостиной. Как хорошо, что в прихожей теперь меньше мебели, чем раньше. Помнится, этот путь прежде был намного более извилист. Иден на цыпочках прошла вдоль стены и осторожно заглянула в комнату.

И сразу увидела темный мужской силуэт. Человек держал в руке крошечный фонарик. Интуиция подсказывала Иден, что человек что-то ищет в ее доме. Столовое серебро, которое они с миссис Фаррингтон прятали двадцать лет назад? Или проклятое сапфировое ожерелье, без которого не обходился ни один выпуск телепередач про сокровища?

Неожиданно Иден поняла: человек знает, что она здесь. Он слышал каждый звук, хоть она и старалась передвигаться как можно тише. Но он не поторопился сбежать. И это значит, что он спустился вниз… для чего? Чтобы поздороваться с ней?

«Надо выбираться из дома, – сказала себе Иден. – Пусть шериф разбирается с не в меру любопытными незнакомцами и ночными гостями, а я мечтаю оказаться на улице, подальше от этого человека». Нужно повернуться, сделать три шага к двери, схватить ключи со столика, еще два шага – и она будет на пороге. И побежит к машине. В машине она будет в безопасности. Иден отступила назад как можно осторожнее, но человек в гостиной услышал ее. Он вскинул голову и вдруг как-то очень быстро оказался совсем рядом. Иден увидела, как рука незнакомца протянулась к ней, и он сказал:

– Подождите минутку!

Возможно, у этого человека имелись веские причины находиться в доме. Не исключено, что он был законопослушным гражданином и вообще порядочным человеком. Может, он просто хотел поговорить с ней. Но ни одна из этих мыслей не пришла в голову Иден. Она лишь увидела, как рука протянулась к ней из темноты, и мозг ее затопил ужас, поглотив разум. Сорок пять лет и весь жизненный опыт ничего не значили. Ей семнадцать, и она возвращается домой с репетиции церковного хора. Рука человека протягивается из темноты, и он хватает ее. Тогда она даже не поняла сначала, чего он хотел: родители не посвящали дочь в вопросы секса, а Иден была застенчивой девочкой, не особо интересующейся происходящим за пределами узкого мирка дома и школы. По-настоящему она испугалась, только когда насильник разорвал на ней блузку и больно сжал грудь. А того, что случилось потом, она толком и не помнила.

С того вечера прошло больше двадцати семи лет, и все эти годы Иден мучила себя вопросом: «А что, если бы я начала сопротивляться? Если бы хоть попыталась его ударить?» Она помнила, что плакала и просила не делать ей больно. И тогда он сказал, что если она будет вести себя тихо и послушно, то больно не будет. Иден была так наивна, что почти поверила и даже немного успокоилась после этих слов. Но что, если бы она сопротивлялась ему?

И вот прошлое вдруг вернулось к ней. Только теперь Иден знала, что нужно делать. На этот раз она будет бороться. Интеллигентная современная женщина исчезла, спряталась в самый дальний уголок души, а Иден превратилась в воплощение; ярости. Она бросилась на человека, который выступил из темноты. Она била его, лягалась и царапалась. Человек пытался остановить ее, он что-то говорил, но она не слышала. Тот, другой, много лет назад тоже говорил – и она его послушалась. Он говорил, что не причинит ей боли. Но он причинил ей боль – и страдания физические были ничто по сравнению с той раной в душе, что кровоточила годами. Он сломал ей жизнь.

Когда вдалеке завыли сирены, мужчина по-прежнему продолжал удерживать Иден. Он мог бы применить силу, но случай был не тот, ему было очень жаль испуганную женщину. Он стонал, когда ее зубы вонзались в его плоть, а ее ногти раздирали его кожу. Но ни разу не ударил в ответ.

Распахнулась входная дверь, сверкнули фары и фонари. Зазвучали громкие мужские голоса, незнакомца оттащили от нее, но Иден по-прежнему ничего и никого не видела, кроме своего ужаса перед негодяем, который изнасиловал ее. Иден дралась с прошлым; она не узнала даже Брэддона Гренвилла. Он звал ее по имени, но все было напрасно. Она изо всех сил лупила кулаками человека в форме, пока тот держал ее, давая возможность напарнику сделать инъекцию. Иден дралась до тех пор, пока лекарство не завладело ее телом и не погасило сознания, милосердно отключив измученный мозг.

Иден проснулась и сразу же поняла, что находится в больнице: звуки и запахи сказали ей об этом прежде, чем она открыла глаза. Она разлепила ресницы и оглядела небольшую палату. Напротив кровати висели картины с изображением ракушек на морском берегу, справа тихонько гудел загадочного вида аппарат. Потом Иден увидела стол и вазу, в которой пламенели красные розы. Солнечный свет делал нежные лепестки полупрозрачными, и она поняла, что уже наступило утро.

Иден вновь прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что именно привело ее в эту палату. Воспоминания были не слишком отчетливыми, но совершенно определенно неприятными.

– Доброе утро.

Рядом с постелью появился Брэддон Гренвилл. В руках он держал нежный букет весенних цветов.

– Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросил он. – Лучше?

– Лучше по сравнению с чем, мистер Гренвилл? – Иден попыталась сесть, но тело отозвалось такой болью, что она быстро расслабила мышцы и снова опустилась на подушки.

– Называй меня Брэдом. После того, что нам пришлось пережить ночью, думаю, мы вполне можем перейти на ты и называть друг друга по имени.

– Кто был тот человек? И что он искал в моем доме?

Брэд задумчиво разглядывал линолеум на полу. Иден сразу же поняла, что он не хочет ее расстраивать и это было не ограбление. Значит, она выставила себя полной дурой, подняв тревогу. Вздохнув и собравшись с духом, она сказала:

– Ладно, я готова. Рассказывай, насколько глупо я вчера выглядела и чем все это кончилось.

– Сначала расскажи, что ты помнишь.

Иден уставилась на картинки, висящие на стене. Как ни странно, она лучше помнила то, первое, нападение и все случившееся после него. Родители не позволили ей пойти ни в полицию, ни к врачу. Она посидела несколько дней дома, пока не прошли синяки, и опять отправилась в школу. А вот вчера… Все, что Иден могла припомнить, касалось ее собственных действий. Кажется, она дралась и кусалась. И еще царапалась. Ей стало не по себе. Кто же тот бедняга, которого она отделала?

– Честно говоря, я почти ничего не помню. Я…

В комнату вошел полицейский, и Иден замолчала. Офицер был молод и хорош собой. И еще он едва сдерживал улыбку.

– Признайтесь, нет ли у вас сестры-близняшки? – спросил он. – Не могу поверить, что одна женщина может так много.

– Что? – Иден вытаращила на него глаза.

– Ребята, которые увидели мистера Макбрайда, готовы биться об заклад, что он дрался по меньшей мере с тремя. Брэд, ты уверен, что хочешь завести роман с такой опасной женщиной? Она дерется, как дикая кошка.

– Перестань, Клинт, – попенял Брэд полицейскому. – Ты смущаешь даму. – Однако было совершенно очевидно, что адвокату приятно, что их с Иден как-то связывают вместе. – Бедняжке и так трудно пришлось, а ты еще дразнишь ее. Кроме того, она почти ничего не помнит.

– Это вполне естественно, – кивнул офицер. – Но я все равно должен задать леди несколько вопросов. Итак, в котором часу вы вчера вернулись домой?

– Я не знаю точно. – Иден беспокойно шевельнулась и опять поразилась тому, как измучено ее тело. Словно она весь день таскала тяжести. – Вы не могли бы мне рассказать, что именно произошло вчера? – попросила она.

– Я не думаю, что он станет выдвигать обвинения, – быстро сказал Брэд.

– Обвинения? Против меня? – Иден была поражена услышанным.

Брэд взял ее руку и тихонько сжал пальцы, явно желая успокоить.