Иден шла по Кинг-стрит, с улыбкой разглядывая старые дома по обеим сторонам улицы. Арундел, что в Северной Каролине, был старым – правильнее сказать, старинным – городом. А у таких мест есть одно неоспоримое достоинство – с течением времени они становятся не просто старше, но прекраснее. Иден уехала из Арундела двадцать два года назад, пусть булыжная мостовая теперь еще бугристее, чем раньше – деревья выросли и их корни выталкивают камни, – все равно улица выглядит чудесно, и Иден идет по ней с удовольствием.

Все с той же улыбкой она повернула тяжелую бронзовую ручку на двери и вошла в контору мистера Брэддона Гренвилла. Секретаря не оказалось на месте, и Иден могла спокойно осмотреться. Небольшой холл, со вкусом обставленный мебелью в колониальном стиле, показался ей весьма уютным. Однако самой замечательной деталью интерьера оказалось окно: оно занимало полстены, и из него открывался потрясающий вид на исторический центр города. Вдали, у линии горизонта, блестела вода – там начиналась гавань. Иден стояла у окна, любуясь городом.

Вчера она прилетела в Роли, взяла напрокат машину и приехала в Арундел. На ночь остановилась в доме Тредвеллов – одном из многих старых зданий, переоборудованных под небольшие отели. Вечер выдался теплый, и Иден хотела выйти прогуляться по городу, с которым была разлучена так долго. Она представила себе, как будет бродить по булыжным мостовым, разглядывать старые дома, обходить улицу за улицей… И осталась в номере, осознав вдруг, что у нее просто нет на это сил. Разговор с дочерью накануне отъезда дался ей очень нелегко. До сих пор Мелисса не мыслила жизни вдали от матери, и Иден готовилась к слезам и истерикам, которые неизбежно последуют, когда она сообщит о своем скором отъезде из Нью-Йорка. И была шокирована тем, как дочь приняла известие о предстоящем расставании. Ошибиться было трудно – Мелисса просто не могла скрыть свою радость. И вновь Иден убедилась, что она слишком затянула детство собственного ребенка, и ей давно пора было отселить молодых.

Когда Иден объявила о своем намерении переехать, дочь разревелась, но уже через пару минут слезы Мелиссы высохли, и она мечтательно заявила, что давно собиралась переклеить обои, а Стюарт принялся подсчитывать арендную плату, которую им придется вносить теперь самостоятельно.

Через пятнадцать минут после того, что представлялось Иден очень трудным разговором, она вернулась в свою спальню. Аргументы в пользу ее отъезда, которые она накануне продумывала так тщательно, не понадобились. Похоже, только она пребывала в уверенности, что Мелиссе лучше жить с матерью, а молодых такая ситуация уже давно тяготила.

Иден провела бессонную ночь, а утром отправилась на работу, чтобы сообщить руководству о грядущих изменениях в ее жизни. Незаменимых нет – эта истина особенно актуальна и верна, когда дело касается хороших должностей. Тут же нашелся другой редактор, с энтузиазмом согласившийся принять на себя заботу о писателях, которые до сего дня находились под опекой Иден. Приблизительно неделя ушла на то, чтобы передать дела коллеге, и вот она уже собирает чемодан, пребывая в новом качестве и на новой должности: Иден решила работать внештатным редактором, чтобы иметь возможность самой распоряжаться своим временем. Кроме того, работодатели выдали Иден пачку рукописей, которые ей предстояло прочитать в поисках очередного жемчужного зерна.

Все произошло на удивление быстро и легко. Иден получила письмо каких-то восемь дней назад, и вот она уже упаковала чемодан и готова покинуть Нью-Йорк. Поразмыслив, она позвонила в офис мистера Брэддона Гренвилла и поинтересовалась, пригоден ли дом миссис Фаррингтон к тому, чтобы в нем жить.

– О да, вполне. – У адвоката оказался приятный низкий голос, и Иден слушала его с удовольствием. – После смерти сына миссис Фаррингтон всерьез занялась ремонтом дома. Видите ли, она очень удачно продала один из серебряных чайных сервизов, как оказалось, работы Пола Ревира,[3] так что деньги за него заплатили огромные. И все до последнего цента миссис Фаррингтон потратила на ремонт. Если позволите, я выскажу свое мнение: уверен, она готовила и отделывала дом для вас, мисс Палмер.

Иден едва не расплакалась, так ее растрогали эти слова. «Все-таки кто-то меня действительно любил и думал обо мне», – сказала она себе.

– Мисс Палмер?! – озадаченный долгим молчанием, позвал ее собеседник.

– Да-да, я вас слушаю. Просто… знаете, мне было нелегко смириться с тем, что миссис Фаррингтон умерла. Хоть мы и не виделись много лет, она была для меня другом и близким человеком.

– Миссис Фаррингтон была чудесной женщиной и прожила очень долгую и по-своему интересную жизнь. Мой дед плакал на ее похоронах как ребенок.

– Боже, неужели мистер Гренвилл еще жив?

– Да, однако проклятый Альцгеймер делает свое дело. Дед совершенно не помнит, что было вчера или неделю назад, но его воспоминания о событиях пятидесятилетней давности очень ярки. Не так давно мы застали деда, когда он рассказывал правнучке про свой роман с Элис Фаррингтон и про то, что они с братом и Элис вытворяли под старой ивой на берегу. А девочке, прошу заметить, всего лишь двенадцать лет!

Иден не могла сдержать смех.

– Ах вот как, – улыбнулся адвокат. – Значит, вы тоже знаете эту историю.

Иден вдруг почувствовала, что этот человек, живущий в Арунделе, приятен и близок ей. Это было как нельзя кстати, особенно сейчас, когда она вдруг оказалась не нужна даже собственной дочери.

– Когда-нибудь вы расскажете мне о своем деде, хорошо? – попросила она. – Я хотела бы узнать и его вариант истории.

– Это прекрасная мысль! Думаю, мы можем поужинать вместе и обменяться воспоминаниями.

«Никак он флиртует?» – удивленно подумала Иден.

– Я с удовольствием поужинаю с вами, – произнесла она с кокетливыми нотками в голосе.

– Рад это слышать. Мы с вами увидимся шестого, и, позвольте заверить, я буду ждать этого дня с нетерпением.

Однако, сказала себе Иден, похоже, один из потомков красавца Гренвилла напрашивается на свидание. Да что там напрашивается: он только что явно назначил ей свидание! Но уже через минуту она вздохнула и покачала головой. «Просто мне хочется так думать, хочется верить, что я еще могу кому-то нравиться и жизнь моя не кончена, вот и все. А этот адвокат… Наверняка он женат и у него трое, нет, шестеро детей! Так что ужин получится неинтересным и исключительно деловым».

– Вы мисс Палмер?

Иден обернулась и увидела перед собой очень серьезную молодую женщину. Лет ей было приблизительно столько же, сколько Мелиссе, и она без всякого стеснения рассматривала Иден.

– Да, я Иден Палмер.

Незнакомка протянула руку:

– Меня зовут Кэмден Гренвилл. – Короткий кивок в сторону кабинета: – Он мой отец. – Строго глядя на Иден, она продолжала: – Ему пятьдесят четыре года, на здоровье не жалуется, в прекрасной форме и вот уже три года как вдовец. Все зубы целы, не курит и мечтает встретить женщину, которая способна поддерживать беседу о чем-то, кроме местных городских сплетен.

Иден растерялась, потом засмеялась, решив, что это шутка.

– Посмотрим, что я смогу сделать для вашего отца, – сказала она. – В смысле разговоров, я имею в виду. Я могу говорить об искусстве, политике, книжных новинках и на бытовые темы.

– А как у вас с зубами? – спросила Кэмден. На лице ее по-прежнему не было и тени улыбки.

– Все свои, впрочем, как и волосы.

– Это хорошо, – кивнула девушка и направилась к двери кабинета. Распахнув ее, она жестом пригласила Иден войти.

В кабинете за солидным письменным столом красного дерева сидел очень симпатичный мужчина. Иден сразу заметила, что он широкоплеч и плотно сложен. Костюм сидел на нем идеально – наверняка сшит на заказ, мельком отметила она. Темные с проседью волосы очень украшали Брэддона Гренвилла. Адвокат встал, пожал Иден руку и указал ей на кресло у стола.