Пишет сенатор письмо: «Дорогая, я жив.

Я не забуду о нашей последней прогулке.

В Риме опять неспокойно. Сенат боязлив.

Может быть, скоро зарежут меня в переулке.

Конечно, шучу. Не пугайся. Как ты теперь?

Как твой супруг? Как погода? Опять дожди?

Здесь очень жарко. Всё время открыта дверь.

Чую, сгорит наш город, того гляди.

Ночь на холме у реки я забыть не могу.

Что же теперь? Ноют кости и ломит в шее.

Может, на той стороне, на другом берегу

Будем такие же мы, но уже смелее».

Пишет испанец: «Здравствуй, моя Леонор.

Даже не знаю, увидишь ли ты мой почерк.

Вчера эти твари, индейцы, спустились с гор.

В их перекошенных лицах – весь ужас ночи.

Слабость, жара и болезни, дремучий лес,

Этот мерзавец Агирре теряет разум.

Тоже мне, божий гнев, хромоногий бес,

Вот бы его связать и прикончить разом.

Забыть нашу ночь у реки всё никак не могу.

Никто никогда не узнает, о чём жалею.

Может, на той стороне, на другом берегу

Будем такие же мы, но уже смелее».

Пишет профессор: «Покорный своей судьбе,

Снова пишу тебе, дорогая Хильде.

Никто не узнает, что я посвятил тебе

Книгу мою о Зигфриде и Брунгильде.

Вагнер вчера заходил. А моя борода

Стала седой. Лучше лысому, чем седому.

Кажется, вроде я счастлив, но всё ж иногда

Хочется все изменить и зажить по-другому.

Только тебе никогда и ни в чем не лгу.

Помни: весенний Берлин, ледяная Шпрее.

Может, на той стороне, на другом берегу

Будем такие же мы, но уже смелее».

Пишет солдат: «Дорогая Танюша, я жив.

Только похоже, что жить мне уже недолго.

Немцы утюжат из пушек, а мы лежим

В этих холодных окопах. За нами Волга.

Танечка, Таня, они подобрались к нам,

Значит, всё скоро накроется ржавой каской.

Пальцами я бы провёл по твоим губам,

Если бы пальцы не пахли ружейной смазкой.

Танюша, я мёртв. Но знай – я не сдал врагу

Речку, где рядом стояли мы, руки грея.

Может, на той стороне, на другом берегу

Будем такие же мы, но уже смелее».

К полуночи Рим засыпает. Огни впереди.

Солдаты шагают по улице ровно и гулко.

Укутавшись в тогу и спрятав письмо на груди,

Сенатор выходит во двор и идёт к переулку.

Старик не спит. Тяжелы шаги.

Закрыта книга. Погас огарок.

Вода на блюдце. В воде круги.

Они готовят ему подарок.

Старик боится. Старик один.

Второй и третий, четвертый, пятый —

Они глядят из его картин,

Из гордых лиц белоглазых статуй,

Они древнее святых огней,

Древнее копий, мечей и луков,

Древнее дерева и камней,

Древнее памяти, слов и звуков,

Древнее солнца и чёрных дыр,

Они становятся ночью снами.

Они сегодня увидят мир

Его глазами.

Они бесшумно закрыли дверь,

Теперь пустует его квартира.

Они расскажут ему теперь

О том, что есть за оградой мира,

О том, какой у вселенной цвет,

О том, что звёзды уже остыли,

О том, что белый его скелет

Лежит под слоем холодной пыли.

Расскажут сказки из старых книг,

Которым не было больше веры,

О том, что будет, когда старик

Разрежет купол небесной сферы,

Где пляшет бог с миллионом глаз,

В беззвёздном небе смеясь над нами.

Старик сегодня увидит нас

Его глазами.

Мой товарищ лежит у развалин стены, и лицо его стало другим.

Наши глотки разодраны и сожжены, в наших легких отравленный дым.

Вот пришло это время, пора умирать, мы дожили до этого дня.

Вы сегодня убили его и убили меня.

Я кусаю платок окровавленным ртом, я ногтями сдираю покров.

Как у вас там, германцев, в легенде о том корабле из ногтей мертвецов,

Что придет на последнюю битву по льду из обители вечного сна

В ночь расплаты, когда океаны промёрзнут до дна.

Я хочу, чтобы враг слышал собственный вой и удар моего сапога,

Я мечтаю о том, чтобы мёртвой рукой дотянуться до шеи врага.

Ваши бомбы, винтовки и ваши штыки не помогут вам взять Осовец,

Мы еще не узнали, кто здесь настоящий мертвец.

Мой товарищ встает, я встаю рядом с ним, мы стоим

на сгоревших ногах.

Я стреляю сквозь едкий отравленный дым, мне понравилось видеть ваш страх.

Мне награда теперь – не кресты на груди, а на ваших могилах кресты,

Мне приятно смотреть, как у вас перекошены рты.

Кисло-сладкая кровь наполняет мой рот, но мой голос – огонь батарей.

Я покинул теперь человеческий род, я уже не из рода людей.

Я легенда, я шепот Лесного Царя, я покойник, идущий вперёд,

Я дракон из пещеры, я призрачный дух из болот.

И теперь вы хотите вернуться домой, вас пугает ходячий мертвец.

Вы боитесь меня, потому что со мной Мать-Россия и Ужас-Отец.

Вы бежите по выжженной вами земле, как бежали когда-то по льду,

Вы отправитесь в ад, я поймаю вас даже в аду.

И в аду я сожгу ваши души дотла, чтобы снова увидеть ваш страх.

К вашим фрау вернутся лишь ваши тела в крепко сбитых немецких гробах.

Я сильнее вас всех, и поэтому вы не дождетесь моих похорон.

Вот я мёртв – и костлявой рукой досылаю патрон.