На Марсовом поле сегодня особая дата.

Приди туда ночью и вспомни, что видел во снах.

За час до рассвета на поле приходят солдаты,

Убитые в разное время и в разных местах.

Здесь тысячи мертвых солдат всех эпох и народов,

Из пепла, из древних курганов, обугленных лодок,

Из выжженных бункеров, из потонувших галер.

Вот лучник Ассирии, с ним его верные стрелы.

За ним, подпирая копьем непослушное тело,

Стоит пополам перерубленный легионер.

И здесь же стоит кривозубая рать Чингисхана,

Их лица ужасны и так же ужасны их раны.

За ними – железные рыцари в черных крестах.

Драгуны в изрезанных саблями синих мундирах

Сидят у костра, говоря о своих командирах,

О долгих походах и славных прошедших делах.

Сидит на броне, прикурив от чужого окурка,

Советский танкист, вот его обгоревшая куртка,

На месте, где должен быть орден, чернеет дыра.

Вот немец, раздавленный танком, поднялся из грязи.

Еще один только пришел, он убит под Бенгази,

Открыт его рот – перед смертью он крикнул «Ура!».

Все эти солдаты, познавшие гибельный запах,

В истлевших шинелях, в изъеденных ржавчиной латах,

Уснувшие в тесных объятиях братских могил,

Давно разучились стареть, им не снятся кошмары,

Вовеки веков не страшны им небесные кары,

Не падали звезды и ангел еще не трубил.

Не двигайся, слушай молчание, будь осторожен.

Привыкни к тому, что здесь пахнет обугленной кожей,

Смотри и не бойся гноящихся ран на груди.

Им хочется спать. Скоро утро. Солдаты устали.

Предутренний ветер срывает с мундиров медали.

Теперь уходи.

Сегодня так жарко, что красные звезды с фуражек

Стекают горячей эмалью в густую траву.

Сознание трудно все время держать на плаву:

Мы знаем, что сон пробирает врага до мурашек,

И мы ему снимся, но видим его наяву.

Мы снимся, как снится туман над железной дорогой,

Как запах болота, как шепот в густой тишине,

И наши товарищи знают, что сны о войне

Всегда остаются с солдатом тяжелой тревогой,

Еще тяжелее винтовки на мокрой спине.

Сквозь душное марево над бесконечным пожаром

Мы видим, что солнце похоже на красную медь.

Мы знаем, что явь, а не сон, обернется кошмаром,

И наш командир на секунду покажется старым,

Как если бы вдруг командиры умели стареть.

Пусть бьет пулемет в нашу сторону без остановки,

Пусть рушатся башни и статуи падают ниц.

Мы целимся сквозь пелену окровавленных лиц.

Не дрогнет рука, не опустится дуло винтовки

В строю васильковых фуражек и алых петлиц.

Отправление. Синий вагон. Белоснежная скатерть.

Я один в этом поезде. Все это было со мной.

Проводница. Она недоверчиво смотрит на паспорт.

Улыбается: это не вы, это кто-то другой.

Подстаканник, дрожащая ложка, пятно на рубашке,

Полотенце, кричащий ребенок, граненый стакан,

Огоньки за окном, пограничник в зеленой фуражке,

Вот тебе две монеты, не надо смотреть в чемодан.

Раздави нас, безжалостный май, растопчи наши лица,

Раздави, как умеешь, – ты знаешь, как нас расколоть,

Прорастай через наши тела, как густая пшеница

Прорывается после войны через мертвую плоть.

В жадных поисках нового праздника, в поисках чуда,

Исключений, всего, что запрятано в темных углах,

Чтобы здесь и сейчас, чтобы сразу, везде, ниоткуда,

Чтобы черти в аду утопились в своих же котлах.

Мы упрямые, мы неземные, мы славы небесной

Заслужили сполна, и теперь нас увозят на фронт.

Торопись. Поскорее. На небе становится тесно.

Ледяные созвездия рухнули за горизонт.

Все закончится утром, исчезнет, покроется пылью,

Я проснусь в совершенно другой черно-белой стране,

О которой мы знали всегда, о которой забыли,

О которой лишь бронзовый вождь вспоминает во сне.

Огоньки за окном, пограничник, фуражка, винтовка,

Фотография в паспорте, да, это кто-то другой.

Все закончилось. Утро. Вагон. Проводник. Остановка.

Это ангел-железнодорожник приходит за мной.

В темноте и при свете тревожного дня, и в ночи, и в беспамятном сне

Кто-то видит меня, кто-то знает меня, кто-то помнит всегда обо мне.

Это родина крепко меня обняла – горяча, ненасытна, нежна,

Так тонка её шея и кожа бела под одеждой из мягкого льна.

Этой ночью она усыпила меня, прикоснувшись рукой до лица.

Я купался в реке, я увидел коня, он тащил за собой мертвеца.

И была его жаркая грива красна, как душистый осенний сумах,

И багряным закатом сияла спина, и рубины искрились в глазах.

Красный конь искупается в красной реке, отмывая болотную гниль,

Наблюдая испуганно, как вдалеке поднимается красная пыль.

Из земли выбивая копытом свинец вместо сладко звенящих монет,

Он мечтает о том, что однажды мертвец снова сядет ему на хребет.

Знает он, что однажды от крепкого сна, вдруг услышав беспомощный крик,

Встанут древние люди, похожие на великанов из сказочных книг.

Тяжелы их шаги, голоса их – как гром, со звездою у каждого шлем.

Всё, что было на свете, окажется сном, всё, что было ничем, – станет всем.

Всё однажды случится. Всё это не зря, и когда-нибудь конь подо мной

Остановится там, где в конце ноября будет пахнуть весенней грозой.

Так и будет, и утром последнего дня мы поскачем на красном коне.

Ненасытная Родина любит меня и не сможет забыть обо мне.